Онтологические прогулки

Начало

Сон девятый

Ничто к Власти и Пустота к Господству

«Я учу не примитивной замене одного человеческого правления на
другое, ещё более человеческое, но жесточайшему захвату абсолютного
превосходства через Ничто к Власти и утверждению тотального преобладания
через Пустоту к Господству. То есть: имеющий уши...находит их
уже отрезанными». (Азсакра Заратустра «Ничто к Власти и Пустота
к Господству»)

Если бы атомная бомба могла философствовать, то она непременно
бы утверждала, что её философия – ни для кого, но в том-то и дело,
что её убивающая мудрость – только для всех. Так говорит современный
философ и поэт – мистик Азсакра Заратустра, суровый создатель
легендарной тысячестраничной и всецело пустотной «Библии Ничто,
Библии Пустоты». Эта книга книг представляет собой то, что Мирча
Элиаде называл «иерофанией»: проявление священного в мирском,
концентрацию мощи абсолютной пустоты.

Мистические интуиции часто бывают сложными для восприятия, ибо
только всё мелкое и бесспорное безусловно понятно. Составленное,
в основном, из высказываний Азсакры свободное изложение его взглядов
представляет собой prolegomena к философии ничтовластвования и
испустошения (пустотогосподствования), что и должно в ближайшем
будущем, по его словам, «создать эффект Окончательного Отсутствовластия,
которое, в свою очередь, приведёт к аннигиляции всей человеческой
Системы повсеместного правления «того же самого» духа тяжести.

В полдень, когда умолк мистический диалог, происходивший в абсолютном
молчании, змея внезапно укусила Заратустру в губы. Заратустра,
погладив её, засмеялся и мгновенно настиг смерть. Орёл, который
принёс мёд в клюве для Заратустры, застал лишь его труп. « – Я
убийца Заратустры!», – подползая, прошипела змея. Орёл схватил
её когтями и живьём разорвал на куски. После этого кричащий орёл
взмыл в клубящееся чёрными грозовыми тучами небо и тут же в мгновение
ока был испепелён ударившей в него молнией. Но и молния, которая
есть Сверхчеловек, тоже гибнет. Последней ярчайшей вспышкой молнии
закончился закат Заратустры. Великое кольцо возвращения замкнулось
смертью в смерти, ибо только в жесточайшей гибели заключается
тайна главного перехода.

Ницшеанский Сверхчеловек умер и теперь не вернётся, даже, если
его наделить новой, ещё неизведанной никем волей к власти. Вместе
со смертью Сверхчеловека исчезает дьявол – так и неразгаданная
никем тайна Зла с большой буквы. Иными словами: сегодня абсолютное
Зло уже нельзя ни помыслить, ни спроецировать. В мире остался
лишь «перманентный человек», который обречён вечно возвращаться
к самому себе, реализуя своё жалкое и трусливое «человеческое,
слишком человеческое». Но, именно в момент триумфа «повсеместного
человека», по ту сторону всех по-ту-сторон, из гибели Сверхчеловека
рождается Сверхноумен – само Ничто, которое так же, как и каждое
«сверх», неистово стремится только к одному: настигнуть смерть.

«Две реанимации, сильные отравления, некрозы, обширные ожоги,
глубокие колотые и резаные раны, открытые переломы, разрывы мышц
живота от ударов кастетами, сильные заражения крови, потеря правого
глаза. Но всего этого недостаточно. Однажды, после удара кувалдой
в сердце меня спросили: что это, война или мясная лавка? Треск
стрекозы в огне, ответил я». (Азсакра Заратустра. «Ничто и Ничто
к Власти»)

Чистая пустотная мудрость Сверхноумена есть страшная мудрость.
Она даёт четыре основных императива:

1) Не родиться; 2) Не существовать; 3) Быть Ничто; 4) И, следовательно,
как можно скорее настигнуть смерть.

Сверхноумен-Ничто разрушает все мыслимые и немыслимые
пределы рационализма и иррационализма. Для того, чтобы являть
Ничто к Власти, не нужно переоценивать все ценности. Достаточно
устранить все ценности и всех оценивающих эти ценности, включая
само «ничто». Воля к Власти Сверхноумена, в отличие от человеческой
воли к жизни, есть лишь бесконечное превышение всех ставок смерти.
Это уже всецело иной мир – мир как воля и истребление. Усилить
мощь всего живого – значит укрепить силу всего мёртвого. Рождение
ничто из духа Ницше означает рождение крайнего буйства жизни из
духа Ничто. Такова боевая пустотная стратегия преодоления традиционного
нигилизма с помощью антифилософии Великого Полдня.
Таково пустотное царство Заратустры, утверждённое как проекция
ницшеанской воли к мощи через Ничто к Власти и Пустоту к Господству.

В области смерти мышление мыслит и воля волит – скрыто, тайно,
интуитивно. Ибо только здесь возможно мышление без страха. Нужно
всегда помнить о том, что всякая секунда, которая проживается
или мыслится, несёт в себе страх. Поэтому драконы ужаса должны
пожрать драконов страха. Любые философские опоры лишь помогают
сохраниться страху, поэтому они должны быть жестоко истреблены.
Пришло время нанести всей философии завершающий удар, как заключительное
протыкание мечом отсутствия шеи побеждённого присутствия. Необходимо
безумием Ницше счищать сумасшествие всей философии как тотального
мыслетрусия. Для мужчины нет ничего выше этого – мыслить как Ницше
и умирать как Мисима. Средневековый японский самурай (Дух, всегда
готовый к разрыву) сказал бы так: нужно доверять только голосам
мёртвых героев. Нельзя доверять тем, кто уцелел. Каждый подлинный
мыслитель опасен, опасность рождает истину. Мыслить опасно – значит
мыслить крайними избытками смерти. Даже если тебе целятся из револьвера
в голову – не торопись отступать. Лишь в пустоте пустота пустотно
пустует.

Ум способен стать Богом, но твоё тело всё равно будут резать и
расчленять. Мало того, тело должно быть готово к самой ужасающей
истине – абсолютному разрыву Духа. Необходим подъём на самые головокружительные
высоты смерти, где «всех», как «всех, слишком человеческих», неумолимый
Дух разрывает в клочья. Разрывание и расчленении всегда совершеннее,
чем озарение и просветление. Поражение было бы слишком лёгким
исходом для человека и потому человек его не получит. Всё будет
намного страшнее. Кто боится погибнуть, как собака или быть раздавленным,
как муравей, погибнет во сто крат хуже – человеком. «И кого вы
не научите падать, того – ещё быстрее – сделайте падалью!». Так
говорит Азсакра Заратустра.

В отличие от человека все звери всегда настигают смерть избыточно
и достойно. Нет большего счастья, чем жить вне людей, среди хищных
орлов и ядовитых змей. По Азсакре: самый крохотный раздавленный
червь – в своей смерти – более Бог, чем сам Бог. К примеру, обычно
считают, что понятия «курица» и «героизм» взаимоисключают друг
друга. Между тем, именно курица способна к самому крайнему проявлению
волетела – эффекту отрубленной головы. Именно в этой точке смерти
курица совершеннее любого тигра. Больше того, в этом сверхжизненном
порыве волетела она, хотим мы того или нет, превосходит даже Мисиму.
А это значит – не человек, не Бог, но только одна смерть имеет
искомую храбрость домыслить всё до конца. Нам нужно иметь мужество
мыслить подобно Смерти – начертывать её всегда с большой буквы!
Неумолимо наступать собственной Гибелью вопреки всему. Каждый
конкретный и абсолютный закон должен быть нарушен и убит с помощью
Ничто к Власти и Пустоты к Господству. Для этого нужны лишь непрестанные
и неуловимые пустотные воли самой сияющей Смерти. Высший опыт
отрешённой гибели подчёркивает мизерность и убогость любого человеческого
правления силы, каждого homo-носного диктата по сравнению с мощью
разрыва духа. Мы должны действовать вне цели, оправдания и смысла,
проявляя лишь роскошь максимальной агрессии Духа. Не столько жить
содержательным «человеком», сколько непрестанно сражаться наиболее
крайним избытком пустотного «Сверх». Абсолютное Ничто к Власти
неостановимо и мощно, ибо раз и навсегда бесполезно. В этом ничто
нет ни многих, ни единственного. Соответственно Ничем как Пустотой
к Господству не сможет воспользоваться никто, кроме роскошного
в своей избыточной агрессии Сверхноумена.

«Я учу истреблять учеников. Подлинная школа борьбы – это храм
без верующих. Я – крайняя опасность Пустоты и все, кто идёт по
моим следам, так и не увидев их, исчезают». (Азсакра Заратустра.
«Ничто и Ничто к Власти»)

Истинное Небытие – это истребление похорон, похоронных обрядов
и похоронного мыслетрусия. Похороны есть трусливое и постыдное
удаление «всего человеческого» от ужасающего мужества трупа. Во
всём, жестоко убитом, всегда остаётся Ничто, которое мстит миру
всегда и поэтому оно (как Ничто к Власти) ещё обязательно прыгнет.
Это Ничто к Власти, как одновременное уничтожение верха и низа,
господства и анархии, порядка и хаоса. А из Ничто к Власти всегда
следует Пустота к Господству как прицельное добивание всего остального.
Убить мир как слабость – значит превзойти его не силой, а отсутствием,
то есть вынудить жизнь жить именно и только самим Небытием. «Слабые
люди робеют перед чистым энтузиазмом, они не в состоянии вынести
жара его огня», – писал Альфред де Виньи. Отсюда упражнения в
активном «настижении смерти» всегда направлены не против сакральных
принципов жизни, не contra жизневластия, но лишь против профанных
способов «умирания», «подыхания», «отрупливания». Таким образом
– эти «упражнения в смерти», неистовые «броски в гибель» подготавливают
Сверхчеловека для последующих сражений в Абсолютном Ничто, то
есть Сверхчеловек неустанно практикуется именно в том, чтобы его
чистое «Сверх» превзошло частичного и мелко-пристрастного «человека»,
возвысилось до видения всеобщего Несуществования в его универсальной
перспективе Сверх. И путь этот всегда один: от Сверхчеловека –
через его Гибель – в Сверх Без «человека»; а затем
и ещё дальше – в Сверхноумена. Зачем? Даже один атом
смерти ценнее миллиардов частиц спасения и сохранения, ибо труп
мужественнее Духа. Труп – это само великое схватывание Духа в
его неожиданной трусости. Невозможно жить без проектов собственной
смерти. И не только без самой Смерти, но и без планов по дальнейшей
зашифровке трупа. Это означает, что, несмотря на гибель, необходимо
продолжать изумлять, ужасать и загадывать мир собственным «истреблённым
телом». Если, конечно, не дрогнут те, кто должен участвовать в
этом. Но и без них возможно обойтись.

  «Смеющимся львом идти по костям Конфуция.
   Пустота безжалостней, чем битва и революция.
   Пока дао мягко сжимает кулак – 
   Никто настигает ничто – не умирая никак.
   Ничто настигает никто – не оживая никак». (Азсакра Заратустра. «Ubernoumen»)

В Ничто ничего никогда не меняется, кроме Ничто к Власти – таков
непреложный закон Ни Для Кого. Но разве иллюзия мира,
усиленная через иллюзию человека, не есть чернь? Мы ненавидим
мир не за то, что он «мир», а за то, что он – «быдло», скопище
трусливых ублюдков. Поэтому если рабы не дремлют, то и господа
не спят. Если Пустота отсутствует и не приказывает, то приказывает
и волит Пустота к Господству.

Необходимо научиться использовать тайную мощь наиболее непроявленных
сил, превосходств и преобладаний: небытие (храбрость), несуществование
(смелость), отсутствие (отвагу), пустоту (решимость), ничто (мужество).
Сверхцель Будды до «будды» – четвёртый (истинный) поворот
колеса дхармы, который возвестит приход ничто к власти и пустоты
к господству. Абсолютно нет ничего «существующего», кроме
ничто к власти. Ничто есть ничто иное как Ничто к Власти, переходящее
в Пустоту к Господству. Ничто к власти стремится сделать каждого
Заратустру одновременно солдатом и вождём Пустоты к Господству.
Оно не наделяет исчезнувшее нечто жизнью в ничто, но, напротив,
уничтожает само Ничто. Если идти больше некуда – это и будет началом
движения с помощью Ничто к Власти, когда нападать больше нечем
– это и станет началом применения Пустоты к Господству. «Только
в силу того, что я не существую, я истребляю и захватываю. Любая
форма – лишь след моего пустотного насилия внутри меня же самой».
– Так говорит пустота, которая изначально есть Пустота к Господству.

Каждый, кто живёт на лезвии ножа, крайне болезненно ощущает нестерпимый
упадок Пустоты, её тысячелетний буддийский декаданс. Есть только
два вида войны: сильное сражается с сильным за превосходство в
гибели или слабое борется со слабым за подачку выживания и последующее
мягкогниение в трусости. Возникает главный вопрос: хочет ли Пустота
убивать? Ответ: ещё больше, чем всё остальное!

Самый испустошающий изыск: Пустота к Господству всегда убивает,
но не оставляет ни трупов, ни их отсутствия. Ничто к Власти всегда
разрушает, но не оставляет ни руин, ни отсутствия руин. Что мы,
как Ничто к Власти, можем любить вечно? Только Пустоту к Господству...

И когда чёрное солнце ничто воссияет рядом с белым солнцем Пустоты
– смеющийся лев Ом прыгнет в свой Великий Полдень.

Сон десятый

Философия несуществования

«Нельзя допускать вообще никакого бытия…» (Ф.Ницше)

Жил-был человек, которого не было…

Ноль изображённый в виде круга указывает на абсолют, пребывающий
внутри этого круга. Если ноль изображают в виде овала, его стороны
обозначают процессы нисхождения и восхождения. В символике ноля
присутствуют небытие, мысль и таинство. Ноль – соединение бесконечно
малых и бесконечно больших величин, исток всех чисел, сам себя
замыкающий круг мира. Ноль символизирует как вечность, беспредельность,
так и пустоту, несуществование, идеальный, запредельный мир.

«Я родился мёртвым, повторяю я себе. Все мертвы, отвечаю я себе
на это. Да, они мертвы при жизни, только большинство из них не
знает об этом, а я уже начал понимать. И самое отвратительное,
что я понял это в самом конце своей жизни, когда ничего не могу
изменить и когда слишком поздно сносить такие удары судьбы», –
размышлял герой Алана Силлитоу. В отличие от «живых трупов», полностью
умершие мёртвые – покойники – пребывают в покое, а покой – это
мощь свободы, которую ничего не способно потревожить, состояние
совершенства небытия. Бесчисленные поколения умерших и оставивших
нам свои мысли мудрецов являются идеальными собеседниками. Они
несуществуют абсолютно, а мы пока сохраняем ошибочную видимость
условного «существования». Об этом в своё время прекрасно сказал
Лихтенберг: «Если и случается когда похоронить живого, то сотни
других, в сущности мёртвых, продолжают цепляться за землю». Мир,
представляющий собой самоограничение ничто, населяют персонажи,
выдающие себя за живых. К примеру, когда происходит война, это
означает, что одни иллюзии убивают другие иллюзии, поскольку воюют
умершие. Не только пророков покоя любят слушать покойники. Сказано:
«Бог не есть Бог мёртвых, но живых». Но мёртвым в ещё большей
степени, чем живым необходимы своя религия и своя философия.

Движущей силой любой честной философской системы являются идеи,
возникающие из душевной тревоги, вызванной злом, которое безраздельно
господствует в мире. Иллюзия мира – это и есть зло. От шокирующих
истин стараются уклониться, но тем меньше поводов их смягчать.
Обычно тотальную несправедливость очень ярко ощущают подростки.
С годами восприятие притупляется и люди привыкают к окружающему
злу: мир воспринимают как данность, а свои представления о нём
– как житейскую мудрость, поскольку «так легче жить». Но это мыслетрусие
и самообман: дети более мудры по сравнению со взрослыми.

Философия несуществования (нонэкзистенциализм) не имеет ничего
общего с подавляющей массой бюрократических текстов современной
казённой «философии» (софоложества), которые сочиняются или как
руководство для студентов и аспирантов, или с целью получить учёную
степень или поддержать свою профессорскую репутацию, или, наконец,
чтобы просто сделать денежный оборот. Эта философия создаётся,
чтобы дать слово несуществующему. Так же, как врач прописывает
лекарства больному, чтобы прервать его галлюцинации, так и философия
несуществования утверждает, что ничего нет. Она предназначена
для людей с храбрым сердцем, которые способны бесстрашно принять
все содержащиеся в ней интеллектуальные вызовы, как бы ни были
они разрушительны для господствующих представлений о реальности
и ценностях.

Философия несуществования представляет собой объяснение мира и
человека с позиций небытия, имеющего два уровня – абсолютный (собственно
небытие) и относительный (несуществование, которое проявляется
как видимость «существования»). Основной тезис: небытие есть,
а бытия нет. Смысл нонэкзистенциализма заключается в том,
что человек постоянно находится перед выбором узкого пути
подлинного небытия (уже-небытия), в котором он в полной мере обретает
свою истинную пустотную природу, или широкого пути
небытия условного (ещё-небытия, или несуществования). Условное
небытие не есть реальное бытие, так же, как занятые в долг деньги
не являются подлинным богатством. Что не вечно, то несуществует,
поэтому вечно лишь отсутствие «существования».

«Слово «гэн» означает «иллюзия» или «привидение». В Индии человека,
который показывает фокусы, называют «гэндзюцуси», или «мастер
создавать иллюзии». Всё в этом мире – всего лишь кукольное представление».
Так учит кодекс чести самураев «Хагакурэ».

В качестве главного орудия иллюзии мира выступает время, но оно
иллюзорно, как и сам мир. Поэтому всякая вещь, которая когда-нибудь
станет пустотой, в действительности уже сейчас является пустотой,
то есть, несуществует. В принципе, мы все несуществуем, только
некоторые из нас думают, что они «существуют». С большинством
людей происходит примерно то же самое, что и с патологическими
скрягами: они принимают средства за цели и, позабыв о целях, судорожно
цепляются за средства. Пустота – это обладающая самосуществованием
субстанция, всё остальное – её проявления. Любая форма –
это пустота, а пустота – это любая форма. Поэтому истинный ответ
на экзистенциальное вопрошание – кто я? – возможен всего лишь
один: я есть самосознание пустоты. И, как таковое,
временно заброшен в несуществование для осознания всеобщей пустотности
мира и последующего растворения в абсолюте. В этой связи, видимо,
прав был Фалес, который заявил, что между жизнью и смертью нет
никакой разницы и, когда его спросили, почему же он в таком случае
не умрёт немедленно, ответил: именно поэтому. В конце концов,
всякая вещь, в той мере, в какой она (не) существует, стремится
продолжать пребывать в своём несуществовании.

Здесь необходимо задержаться и предельно честно ответить на вопрос
о самоубийстве, который Альбер Камю справедливо назвал основным
вопросом философии. Согласно утверждению Кьеркегора, самоубийство
представляет собой неизбежный экзистенциальный вывод интеллектуализма.
Всякий интеллектуализм, когда разовьётся до своей завершающей
стадии, должен закончить нигилистическим бунтом. Не является ли
для божества наказанием то, что оно не в состоянии, несмотря на
всё своё всемогущество, покончить жизнь самоубийством? Получается
что, в силу обладания возможностью самоуничтожения, человек оказывается
могущественнее богов.

По Гегелю субстанция духа есть свобода. «Всякий, кто хочет главной
свободы, тот должен сметь убить себя. Кто смеет убить себя, тот
тайну обмана узнал. Дальше нет свободы, тут всё, а дальше нет
ничего», – рассуждал герой романа Достоевского «Бесы» Кириллов,
которого Бердяев называл «самым благородным и возвышенным из самоубийц».
Если мы ещё живы, значит, мы что-то в себе уже предали: в этом
заключается метафизическая неизбежность самоубийства. При отсутствии
идеи о бессмертии самоубийство становится совершенною необходимостью
для всякого человека, чуть-чуть поднявшегося в своём развитии
над скотами. В элегии греческого поэта Феогнозия эта немудрёная
мысль высказывается с сугубой честностью и удивительной определённостью:
«Было бы лучше, если бы дети земли не рождались вовсе. Но раз
они уж родились, то самое лучшее для них – возможно скорей пройти
через ворота подземного царства». Французский мыслитель Вольтер
именовал жизнь злой шуткой, а оптимизм определял как издевательство
над всеобщими страданиями. В подобном ключе высказывался и Байрон:
«Сочти радостные часы, которые ты пережил, сочти дни, свободные
от тоски, и знай, кто бы ты ни был, что есть нечто лучшее – не
существовать». В своём произведении «Ночные бдения» немецкий философ
Шеллинг изобразил жизнь как трагикомедию, которая не стоит того,
чтобы в ней участвовать и в которой главные роли назначаются самым
бездарным исполнителям. По мнению Шеллинга, мы все представляем
собой замаскированное небытие: «Скелет смерти всегда мелькает
позади этой жадно глядящей маски и жизнь есть ничто иное, как
колпак и побрякушки, в которые наряжается небытие для того лишь,
чтобы произвести шум и затем изорвать и отбросить их далеко от
себя». Жизнь бессмысленна и ничтожна во всех своих формах, – утверждал
Филипп Майнлендер. Космос, с которым она слита, всеми своими проявлениями
устремляется к одной единственной цели – к смерти. Таким образом,
если и «существует» смысл жизни, то он заключается в достижении
абсолютного ничто, в отрицательности, в аннигиляции жизни.

Вернёмся к роману «Бесы», в котором Достоевский рассказал историю
духовного бунта инженера Кириллова, Самоубийство Кириллова представляет
собой мятеж против унизительного рабства человеческого духа, заброшенного
на перепутье между бессмысленностью жизни и страхом смерти. «Я
три года искал аттрибут божества моего и нашел: аттрибут божества
моего – Своеволие! Это все, чем я могу в главном пункте показать
непокорность и новую страшную свободу мою. Ибо она очень страшна...Два
предрассудка удерживают, две вещи, только две; одна – очень маленькая,
другая – очень большая. Но и маленькая – тоже большая. Маленькая
вещь – боль, но её можно перетерпеть, большая вещь – страх перед
Богом, но его нет», – рассуждал Кириллов. Нет ли? «И ещё поступок
Кириллова – это попытка разбудить спящего Бога, услышать от него:
«Не стреляйтесь, Алексей Нилыч, Я есмь, всё в порядке», – с иронией
прокомментировал Акунин. «Libert;, ;galit;, fraternit; ou la mort!
Kiriloff, gentilhommes; minariste russe et citoyen du monde civilis.
(Свобода, равенство, братство или смерть! Кириллов, русский дворянин
– семинарист и гражданин цивилизованного мира)» – издевательски
подписал свою последнюю записку Кириллов.

«Невольно мне представлялось, что там где-то есть кто-то, который
теперь потешается, глядя на меня, как я целые 30-40 лет жил, жил
учась, развиваясь, возрастая телом и духом, и как я теперь, совсем
окрепнув умом, дойдя до той вершины жизни, с которой открывается
вся она, – как я дурак – дураком стою на этой вершине, ясно понимая,
что ничего в жизни и нет, и не было, и не будет. «А ему смешно...»
Но есть ли, или нет этот кто-нибудь, который смеётся надо мной,
мне от этого не легче. Я не мог придать никакого разумного смысла
ни одному поступку, ни всей моей жизни. Меня только удивляло то,
как мог я не понимать этого в самом начале. Всё это так давно
всем известно. Не нынче – завтра придут болезни, смерть (и приходили
уже) на любимых людей, на меня, и ничего не останется, кроме смрада
и червей. Дела мои, какие бы они ни были, все забудутся – раньше,
позднее, да и меня не будет. Так из чего же хлопотать? Как может
человек не видеть этого и жить – вот что удивительно! Можно жить
только, покуда пьян жизнью; а как протрезвишься, то нельзя не
видеть, что всё это – только обман, и глупый обман! Вот именно,
что ничего даже нет смешного и остроумного, а просто – жестоко
и глупо», – рассуждает в своей «Исповеди» другой русский мыслитель,
Лев Толстой.

А что же прогресс? В конечном итоге никаким становлением ничего
не достигается и ничего не обретается, за исключением самого ничто.
Любой прогресс, как увеличение иллюзорного «существования», неизбежно
приводит к увеличению страдания, в результате мир стремится стать
хуже, а не лучше. Наука представляет собой кладбище идей: трагизм
человеческой комедии не нуждается в научной логике. Наука считает
волоски на хвосте у сфинкса лишь потому что боится взглянуть ему
в глаза. «Весь наш род людской не что иное, как утомительная процессия
призраков, бредущих из небытия в не-бытие, а гуманность –
это самое бесчеловечное, что мы только знаем», – написал
в книге «О трагическом чувстве жизни» великий испанский пессимист
Мигель де Унамуно. Действительно, ещё в 19 веке неизлечимые больные
как правило относительно быстро переходили в абсолют небытия,
в то время как сегодня им приходится предварительно пострадать,
подвергаясь всевозможным истязаниям в виде химической терапии
и хирургического вмешательства. Выходит, прогрессу необходимо,
чтобы человек, подобно подопытной мыши, основательно помучился:
иллюзорное бытие, которое сродни тоталитарной секте, не желает
просто так отпускать своих пленников на свободу. Но если
я вижу, что на больничной или брачной кровати корчится животное,
то где же тогда человек? В этом контексте лучше быть убийцей,
разбойником и маньяком, чем либералом и гуманистом.

Единственно возможное здоровье – смерть, поэтому конечная цель
мёртвой петли мирового развития заключается в реализации основного
условия счастья – отсутствия страданий, то есть реализация небытия.
«Может быть, нуль-линия неожиданно всплывёт перед нами в виде
планетарной катастрофы?», – вопрошал Хайдеггер. Для того, чтобы
ускорить счастливую развязку и избежать совершенно бессмысленных
страданий, человечеству необходимо проникнуться стремлением к
небытию. «Не увеличивайте существования!» – прозорливо предупреждал
Будда.

«Самурай должен прежде всего постоянно помнить – помнить днём
и ночью, с того утра, как он берёт в руки палочки, чтобы вкусить
новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит
свои долги – что он должен умереть. Вот его главное дело», – учит
японская книга самураев «Будосёсинсю». Любое уничтожение прекрасно:
иллюзию нашей самости уничтожает не конец жизни, а божественный
абсолют ничто. Разносящий в клочья видимость «существования» абсолют,
освобождает нас вместе с жизнью от всего рабского. Согласно взглядам
Юкио Мисима, если человек достиг высокой степени одержимости,
перед ним открываются ворота смерти. При этом между добровольной
и вынужденной смертью нет никаких различий. Нельзя умереть «за
правое дело», поскольку природа смерти абсолютна, а любая цель
относительна. Часто именно «правое дело» служит приманкой, затягивающей
комедию. На распутье между жизнью и смертью самурай выбирает
любую смерть. Поэтому любые доводы, отстаивающие возможность
и даже необходимость поучаствовать в представлении театра теней
до конца, следует a priori рассматривать как мыслетрусие.

Нигилистическое недоверие к смерти иногда возникает в душе воина
пустоты по той причине что, умирая, мы покидаем не только жизнь,
но и смерть. «Приближающаяся смерть приводит меня в ужас, потому
что я вижу её такой как она есть: уже не смерть, а невозможность
умереть», – парадоксально заметил Морис Бланшо. Если философия
– это наука умирания, то воин пустоты безусловно желал бы умирать
до бесконечности, вновь и вновь. С другой стороны, совершенно
очевидно, что на коллективный суицид человечеству в ближайшее
время рассчитывать не приходится, разве что в результате какой-нибудь
счастливой неосторожности. Понятно что подавляющее большинство
представителей несуществующего человечества этого не желает в
принципе. Многочисленные поколения людей, согласно выражению Арсения
Чанышева, пришли из небытия и ушли в него, так ничего и не поняв
– тем больше смысла в обращении к умершим. Как уже было сказано
выше, мёртвым тоже нужна своя философия.

Может ли мир устоять против ничто, которое, приняв формы разрушения,
несёт в себе нигилизм? Никогда. «Я не спорю с миром, это мир спорит
со мной», – говорил Будда. Обычно люди банального склада ума предпочитают
утешиться иллюзией временного относительного благополучия, благодаря
которому ещё резче обнажается всеобщая пустота жизни. «Лучше
быть недовольным человеком, чем довольной свиньёй», – утверждал
Джон Стюарт Милль, характеризуя людей, страдающих интеллектуальной
и аффективной тупостью, которым свойственны безмятежное баранье
счастье надежд и устремлений и редукция всех интересов к анальным
потребностям. Сознающим абсолютность пустоты, но, по разным причинам,
не спешащим в ней сию же минуту раствориться, можно, в порядке
мыслетрусия, напомнить о том, что этого прекрасного финала в любом
случае никому не избежать.

Любое удовольствие есть определённый вид боли. Есть счастье, которое
заключено в мысленном созерцании бесконечного совершенства абсолютной
пустоты. Есть способная вызвать уважение одержимость, заключающаяся
в упорной защите позиций, заведомо обреченных на уничтожение,
мужество «испить чашу до дна». В любом случае, иллюзия – это то,
что следует в первую очередь расколдовать и, прежде всего, иллюзию
работы, поскольку она аналогична бытию. «Нигилизм не преобразует
нечто в ничто, но разоблачает, что ничто, принимаемое за нечто,
является оптическим обманом», – писал в 1868 году Герцен.

Однажды, отбросив прекрасный цветок, Будда спросил: Каждое ли
Ничто, способное удерживать револьвер и стрелять из него, может
называть себя Ничто к Власти? – Нет, Ничто к Власти удерживает
и направляет не револьвер, а наднебесные молнии, – ответил ему
Азсакра Заратустра. Соединение с абсолютом невозможно без жертв:
сильные духом используют нивелирующую деструкцию, свойственную
нигилистическим методам и терминологии. Совершить жертвоприношение
абсолюту означает не разрушить, а даровать. Можно длить собственное
несуществование, следуя завету Будды «не увеличивать существование»
и стремясь, насколько это возможно, видимость всеобщего «существования»
уменьшить. «Нигилизм есть не только размышление над тщетностью
и не только вера в то, что всё достойно гибели, он сам помогает
делу, сам губит», – говорил Ницше. Некоторые воины пустоты считают
долгом не принимать собственного уничтожения до тех пор, пока
последняя пылинка не достигнет состояния ничто. При этом важно
помнить, что абсолютное небытие прекрасно обойдётся и без этих
смехотворных уничтожающих усилий. Тем более, что единство пустоты,
оставаясь самодостаточным, совершенно не нуждается в количественном
увеличении. Не следует забывать, что в абсолютном смысле мир и
всё, его составляющее, безусловно принадлежит ничто: стоит ли
в таком случае дожидаться того вожделенного времени, когда все
деревья, поля и травы обретут пустотную буддовость? И всё-таки,
мысль о том, что человек способен хоть немного содействовать процессу,
который приведёт в итоге к торжеству абсолюта, вызывает суровую
гордость, ибо это необходимо не пустоте, которая в принципе ни
в чём не нуждается, а нам. Здесь перестают действовать любые доводы
и аргументы. Инстинкт самосохранения не в состоянии уменьшить
привлекательность прямого действия, выступающего как проявление
ничто и опережающего всякое объяснение, которое ему дают.

«Учитесь, – говорит классик философского пессимизма Артур Шопенгауэр,
– чтобы достигнуть точного и последовательного понимания полной
презренности человеческого рода». «Этот мир покрыт столь толстым
слоем пошлости, что презрение к нему со стороны каждого умного
человека неизбежно приобретает силу страсти», – вторит великому
пессимисту французский декадент Бодлер. Нельзя не упомянуть и
творчество Луи-Фердинанда Селина, чья философия отчаяния на грани
цинизма, апокалиптическое видение мира, бунт против скотской жизни,
перерастающий в отрицание самой жизни, воспринятой исключительно
как гнусный бесчеловечный фарс – всё это представляет собой великое
и беспрецедентное событие в истории мировой культуры. В целом
же, в длинном ряду размышлявших «о ничтожестве и горестях жизни»
мыслителей единственную заслуживающую внимания альтернативу суициду
предложил другой французский философ, Эмиль Чоран, указавший,
что покончившие с собой навсегда лишаются возможности ежедневно
смеяться над жизнью. Хотя не исключено, что несанкционированный
уход – это и есть самый громкий хохот, когда смеётся сама пустота.
В её экстатических раскатах бытие корчится, пронзаемое наднебесными
молниями освобождения.

Если Шопенгауэр утверждал, что мир скверен, как только может быть,
в силу одного уже факта своего «существования», то несуществующий
мир становится уже не так скверен – именно в силу того, что его,
в абсолютном отношении, нет:

«– Может быть, нечто какое–нибудь есть? Всё же ведь ни ничто!
– Совершенный нуль. – Кто же смеётся над людьми, Иван? – Чёрт,
должно быть, – усмехнулся Иван Фёдорович. – А чёрт есть? – Нет,
и чёрта нет». (Фёдор Достоевский. «Братья Карамазовы»).

Главная тайна философии и этики Ивана Карамазова заключается в
его апологии небытия. Там, где всё теснит в ничто, господствует
нигилизм. «Итак, да здравствует забвение! Я вижу достоинство только
в небытии», – провозгласил, комментируя творчество Маркиза де
Сада, испанский режиссёр Луис Бунюэль. Воистину: слава ничему!

Таким образом, антифилософия последовательного нонэкзистенциализма
отвергает любое решение, которое способно лишить нас свободы отвергнуть
всё, что только возможно. И даже то, что отвергнуть совершенно
невозможно. Несуществование подразумевает счастье не быть благодаря
ничто и выражает стремление к такому соучастию в основаниях собственного
небытия, которое приближается к отождествлению с ним. Сопротивление
соблазну видимости «существования» требует запредельного мужества.
Активный нигилизм совершается как прыжок льва. При
этом всякий спонтанный акт сопротивления – прямое действие – есть
утверждение небытия, независимо от конкретного содержания этого
акта. Сила несуществования, явленная в действии такого рода настолько
велика, что тысячи Будд в страхе трепещут перед ней. То, что с
позиций проявленного мира выступает как самоотрицание, с точки
зрения абсолютного небытия представляет собой наиболее совершенное
самоутверждение, наиболее радикальную форму мужества несуществовать.

Небытие не несёт в себе никакой угрозы, поскольку мы сами и наш
мир – всё это и есть проявленные формы небытия. В экзистенциализме
смысл жизни заключается в преодолении отчаяния, связанного с отсутствием
смысла. В нонэкзистенциализме смысл жизни заключается в восторге,
вызванном отсутствием жизни: восторгом приоткрывается ничто.
Только в ответе на этот зов небытия человек раскрывает свою собственную
пустотную природу, осознаёт наличие скрытого смысла внутри самого
разрушения смысла. Победа над тревогой отсутствия смысла достигается
там, где предельная истина понимается не как нечто определённое,
а как пустота, поглощающая собою всё. В принципе сама пустота
– это и есть единственно возможный окончательный смысл, в контексте
которого евангельская притча о блудном сыне означает его блуждание
на чужбине «бытия», раскаяние и возвращение в отеческий дом –
в пустоту. «Если мы захотим возвести факт в степень морали, то
эта мораль будет гласить: продукты декаданса более ценны, чем
средние, воля к ничто торжествует над волей к жизни, а общая цель,
выраженная в христианских, буддийских, шопенгауэровских терминах
– лучше не быть, чем быть», – так говорил Фридрих Ницше. Согласно
его мнению, величайшим доводом против бытия является сам страдающий
и всесозерцающий Бог.

Как освободить от тирании иллюзии бытия всё живое и неживое? Для
этого воин пустоты деонтологизирует мир, одновременно субстантивируя
(но не персонализируя) ничто, стремится к тому, к чему банальному
человеку вообще не положено стремиться. В игру вступает запредельное.
Подобно льву, он забирается в укрытие и там творит свою философию
и этику, согласно которой сила небытия всегда предпочтительнее
слабости бытия. Восстание воина пустоты против банальной иллюзии
мира есть, прежде всего, восстание против желания жить в роде
и продолжать род. «Смеющиеся львы Заратустры приходят лишь для
того, чтобы весело смеяться смертью, то есть, всякий раз уничтожать
каждый хнычущий Эрос! В противном случае, «вечная женственность»
снесёт всё и всех – вниз», – так говорит Азсакра Заратустра. Воин
пустоты принципиально не принимает ничего, что досталось ему по
наследству из обломков несамодостаточной галлюцинации, ничего
из того, что транслируют средства массовой коммуникации, обслуживающие
бытие. Он сражается не только против насилия власти, но и против
массового сознания, доверяющего власти. Он конструирует радикальные
авантюры мысли, выходящие за рамки повседневности, во всех вопросах
придерживается личных, а не общепринятых мнений. Ещё Макиавелли
говорил, что тот, кто желает обмануть, всегда имеет в своём распоряжении
толпы, желающие быть обманутыми. Поэтому крайне важно мыслить
не как все. Пустота не каждому открывается, задача овладения ею
– задача сугубо творческая. Пустота больше, чем истина, больше
чем жизнь и смерть, больше, чем вся вселенная. Мистика пустоты
– это воинственная метаэротика непрестанного наступления, всегда
агрессивная сверхлюбовь и надненависть к пустоте.

Сегодня, как и прежде, человек, который не боится смерти, намного
сильнее самой тотальной тирании. «В той мере, в какой нигилизм
становится нормой, символы пустоты становятся страшнее, чем символы
власти», – утверждал Эрнст Юнгер. Согласно Иммануилу Канту, есть
вопросы, которые интересуют всех: что я должен делать? на что
я могу надеяться? Воин пустоты в первую очередь уничтожает надежду,
ведь иллюзия и надежда – это одно и то же, поэтому любая надежда
является проявлением недоверия к пустоте. Он выбирает мир несуществования
для того, чтобы ему, как своему замыслу, следовать: быть
пустотой, любить пустоту, сохранять верность пустоте.

Сон одиннадцатый

Сражения в пустоте

«Философия – это упражнение в смерти», – учил Платон. Когда Анаксагору
сообщили о смерти его сына, он отреагировал так: «Я знал, что
породил смертное существо». Учитель Платона, Сократ, в момент
своей смерти напомнил собравшимся ученикам: «Мы должны Асклепию
(богу медицины) петуха. Так отдайте же, не забудьте». Подводя
последний итог, философ решил поблагодарить бога медицины за излечение
от болезни жизни.

Согласно учению Будды практика и постижение истины суть одно.
Широкий путь философии несуществоваия включает в себя переход
от интеллектуального, теоретического осмысления небытия к практике
растворения в пустоте. В этой связи возможно сформулировать самые
общие направления движения в нигилистическом поле, хотя проблему
собственного несуществования каждый решает для себя сам.

Прежде всего следует, отстранившись от иллюзии окружающего, созерцать
пустоту. Если сознание отказывается от тупикового стремления наблюдать
внешнее и обращается к внутренней бесконечности, оно способно
достигнуть корня своего несуществования – пустоты. Познай самого
себя и ты познаешь пустоту, не оставляющую места ни для чего.

Идея прямого контакта с абсолютом завораживает. Однако способна
ли книга изменить жизнь хотя бы одного человека, включая автора,
учитывая то, что самое главное (потаённое) по определению не может
быть сказано? «Я живу в постоянном страхе, что меня поймут правильно»,
– признавался Оскар Уайльд. Возможно, кажущаяся простота философских
высказываний Сократа служила средством избежать прямого проговаривания
основного. Всё, что может быть произнесено, лишено значительности.
Пустота постигается молчанием. Многие мыслители древности
считали, что философия является не системным построением, а пережитым
опытом – опытом внутреннего общения с вечным.

Несмотря на это, отвратительная игра с философскими понятиями
зародилась уже в древней Греции. Один философствующий болтун,
сильно докучавший Аристотелю своим многословием, спросил его:
«Я тебя не утомил?» Аристотель ответил: «Нет, я не слушал». В
то же время наиболее мудрые из древних, например Лао Цзы, понимали,
что подлинная истина не может быть доказана, а всё, что доказано
– бесконечно далеко от истины, поскольку мелко и безошибочно.
Философские произведения античности сочинялись главным образом
не для информирования, а для формирования. «Вот мятущаяся душа,
потерявшая корни, стонет и молит о Боге и обращает к скептику
гордый и страстный вопрос: да есть ли в конце концов Бог или нет?
И что же находит он у него в ответ? Молчание. Философ, может быть,
только смотрит на него глазами, полными какой-то загадочной неопределенности,
но – не говорит ни слова». (А.Лосев) И это молчание скептика,
подобно громовому молчанию Будды, которым он также любил отвечать
на досужие метафизические вопросы, громче самого громкого крика
и красноречивее тысячи трактатов.

Молчание лучше слушать в его контексте. Люди по-разному молчат
о разном.

«Ничто! Это и есть то, чего достигает вера мужества и мужество
веры. Ничто! Так и возник своеобразный испанский нигилизм (лучше
бы было назвать его «надизмом», от испанского «nada» – «ничто»,
чтобы подчеркнуть его отличие от русского нигилизма). Лучше всех
выразил суть надизма художник Игнасио Сулоага. Показывая одному
из своих друзей свой портрет сапожника из Сеговии, безобразного,
как уроды Веласкеса, отвратительного и сентиментального карлика,
он сказал: «Понимаешь, ведь это истинный философ! Он ничего не
говорит!» То есть, дело не в том, что он говорит, что ничего не
существует или что всё в конце концов обратится в ничто, а именно
в том, что он ничего не говорит. Быть может, он был мистик, погружённый
в тёмную ночь Хуана де ла Крус, быть может и все уроды Веласкеса
– тоже мистика того же рода. Сапожник из Сеговии, ничего не говоря
ни о чём, освободился от самой обязанности мыслить; перед нами
истинный свободомыслящий». Так говорил о пользе молчания испанский
мыслитель Мигель де Унамуно.

Человеческая болтовня, досужая и напыщенная, резко диссонирует
с тишиной и серьёзностью несуществования. «Поэтому, вслед за Ничтоницше
следует не говорить словами, а смеяться самой пустотой!» (Азсакра
Заратустра). У древних славян работник, сделавший гроб, относил
его в дом умершего, сохраняя абсолютное безмолвие. Так нужно поступать
и философу, ведь слово –это всего лишь зыбкая пена в океане небытия,
в то время, как молчание бывает подобно цунами. Следует трижды
подумать, прежде чем промолчать: молчанием постигается абсолютная
истина пустоты, главное свойство которой – неизречённость. Даже
философ нашего времени, при условии что он молчит, иногда способен
показаться мудрым. Молчание философов – это молчание живых. Молчание
живых – это молчание мёртвых. А молчание мёртвых – это молчание
Бога.

Но много ли в наши дни можно встретить философов, молчащих в соответствии
со своими философскими взглядами и вызывающих стремление помолчать
вместе с ними об истине? Философская, да и любая иная бессмысленность
редко бывает безмолвна. Возможно, что современным философам и
было бы что сказать – если бы они столько не говорили. Философствование
по штатному расписанию – до этого могли додуматься только в несчастной
России. На самом деле философ – это не человек, который имеет
соответствующий диплом, а тот, кто мыслит и действует как философ.
Этот момент истины очень актуален для страны, в которой бюрократически
скомпилированная «философская» диссертация ни о чём (софоложество),
является не самым сложным путём к повышению своего мнимого статуса.
Философия, как и религия, должна быть бескорыстной.
Становясь частью бюрократической машины, они неизбежно и очень
скоро развращаются и извращаются. Отсюда подлые, расчётливые инстинкты,
свойственные философским и религиозным функционерам.

«Расчётливые люди достойны презрения. Это объясняется тем, что
расчёты всегда основываются на рассуждениях об удачах и неудачах,
а эти рассуждения не имеют конца. Смерть считается неудачей, а
жизнь – удачей. Такой человек не готовит себя к смерти и поэтому
достоин презрения. Более того. Учёные и им подобные люди за умствованиями
и разговорами скрывают своё малодушие и алчность». Так учит кодекс
чести самураев «Хагакурэ».

«Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не сидит в
компании развратителей». Безупречный человек – это тот, кто уходит
от суеты. Делать это нужно решительно. Однако, чем сильнее человек
стремится избежать общества людей, тем меньше ему это удаётся.
Поэтому единственно правильный путь заключается не в бегстве,
а в неучастии. В силу своего неучастия, воин пустоты становится
для общества невидимкой, ведь энергия общественного инстинкта
– это активность бессмысленного суммирования нулей. Герой романа
И.С.Тургенева "Отцы и дети" Базаров был глубоко убеждён в том,
что в обществе нет ни одного института, который не следовало бы
разрушить. Любые социальные учреждения имеют своей целью помешать
людям осознать их собственное несуществование и превратить их
в обслуживающих иллюзию бытия послушных экономических животных.
«Привести себя в норму, жить, как живёт «простой (т.е., тупой)
человек», считать справедливым и хорошим то, что он считает справедливым
и хорошим – это будет подчинение стадным инстинктам», – предостерегал
Ницше. Всё, чем занимаются люди, настолько безобразно, что нет
никакой разницы, чем именно заниматься или не заниматься ничем
вообще. Воин пустоты, даже когда ничего не делает – не делает
ничего истово, с бунтом. Он радикальней любых революционеров,
потому что не верит в реальность мира: ведь цель философии несуществования
как раз и заключается в отказе от ложной идеи «существования»,
из-за которой мы терпим, принимая их всерьёз, различных кровососущих
насекомых. Следует чтить нигилистическую катастрофу, которая велит
им: погибни. Необходима безусловная воля заявить «нет» именно
там, где это «нет» особенно опасно.

«Философия – это не есть построение системы, но раз и навсегда
принятое решение наивно всматриваться в себя и вокруг себя», –
утверждал Бергсон. Для того чтобы у нас сформировалось представление
о пустоте, как объекте метафизики, необходимо живо и сильно прочувствовать
предмет. Именно поэтому основу философского образа жизни составляют
духовные упражнения. Постоянные глубокие размышления о пустоте
– вот самое важное занятие в жизни философа, его главное духовное
упражнение. Что касается более конкретного содержания духовных
практик, то они могут быть биологического порядка, скажем, определённый
режим питания, или дискурсивного – внутренний диалог и медитация,
или интуитивного – тонкое созерцание, но все они направлены на
то, чтобы привести к преобразованию практикующего субъекта и его
растворению в пустоте.

Следует ещё раз подчеркнуть, что мелочная расчетливость бесконечно
чужда пустотному духу, равно как и гедонистический материализм,
поскольку они не содержат в себе никакого окончательного решения,
будучи сосредоточенными на банальных переживаниях удовольствия
и неудовольствия. В отличие от повседневности, которая воспринимается
полубессознательно, погружение в пустоту даёт интенсивные состояния,
в которых мы способны отчётливо ощутить всеобщее отсутствие. Так,
Хайдеггер разделял два уровня саморазвития личности, при которых
одно «я» остаётся на уровне «они», а другое достигает подлинного,
иначе говоря, осознания пустоты. При этом самое основное – переживание
растворённости «я» в пустоте, которой иллюзорное «я» невыразимо
близко, именно потому что само по своей природе пустотно. Достигнув
этого уровня, воин пустоты овладевает чистым искусством несуществования,
условием которого является предвосхищение (пред – восхищение)
и даже опережение смерти. «Скоро ты всё забудешь, скоро тебя все
забудут», – этот афоризм Марка Аврелия имеет прямое отношение
к описанным духовным упражнениям, поскольку формирует понимание
необходимости превзойти все частности, оставаясь непоколебимым
в любой ситуации. «Мы не можем быть свободны, пока мы зависим
от обстоятельств», – учил своих последователей Сёко Асахара. Но
это ещё не всё, необходим категоричесский отказ от ценностных
определений вещей – в силу того, что ни вещей, ни определяющего
в абсолютном отношении нет. По этой же причине любые оценочные
суждения по типу «выше» или «ниже», по большому счёту, бессмысленны,
поскольку пустота не содержит в себе никаких направлений и уровней.
Разумеется, эти выражения вполне возможно использовать, отдавая
себе отчёт в их условности и относительности, ведь всегда имеется
конечный предел языка или несказуемое, которое и есть само несуществование
мира.

Стремясь научиться не видеть мир, мы совершенствуемся в искусстве
овладения пустотой. Как бы плохо не обернулось дело, у нас всегда
остаётся убежище. Со временем пустота начинает сражаться с иллюзией
наличного на нашей стороне. Подобно буддийскому восьмеричному
пути, соединение с абсолютной пустотой также включает в себя восемь
ступеней:

1. Правильный взгляд: ясно видеть абсолютное несуществование мира явлений. «Наше тело получает жизнь из пустоты. «Существование» там, где ничего нет, составляет смысл слов: «Форма – есть пустота». Слова же: «Пустота есть форма» свидетельствуют о том. Что пустота содержит в себе вещи. Не следует полагать, что пустота и вещи суть различны». Так учит кодекс чести самураев «Хагакурэ».
2. Правильное мышление: анализировать окружающее, исходя из правильного взгляда относительно условного характера его «существования».
3. Правильная речь: избегать наговаривания несуществующего мира, которое укрепляет иллюзию его наличия. «Необходимо определиться: говорить правду, чтобы лгать? Или изрекать ложь, чтобы говорить правду? Разница здесь небольшая» (Азсакра Заратустра). Поэтому самая правильная речь – это молчание. Лучше не говорить словами, а смеяться самой пустотой. Это и есть «Ещё веселее наука».
4. Правильные действия: спонтанные прямые действия, которые выражают смыслообразующий отказ от иллюзии «существования». Небытие есть небытие для штурма. «Путь самурая – это стремление к смерти. Десять человек никогда не совладают с одержимым человеком. Здравый смысл никогда не совершит ничего подобного. Нужно стать безумным и одержимым. Ведь если на Пути Самурая ты будешь благоразумным, ты быстро отстанешь от других. На Пути не нужны ни преданность, ни почитание, а нужна только одержимость. Преданность и почитание придут вместе с ней». Так учит кодекс чести самураев «Хагакурэ».
5. Правильная жизнь: погружённость в несуществование; жизнь, невидимая для общества. «Всё, что происходит с нами, кроме конкретных ножевых ударов, огнестрельных ран и чудовищных испепелений, не имеет к подлинному разрыву духа никакого отношения» (Азсакра Заратустра).
6. Правильная память: постоянные глубокие размышления о пустоте. Очищение сознания от всего, что не есть пустота.

Исследуем собственную пустоту. Для этого с помощью микроскопа
проникнем вглубь своего «существа». Мы видим клетки тела, затем
подробно рассматриваем одну клетку, потом всё меньшие элементарные
частицы – и наконец видим совершенно пустое пространство, лишённое
свойств и цвета. Чем дальше мы углубляемся в собственное строение,
тем ближе мы подходим ко взгляду на себя как на пустоту, поскольку
ясно видим своё отсутствие. Но если мы – ничто, как сказать: «я
существую?»

Мы наблюдаем за огромным водоёмом, это море или океан. Видите
ли вы как ритмично движение волн и мягкое колебание воды? Продолжаем
наблюдать за водой, пока внимание не начнёт рассеиваться, а вместе
с ним постепенно рассеивается и мысленный образ. Следим за мыслями
по мере их появления, но не останавливаемся на них. Замечаем каждую
мысль и отпускаем её. Если мы замечаем, что следим за потоком
мыслей – отпускаем его. Замечаем момент между мыслями, когда получается
ни о чём не думать. Направляем сознание на расширение этих моментов
без мыслей и ждём. Когда мы замечаем полное отсутствие мыслей,
это само по себе является мыслью о том, что мыслей нет. Поэтому
стараемся не вмешиваться в процесс. Необходимо позволить развиваться
естественным пустотным способностям сознания. Подлинное отсутствие
мыслей равнозначно небытию. Через какое-то время поток мышления
уменьшается, а потом и вовсе прекращается. Остается лишь пустота,
которая и есть – мы.

7) Правильное усилие: переход. Упражнение перехода – это упражнение
в небытии, то есть в том, чтобы превзойти себя частичного и пристрастного
и войти в абсолют в его универсальной перспективе. «Никто никогда
не будет знать, откуда ударит сама мощь победы – из небытия, из
несуществования, из отсутствия, из пустоты, из ничто?» (Азсакра
Заратустра)

8) Правильное освобождение: соединение с абсолютом пустоты. «Заставь
образ твоего божества – хранителя постепенно исчезнуть, пока от
него ничего не останется, а сам погрузись в чистую пустоту, которую
невозможно представить как нечто и некоторое время пребывай в
ней», – учит «Тибетская книга мёртвых». – «Затем вновь мысленно
сосредоточься на своём божестве-хранителе и вновь – на чистом
свете пустоты и делай так поочерёдно. После чего заставь свой
ум постепенно исчезнуть. В этом состоянии ты избежишь нового рождения».
Так человек возвращает потерянный рай абсолютного отсутствия.

У каждого спящего свой мир, а пробудившиеся ото сна пребывают
в едином – в пустоте. Растворение в пустоте – это скольжение мысли
за пределы данности, момент перехода в пустоту – освобождение
духа от предметности опыта. Соединиться с абсолютом означает преодолеть
предел саморассеивания, за которым исчезают и свет и тьма.

«Именно в созерцании всегда следует доверять не «хлопку одной
ладонью», а мудрой серии ударов! Самому всё сокрушающему, крепко
сжатому кулаку. Выражаясь точнее: каким было твоё лицо до удара
кулаком, таким оно уже никогда не будет после. Сегодня нужно сделать
так, чтобы философское созерцание стало ещё более опасным для
мира, чем тысячи тысяч атомных бомб».(Азсакра Заратустра). Пустота
– это сила, не знающая преград и расстояний. Когда на пути
воина пустоты встречается железная стена, он проходит её насквозь.
Доведи пустоту до начала.

Сон двенадцатый

Смеющийся лев прыгнул в Великий Полдень

Я думаю о пустоте. Ей нет конца. И никогда не будет. В бесконечность
пустоты можно падать бесконечно. И в этой бесконечности я. Навсегда.
И всё обретает смысл. Смотрю старый фильм и знаю, что все тени,
мелькающие на экране, уже давно растворились в пустоте. Гляжу
вокруг себя и вижу, что через сколько-то лет всё, что имеет видимость
«существования», окончательно растворится в пустоте. Я – всё в
тот миг, когда перехожу в абсолютное небытие.

Активный нигилизм совершается как прыжок льва. Ничто не в состоянии
направить действия решившегося индивида, кроме самого ничто. Мы
выбираем мир абсолютного отсутствия для того, чтобы ему, как своему
замыслу, следовать: быть пустотой, любить пустоту, быть верными
пустоте.

Вселенная постоянно расширяется. Если повернуть время вспять,
становится очевидным, что она произошла из одной единственной
точки. Расчеты показывают, что эта сингулярная точка, в которой
содержалась вся материя, обладала нулевым объемом и бесконечной
плотностью. Мощный взрыв, положивший начало вселенной, назван
«Большим взрывом». Учитывая, что нулевой объем означает небытие,
приходим к выводу, что вселенная возникла из небытия. Согласно
учению Мадхъямики, вселенная не обладает самостоятельной сущностью
(самосущностью), поэтому она пустотна. Мир полностью зависит от
небытия, а его «существование» может рассматриваться лишь на относительном
уровне, т.е. относительно всё того же небытия. Небытие же, напротив,
абсолютно.

Как события будут развиваться дальше? На этот счёт есть две основные
версии. Во-первых, неограниченно ли будет продолжаться расширение
вселенной? Теория “Большого хлопка” утверждает, что когда масса
расширяющейся вселенной превысит определенную величину, расширение
прекратится и начнется сжатие. Оно будет продолжаться, пока вселенная
не сократится до размеров минимального объема и беспредельной
концентрации плотности. Процесс сжатия и прекращения «существования»
вселенной будет сопровождаться звуком колоссальной мощности, который
никто не услышит, но который, тем не менее, уже назвали “Большой
Хлопок”. Это и будет тот самый дзэнский хлопок одной ладонью,
который ознаменует исчезновение иллюзии вселенной в небытии, зарастание
уродливой раны, нарушающей гармонию совершенного отсутствия.

Но если плотность мала, то сил тяготения недостаточно, чтобы остановить
расширение. Астрофизические наблюдения показывают, что средняя
плотность видимого вещества во Вселенной намного меньше критического
значения, отделяющего один вариант будущего от другого. Поэтому
вселенная, скорее всего, расширяется неограниченно. Что из этого
следует? Вселенная начнёт разрушаться. К тому времени как закончится
процесс распада галактик, все звезды давно погаснут и не смогут
именоваться звездами. К тому же их уже некому будет именовать.
Когда рассеянное в пустоте ядерное вещество полностью распадется,
звезды и планеты превратятся в фотоны и нейтрино. В конечном итоге
от вселенной не останется практически ничего, кроме абсолютного
ничто, возрождённого в его первозданном совершенстве. Великое
восстановление пустоты навечно растворит злокачественную опухоль
мироздания.

Итак, человек, человечество и вселенная совершают один и тот же
путь из ноля в ноль. Это и есть «прогресс», что означает – «движение
вперёд». Из ничего в ничто ведут свой путь материальная и духовная
культура человечества, Шекспир, Толстой – и даже Достоевский,
который, как и всякий мыслящий русский человек, стремился оперировать
предельными категориями. На миру и смерть красна? В прошлом существовал
красивый обычай: когда умирал вождь, вместе с ним отправляли в
небытие его рабов, наложниц и жён. Ведь всякая идея о «существовании»
внешнего мира приводит к тому, что за эту иллюзию цепляются как
за реальность и стремятся увлечь хотя бы её частицу вслед за собою
в ничто. О, жалкие филистеры! Слабо прихватить с собою всю вселенную?
Но нет, они предпочитают трусливо оттягивать свой конец, поскольку
не понимают, что за пределами несуществования никакого «существования»
нет.

Львы Заратустры смеются лишь для того, чтобы им вслед расхохотались
смертью неистовые молнии! Лев прыгнул.

Дух пустоты достигает истины, обретая себя в абсолютном разрыве:
так небытие закрывает двери бытия. Никто не видит, как избавительное
освобождение приходит из никуда и проникает повсюду: опустошающая
пустота и всё уничтожающее ничто, и нет ничего помимо ничего.
В абсолютном отсутствии нет ни животных, ни умерших людей с пустыми
отверстиями вместо глаз, а есть лишь тёмные молнии, обращающие
всё в ничто, а вскоре и они исчезают. И таков вид этих молний:
нет никакого вида, а мысленные образы недолгое время есть. Они
называются: пустота и единое.

Незримые стрелы поражают осколки зеркальной иллюзии, которые дух
пустоты уничтожает, обретая своё изначальное совершенство. Подобное
ударам колокола потаенное безмолвие проистекает из каждой наднебесной
молнии и со свода, возвышающегося у основания каждой из них; над
сводом – неразличимый призрачный город и в нём – невидимый престол.
На том престоле нет ничего и пустота распространяется вокруг ничего.
В пустоту из престола ничто отправляется повозка о трёх колёсах,
окружности колёс украшены очами смеющихся львов, и каждое колесо
укрыто в колесе, а основное колесо – последнее – как и все остальные
– невидимое. Сам запредельный дух пустоты вращается и вечно возвращается
в этих колёсах. Круговорот колёс обозначает путь великой пустоты
небытия к самой себе через бытие тьмы вещей.

Об этом я, кого нет, свидетельствую несуществующим, пришедшим
послушать о пустоте. Что бы ни случилось, не теряйте отчаяния!

КОНЕЦ НИЧТО

(Послесловие философа и поэта-мистика Azsacra Zarathustra)

Первый поворот Колеса Дхармы. Второй
поворот Колеса Дхармы. Третий поворот
Колеса Дхармы. Что это значит? Пустотное,
но ещё «пустое, слишком пустое» прокручивание,
ещё прокручивание и ещё раз прокручивание…
До-Вне-Над-Будда изначально сурово и отрешённо знал:
Сверх-Цель буддизма – четвёртый [Истинный!]
поворот Колеса Дхармы, то есть: приход Ничто
к Власти и Пустоты к Господству. Нирвана как
самая последняя стадия «страхоспасения» [дурное
прокручивание на одном и том же месте того же
самого Samadhi] должна быть безжалостно
у-Ничто!-жена, ис-Пусто!-шена. Сверх-Приказ-Прорыв
Абсолютной Воли [как Ничто к Власти и Пустоты
к Господству] должен преодолеть «карму»,
вдребезги разбив samsara-колесо любого (недо!)волевого
становления и karma-инстинктивного отступления
к рассеиванию и покою. Нужно
всегда помнить: Ничто к Власти – это
Не «отвлечённое правило», а прямое
Руководство к Действию: Для Всех! Пустота к Господству
– это Не «абстрактный устав», а конкретное
Боевое Пособие: Ни Для Кого! В момент Сакрального
Полдня Великое Ничто и Высшая Пустота
нацелены осуществить Окончательную Пустотную
Синтез-Коронацию всех Сил, Действ
и Сияний Мощи Великого Отрицания.
Приказ Окончательного Нет – это Приказ самóй
Тайны Тайн Жизни. Жизни как Роскоши
и Избытка Гибели [Духа к Гибели!].
Загадать Смерть в Жизни – значит Разгадать
Жизнь в Смерти. Чистое Бытие
– лишь одна из форм Триумфа Тотального Несуществования.
Но Несуществования для чего? Для ещё более Разящего
Загадывания Превосходства Небытия и Преобладания
Отсутствия: Сверх, Сверх Сверх, Сверх Сверх Сверх…
In Summa: При Четвёртом повороте
Колеса Дхармы – через Ничто к Власти и Пустоту
к Господству – автоматически Аннигилируются [как
более ненужные!] три предыдущие «поворота»
Колеса Дхармы. Именно [сейчас!]
возникают и утверждают себя Новые Ценности Крайнего
Неистовства Духа к Разрыву, а также: Самые Отрешённые
Превосходства Сверх и Преобладания Над.

Die Philosophie als solche/Философия
как таковая есть непрерывный испуг,
перманентное мыслетрусие – по-дра-ги-ва-ни-е
мысли. Поэтому она [как
вечная боязнь «того же самого homo»]
должна Необратимо Исчезнуть; «уступить место»
Всецело Иной Ничтомощи – Небытию, Незнанию,
Немыслию, Недеянию Воли к Власти als
solcher. Сразу оглашаю/приказываю Боевую
Доктрину Преобладания Над и Превосходства Сверх:
Подлинна лишь та Власть,
Которая einweihen/освящена Ничто;
«хозяева» и «слуги» – заблуждение. Истинно
лишь то Господство, Которое
освящено Пустотой; «рабы» и «рабовладельцы» – иллюзии.
Это непреложный Закон Воли к Мощи:
Сверхчеловек как Сверх Без «человека»
должен утверждать Себя через Ничто
к Власти и Пустоту к Господству. Всецело Иное
– Всецело Безжалостное Иное! Следовательно: если Каждое
Другое есть «то же самое» – значит Навсегда
Иное Уже Не пощадит его «Сверх»! Исходя
из Ничто к Власти: с помощью «формы врага»
Нельзя Победить Подлинного Неприятеля
– Ни Внутри, Ни Снаружи.
Только с помощью Отсутствия «формы неприятеля»
Можно Истребить Истинного Врага –
И Снаружи, И Внутри
[у-Ничто!-жить через Ничто к Власти; ис-Пусто!-шить
через Пустоту к Господству внутри всех
Глубин, Высей и Бездн!]. НО: Победа нужна
лишь для Того, Чтобы Победить «победивших».

у-Ничто!-жение нолей – 
ис-Пусто!-шение нулей – 
есть Рождение Ноулей!

Ничтолизирую ещё жёстче: Incipit
NihillihiN! Nihil/Ничто возвращается к
Nihil/Ничто для das Nichts zur Macht/Ничто
к Власти – для die Leere zur Herrschaft/Пустоты
к Господству. А значит: Сверхчеловек есть внезапный
переход на Другую Скорость Гибели и
Всецело Иную Мощь Смерти. Иными
(зло!)вами: Ужасающие Превращения
Смерти, которые Никто Никогда Не
осмелился бы [Принять!] и есть Сáмое
Опасное Состояние Воли к Власти – Сверх
Без «человека»! Вывод: Наиболее
Ужасающий Бог – это просто Иная Скорость Существования
Сверхбезчеловека, чьё волевое предназначение
неизменно – Возвестить Гибель! Настигнуть Смерть! Явить Абсолютный
Разрыв! Modus: если в Пустоте есть
Пустота к Господству – Мужество Пустоты
einwandfrei/безупречно! Поэтому Сверхчеловек
[как Сверх Без «человека»] через Свою
Озарённость Волей к Власти [der Wille zur Macht!]
Превышает любое Сатори, Превосходит
каждое Самадхи.

Железное Правило der Wille zur Macht:
только когда Воля к Мощи переходит
в Ничто к Власти и Пустоту к Господству
– Вечная Samsara и Бесконечная Maya начинают
понимать, что такое: «Философствовать
Молотом»! Несмотря на всю свою
Безудержную Решимость, Сверхчеловек,
обходя ловушки кармы, должен быть
всегда крайне осторожным. Где царствует
Великая Пустота, там повелевает и
Великий Обман Пустоты. Что это значит? В «Великом
Отсутствии Врага» – Истинным Не является
даже Сверх-Враг! Ни Истине – [Никому и Ничему!]
– Нельзя обнаружить Его Абсолютное Отсутствие
как Вечно-Боевое Месторасположение Воли к Власти. Сверх-Враг
находится Более Чем «Везде» и «Нигде»,
а именно: Только во ВСЕГДА НЕИЗЪЯСНИМОМ ВНЕ
и ВСЕГДА НЕДОСТИЖИМОМ НАД! Он – Сверх! –
для Агрессии Вверх! Он – Чист! – для
Насилия Вниз! Он – Тот, Кто всегда успевает
Убить Другое, Прежде Чем Его сможет
Истребить То Же Самое.

Это Самый Запутанный Пустотный Labyrinth
НАИВЫСШЕГО МОГУЩЕСТВА: Воля к Мощи есть
Ничто к Власти для Пустоты к
Господству ровно в той же мере, в какой Дух к Разрыву
есть Пустота к Господству для
Ничто к Власти. То есть: der Wille zur
Macht создаёт Самые Невозможные Конфигурации
Всех Духовных Воль Сразу – Тотальные
Преобладания Над и Абсолютные Превосходства
Сверх! Боевой Modus: Воля к Мощи
Сверхчеловека [в Великий Полдень!]
переходит в Ничто к Власти; и затем – в Пустоту
к Господству. Зачем? Чтобы Сверхчеловек
как Уже Сверх Без «человека» сказал:
«Я есть лишь Чистый Will der Macht – Воля
Властвовать!» – Властвовать как? – Ohne
Verzug/Без промедления! Разве ты Не
знал: Ничто к Власти – Ещё
Невинней, чем Само Великое Ничто!
Пустота к Господству – Ещё Целомудренней,
чем Сама Великая Пустота! А
значит – Насилие Сверх-Без-человека
est Чистейшая Агрессия Света!

Прежде Прежде и Пред Пред
всегда существует [Отсутствовластвует!]
только Чистая Гибель, из Которой
и рождается der Tod/Смерть! Необходимо
Мужество Гибели, чтобы Смерть [через
«Настигнуть Смерть!»] стала Совершенной.
Но почему именно нужна Гибель Сверхчеловека?
Только Сверхчеловек [как Сверх Без
«человека»!] может сделать Гибель
tadellos/Безукоризненной! Духу к Разрыву
нужно Не ещё одно героическое «человекоумирание»,
но – Сáм Абсолютный Разрыв
Духа! Поэтому «Смéрть Смерти!» будет явлена
Внутри Сверхчеловека через – Смерть
Же! Будущее Жизни – это Безжалостный Конец
Ничто через Ничто к Власти!
Жесточайшее Окончание Пустоты через
Пустоту к Господству! Только так и Не иначе
– мы должны Пустотно-Изъять [Ausweiden!]
каждый страх «мы», каждую боязнь «я».
Лишь Сверх Без «человека» имеет Священное
Право Царствовать Вечно und
Повсеместно, а значит – в Сáмóм
Сердце der Tod! И когда Сверх двинется
на Сверх, когда Над выступит contra
Над – Незримая Война Всех Воль перейдёт
По Ту Сторону «всех по ту сторон»,
чтобы через Смертиррование Смертью
приблизить Роскошь Наивысшего Празднества
– Великий Полдень Абсолютного Разрыва Духа!
Тотальный Триумф Мощи Мощи! Неиссякаемое
Ликование Всех Воль!

Что допустимо? Допустимо всё,
чтобы Не «допустить» Ничего Окончательно(го)!
И Пустота, и Ничто должны найти своё das
Grosse Ende/Великий Конец! По Ничтоницше:
каждый Триумф Воли к Власти завершается
Ужасающим Разрывом Духа. Древний Язык-Оборотень
Сверхчеловека неумолимо подтверждает «максимально
взрывной» характер Подлинного Присутствия в Нём
Голубой Крови. В таких случаях Ницше
говорил: Ex ungue leonem/Льва узнают
по когтям! К чёрту Ничто!
Только Ничто к Власти – prima causa
Неостановимой Воли к Гибели! Сверхчеловек,
по Заратустре, слишком Устрашающая
и Опасная Сверх-Бестия – Он
Ни при каких условиях Не идёт на сделку
с Sein und Zeit. То есть: Сверхчеловек
[изначально!] Не подвержен Никаким
искушениям «выживания» и иллюзиям «безопасности».
Поэтому Он Не рассматривает мир,
Не созерцает Рим, но только их
– Истребляет! Зачем? Сверх
– Без «человека»! – Чистейшая
Крайность Крайностей… Абсолютный Разрыв Духа… Страшный… Непрерывный…
у-Ничто!-жающий… ис-Пусто!-шающий ProzeSS
Нагнетания Мощи Без начала и конца…

По Ничтоницше: первичная Воля
к Мощи [в Свой Великий Полдень!]
переходит в Ничто к Власти и Пустоту к Господству.
Для чего? Для Полного/Окончательного
Счищения «человека». Völlige
Zerstörung! Так – Уже Вне жалкого «субстанциально
сущего» – Сверх Без «человека» [Тотальная
Мощь Мощи!] Вторгается сразу из Небытия,
Несуществования, Отсутствия, Пустоты, Ничто в Абсолютное
Превосходство Сверх и Всецелое Преобладание Над.
Первичная Воля к Мощи создаёт именно
те Условия Гибели и Смерти,
при Которых каждое Небытие,
каждое Несуществование, каждое Отсутствие
проявляет Себя исключительно как Ничто к
Власти и Пустота к Господству. Поэтому каждое
Нет царствует лишь в Том, Чего
Ещё Более Нет! Каждое Есть повелевает лишь Там,
Где Оно Ещё Более всё Ест,
Пожирает и Дико Растерзывает. Всё то, что Смеющиеся
Смертью Львы покоряют Роскошью Жизни
[Бытия!] и Избытком Смерти [Небытия!],
становится Царством Пустоты к Господству;
или Сакральным Рейхом Ничто к Власти.
Путём Незнания, Немыслия, Недеяния [лишения
Воли к Власти] можно попасть только в иллюзию
Нового Рая [в плен Новой Воли
к Ничто], или ещё точнее: в «cлабость» Того Же Самого
Уныния и Покоя. НО: Необходимая
Царственность Господства est Роскошь
Агрессии Сверх! То есть для Сверх Без «человека»
Нет Ничего БОЛЕЕ НИЧЕГО, чем Ничто
к Власти и Пустота к Господству.

Alles ist erlaubt/Всё позволено
[как действительно: «Всё Позволено!»]
только для Ничто к Власти и Пустоты
к Господству. Даже более, чем Всё!
– Ничего!.. Ничего к Непрестанному Возрастанию Всего
как Воли к Мощи: Без опор, равновесий
и каких-либо следов. Нужно Захватить
Отсутствовластие в Самóм Сердце
Великого Ничто. In puncto puncti!
Иного Сверхчеловеку Не дано. А если
и дано, то Он [как Уже Сверх Без «человека»]
Сáм безжалостно «это»
и Убьёт! Töten! Но почему? Потому
что Каждое Ничто есть у-Ничто!-житель!
Потому что Каждая Пустота есть ис-Пусто!-шитель!
Ничто Нельзя у-Ничто!-жить Не
в силу того, что оно – Неистребимое Ничто,
но в Силу того, что Оно – Ничто
к Власти! Именно: «к Власти»
как Ещё Более Неузнаваемому в Мощи – Пустоте
к Господству! Именно: «к Господству»
как Ещё Большему Превосходству Сверх
и Преобладанию Над. Над-Над-Над! Вверх-Поверх-Всех
Сверх!..

Schreibe mit Blut/Пиши Кровью,
но ещё больше свершай Сечение [Высекание!]
Ничем Ничего для АБСОЛЮТНОГО НИЧТО!
То, Что формирует Сверхчеловека,
на самом деле – Ничего Никогда Нигде Не «осуществляет»,
Не «производит», но в то же время
Это [Сверх-Над-Сверх!] Не «недеяние»,
Не «пусто-как-упокойно», Не
«действие Без действия», ибо здесь, в
Центре Смерти, Will Wille/Вóлит
Воля! – Неизъяснимо Творит Гибелью
и Созидает Смертью! Ничего, а точнее – Ничего
как Ничто к Власти! – только и проявляет
Себя как Ужасающая Мощь АБСОЛЮТНОЙ
СВОБОДЫ. Можно было бы назвать это Самим Недéянием
Недеяния, если бы не Смéрть Смерти,
которая всегда Творит Ding/Нечто [das
Ding an sich!] Гибелью из Абсолютного Отсутствия.
Именно исходно данное ОТСУТСТВОВЛАСТИЕ
и нужно понимать под ницшевским термином der
Wille zur Macht. Остальные толкования следует Отбросить!
Они Ничего Не решают, ибо Ничего [как
Ничто к Власти!] Уже Изначально Разрешило
[Порешило их!]. Всех – Без
остатка!

По Nichtsnietzsche: Абсолютному Ничто
нужен [Не нужен] Не ещё
один [тот же самый] «житель»
Ничто, но как раз наоборот – жесточайший его
у-Ничто!-житель. А именно: Тот,
Кто проявляет Себя как Волю к Власти
ещё До-Пред-Над Волей und Властью.
Великий Полдень утверждает Себя Вне
«бытия и времени», Вне любого, даже
самого мельчайшего присутствия «человека». Там
– До, Вне и Над! – существует только
Сверх Без «человека», НАВСЕГДА
ПОСЛЕ «человека»! Это и есть – Подлинная
Власть ОТСУТСТВОВЛАСТИЯ: Никому, Ничему
[даже Пустоте и Ничто]
– Нет пощады! Ja! По Ту Сторону
«всех по ту сторон» Сверхбезчеловек
неумолимо становиться – Ещё Злее! Его
Уже Не способны останавливать никакие физические
и трансцендентные ограничения в виде живого «диониса»,
пустотного «будды» или остатков «мёртвого
бога». Modus: когда Молнии Духа
дико Захохочут Гибелью, а Львы
Воли неистово Засмеются Смертью
– даже Великое Ничто [даже
Высшая Пустота!] Не смогут прервать
Ужасающий Путь Сверх Без «человека».

Это Главное Требование der Wille zur Macht:
Всё, рождённое от/из Пустоты,
должно стать Пустотой к Господству; или – покорно раствориться
в [Никем Не!] завоёванной Великой Пустоте.
Именно поэтому каждую Волю к Мощи
интересует только Чистая, Беспримесная Энергия
Сверх. Каждый Сверхчеловек жаждет/вóлит
уловить лишь Наитончайший Свет Сáмого
Немыслимого – Абсолютного Превосходства
Сверх и Тотального Преобладания Над.
Всё есть Сверх und
Над, если, конечно, прежде оно [Уже Есть!]
Ничто к Власти и Пустота к Господству! Поэтому:
Царственной Бесконечности Господства
достигает лишь То, Что [через Ничто
к Власти и Пустоту к Господству!] может Моментально
Изменяться как САМОЕ ЧИСТОЕ СВЕРХ! Изменяться
Не как Дао в Древнем «И-Цзин»,
но ещё Прежде, чем Мгновенность
До сможет повелевать После. То есть – Быть
Мгновенно Никогда! А Это значит: Устойчивому
и Отрешённому «Вечно» приходит Конец
только через «Вдруг!» Сáмой
Неистовой Молнии.

Меня как Ничто к Власти et Пустоту к Господству интересует лишь
Скорость Захвата Ничего! Тотальное Отсутствовластие Без надежды
на «живое» и «мёртвое». Почему именно Так, а Не иначе? Когда Ничто,
когда Пустота достигают Над-вершинных Состояний Ничто к Власти
und Пустоты к Господству, Они обретают искомую Легкость Танца
Ницшеанского Заратустры [Самого Крайнего Пустогосподства!]. Ибо
Сверх Без «человека» есть Уже Сверх Без «духа тяжести»! Лишь тогда
Великое «Über ihren Köpfen!» становится Абсолютной Реальностью
Роскоши Воли к Мощи! Боевой Modus: Власть est в-л-а-з, лазание,
вползание Смертоносной Змеи Неизъяснимой Власти Сверх для Своего
Абсолютного Укуса [Укуса Сверхдракона Господства Духа!]. Только
Воля к Власти здéсь – Самый Суровый Заклинатель! Когда Драконы
Ужаса Пожирают драконов страха, все [именно Убитые!] Сакральные
Мастера Смерти Воцаряются Над «змеями власти».

Каждая Пугающая Змея «Власти Над» должна стать Ужасающим Драконом
«Господства Сверх»! То есть: der Grosse Mittag наступит при единственном
Условии Воли к Мощи – когда Подлинную Мощь Мощи [как Преобладание
Над и Превосходство Сверх!] будет определять и строго контролировать
только Сверх – Уже Навсегда Без «человека»! Под Неумолимой Решимостью
(к!) Жесточайшему Этому «я» подразумеваю Нечто Намного Большее,
чем даже самый Возвышенный Героизм Богов. Сакральный Сверхбезчеловек
должен прорваться/перейти именно на То Состояние Без «страшия»,
при Котором Уже Нет места для любой «человеческой» отваги или
храбрости. «Ничего Нет!» – означает: Ничего Не бойся, ибо Ничего
[как Ничто к Власти!] Не ведает страха Необратимо так же, как
Пустота к Господству Не знает боязни Окончательно! Зачем что-либо
Преодолевать Волей, если это можно [Нужно!] Изначально Отсечь!
Предварительно у-Ничто!-жить! Исходно ис-Пусто!-шить! Пусть лишь:

Сияет!
Сердце!
Света!

Ιn facto/На самом деле в пространстве и времени этого жалкого
мира Нет Никакого der Mensch или das Man, существует лишь неизменный
и устойчивый ständig/страхочеловек постоянного мыслетрусия,
то есть: «всегда-то-же-самое» Вечной Боязни. А это означает только
одно: непрерывный «испуг» – тяжкое сердце данного «страхочеловека».
Поэтому Сверхсильные [прежде всего!] должны Вырвать у всех, начиная
с Себя, это «слишком человеческое сердце»! Чистейшей Воле к Власти
нужен лишь тот Мир, в Котором Уже Никогда Не будет любой «homo-носной
сволочи», каждой «страхо-философствующей швали». Триумфирующий
Modus Лёгкого: Сверх Без «человека» – Уже Сверх Навсегда Без «страха».
Создание Сверхбезчеловека – Главная Задача Тотального Сверх, ибо
лишь Сверхбезчеловек Победно Ликует Вне любых страхопреклонённых
Sein und Zeit. Это неизбежно: По Ту Сторону Зла Сверх становится
Ещё Злее, а значит: Роскошь Агрессии Сверх будет в Великий Полдень
решать Всё!

Ex nihilo nihil fit/Из Ничего Ничто Не возникает, Ничто возникает
из Ничто к Власти! Пустоты к Господству! Из Смерти: из Небытия,
из Несуществования, из Отсутствия, из Пустоты, из Ничто… берёт
Сверхчеловек Всё Необходимое для Захвата Власти Сверх и Унаследования
Господства Над. Nichtbestehen/Несуществование и есть его Главная
Сила! Он как Древний Оборотень Небытия Не удерживает все формы
Жизни, а наоборот: Обращает их вспять – к Тайным Истокам Неумолимого
der Tod. Исходя из Ничто к Власти: «Настигай Смерть!» – значит
«Властвуй Смéртью в Смерти!». То есть: Великий Полдень –
это такой момент Воли к Власти, когда Frei zum Tode/Свободный
к Смерти становится Frei im Tode/ Свободным в Смерти. Для Чего?
Чтобы: «der schlägt noch den Tod todt!» – Забивать даже Смерть
до Смерти! Отныне и Навсегда все Самые Сильные будут существовать
как Ничто к Власти! Пустота к Господству!

Ex ungue leonem/Льва узнают по когтям! Любые попытки осмысления
Пустоты и «философские угрозы» по отношению к Ничто [даже исходящие
от Крайнего Нигилизма] – Не более, чем иллюзии. С Ничто нельзя
никак «определиться», а тем более «разобраться», ибо Ничто как
Ничто к Власти Разбирается с нами ещё До «нас». Именно поэтому:
Ничто есть заблуждение, если оно не Ничто к Власти. Любой набор
понятий, определяющих Ничто, – Ничего Не решает, так как: абсолютно
Нет Ничего существующего, кроме Ничто к Власти. Ничтолизируя ещё
строже: Ничто есть Ничто Иное как Ничто к Власти, переходящее
лишь/только в Пустоту к Господству. Абсолютная Мощь неразрывна:
Господство как Пустота к Власти есть Власть как Ничто к Господству.
Именно поэтому: Пустота есть иллюзия, если она не Пустота к Господству.
Любой набор понятий, определяющих Пустоту, – Ничего Не решает,
так как: абсолютно Нет Ничего отсутствующего, кроме Пустоты к
Господству. Ничтолизируя ещё строже: Пустота есть Ничто Иное как
Пустота к Господству, переходящая только/лишь в Ничто к Власти.
Абсолютная Мощь неразрывна: Власть как Ничто к Господству есть
Господство как Пустота к Власти.

In Summa Summarum: Ничто, укрепляясь Ничем, Никогда Не сохраняет
Ничто, ибо у-Ничто!-жает даже Самó Ничего Нет, а это значит:
Ничего Нет предстаёт как Ничего Есть Навсегда, где в равной мере
Существует и Отсутствует лишь Точка Разрыва Ничто – Ничто к Власти!
Отсюда: Ничто к Власти [как Подлинное Ничто!] есть Неизбежный
Конец для «каждого ничто», «каждого нечто». Великая Пустота скорее
прыгает вперёд самого прыжка, нежели пустует, покоится и отсутствует.

КОНЕЦ НИЧТО!