Проза

Привратник принёс свежий хлеб и немного сыра.

«Скоро придут одиннадцать распорядиться насчёт казни. Потом снимут
кандалы и разрешат увидеться с семьёй и друзьями, Сократ».

«Хорошо, хорошо, положи, я поем попозже, благодарю тебя».

Сократ продолжал лежать, ему не хотелось сейчас никого видеть,
но появление привратника почему-то успокоило его: тот в течение
месяца смотрел за Сократом и при этом совершенно не докучал ему.

«Интересно, как ему удаётся вести себя так, что я даже ни разу
не рассердился на него, хотя ему приходится заковывать меня каждый
вечер.

Он спокойно терпит моих друзей, которые проводят тут целые дни
и ни разу не прогнал их, хотя они шумят и мусорят».

Сократ оторвал от хлеба небольшой мякиш и медленно сжевал его.

Клонило ко сну, веки тяжелели.

Закрыв глаза, он почувствовал лёгкое дуновение свежего воздуха
из открытого окна.

«Он всё время тут, а я его не замечал. Может он тоже то сокровенное,
о котором говорили мне мудрецы и которое всегда рядом, прямо перед
тобой, но которое не замечаешь, если устремлён к тому, чего нет?

Он наверняка лучше других знает, что такое смерть, вот бы спросить
его».

«Так спроси, Сократ», – голос привратника был спокоен.

Сократу не хотелось открывать глаза.

«Скажи, привратник, что такое смерть?»

«А разве ты не помнишь, что тебе говорили ночные гости, Сократ?
Тебе стоит быть внимательнее. Не тебе ли было сказано, что разум
управляет всем при помощи всего?»

«Да, помню, но тогда получается, что я не только могу выбирать
быть мне во сне или наяву, но и умирать мне или нет?»

«Не будь таким глупым, Сократ.

Нет ничего вечного во вселенной: ты не можешь не умереть, но ты
можешь предпочесть умереть».

«Подожди, мой друг…

В чём отличие?»

«Тот, кто держится за жизнь, смерть не выбирает: он теряет разум
от боли, или слабости, или какой-либо другой причины, потом просыпается
уже мёртвым, даже не заметив, что умер, и так несколько раз до
тех пор, пока не исчезнет в вихре окончательно, оставив после
себя лишь возмущение элементов – страха, ненависти, отчаяния.

Те, кто живёт дурно, неразумно, невоздержанно, нечестиво, – не
плохо живут, а медленно умирают, даже не замечая этого.

Эти глупцы желают долгой жизни, не испытывая радости от долгой
жизни, при этом они всю жизнь боятся того, чего не знают – смерти.

Они боятся смерти потому, что уже чувствуют то, что медленно умирают.

Медленно умирая, они живут без смерти. Они упрямо воспринимают
самих себя как бессмертных.

Когда же приходит смерть, у них не остаётся для неё жизни.

Поэтому нет никакого толка ни от их жизни, ни от их смерти».

«А разве можно по-другому?»

Сократу по-прежнему не хотелось открывать глаза; голос привратника
был мягок и отчётлив.

«Сократ, мудрый живёт только настоящим, тем, что существует здесь
и сейчас.

Он не смотрит назад и не ищет в настоящем прошлого; он не смотрит
вперёд и не предполагает в настоящем будущего.

Мудрый полон настоящим, а настоящее полно мудрым, и между ними
нет различия, они одно».

Привратник сделал паузу, потом продолжил.

«Это и есть мудрое, сокровенное – живое настоящее, или настоящая
жизнь, или живое мёртвое, или настоящая смерть.

Так мудрый живёт, потому что жизнь – всё, что он видит, когда
бодрствует.

Так мудрый и умирает, потому что смерть – всё, что он видит, когда
умирает.

Мудрый умирает живым настоящим: если это боль, он живёт болью,
если это слабость, он живёт слабостью.

Чтобы ни было его настоящим, мудрый живёт им как единственным,
что имеет».

«Значит разум не управляет смертью, а принимает её?»

Сократ надеялся сохранить хоть что-то привычное, знакомое, за
что можно было зацепиться в этом головокружительном движении мысли.

«Разум не может ничего принять или отвергнуть, потому что разум
и есть всё существующее, Сократ.

Но разум может предпочитать.

Демокрит предпочитал простоту, поэтому мыслил атом, Гераклит предпочитал
текучесть, поэтому мыслил огонь, Пифагор предпочитал гармонию,
поэтому мыслил число.

Мудрый даёт всему то, что предпочитает и чем является, так он
проявляет свою любовь ко всему сущему».

Наступило молчание.

Через некоторое время привратник продолжил.

«Мудрый человек есть мера всего.

И смерть не убежит от мудрого.

Мудрый отдаёт полноту себя всему сущему; так он наполняет мир
собою.

А чем ты полон, Сократ?»

«Ты попал мне в самое сердце, мой добрый друг!» – Сократ уже понял,
что всё изменилось и назад не вернуться, но сожаления не испытывал.

«Чем я полон и что я могу дать?

Я предпочитал разговоры о самом по себе, о прекрасном, о душе,
о благе, о любви, о… и сколько я говорил о философии!»

Сократ задумался, потом с горечью продолжил:

«Друг мой, я рассуждал о любви, а тех, кого должен был любить
– своих родителей, забыл.

Друг мой, я рассуждал о философии, а о том, что она только и может
знать – человека, забыл.

Друг мой, я рассуждал о душе, а о том, что она такое – жизнь,
забыл.

Как это возможно, что я стремился к мудрости, но самим этим усилием
убегал от неё?»

«Сократ, ты не один, этот путь проходит каждый.

Мудрый в какой-то момент останавливается, например, ты остановился
сегодня.

Сегодня ты обрёл непогрешимое сердце легко убеждающей истины».

«Сегодня?! Но сегодня меня казнят!»

«Человек не выбирает мудрость.
Мудрость не выбирает человека.
Человек становится мудрым.
Это происходит или нет».

«Может быть, всё-таки, это радость освобождающейся бессмертной
души?»

«Сократ, ничто не остаётся всегда в своём положении, нет ничего
вечного:

Бессмертные смертны, смертные бессмертны; смертью друг друга они
живут, жизнью друг друга они умирают».

«Но почему именно сегодня, разве это не имеет отношения к казни?»

«Никто не знает, Сократ.

Это происходит тогда, когда происходит.

Человек даже не может выбирать, быть ему мудрым или нет, он не
может отказаться».

«Почему нельзя отказаться от мудрости?»

«Сократ, нельзя отказаться от родителей, родины, цвета глаз, радости,
которая к тебе пришла, ждал ты её или нет, болезни, потому что
всё это и есть ты сам».

«Да… но я же забыл об этом.

Где моя мудрость, привратник, если я забыл об этом?

Где моя мудрость, привратник, если я радовался тому, что забыл
об этом?

Где моя мудрость, привратник, если я и других учил радоваться
забытью?

Посмотри – ко мне приходили древние и учили меня, где же моя мудрость?»

«Ты слышал древних только потому, что стал одним из них, Сократ»
– тихо и мягко сказал смотритель.

«Тогда в чём моя мудрость?!»

Сократ почти кричал.

«Что я дам людям, если сам не знаю?!»

«Меня, Сократ!»

«Тебя?!»

«Да, или тебе этого мало?»

«Но кто ты?»

«Я – Смерть».

Сократа встряхнуло.

«Значит, всё это время я разговаривал только с одним тобой?»

«Конечно, Сократ, а с кем ещё?»

«Значит, я … смерть делает мудрым?»

«Мудрость не имеет причины, Сократ.

Ты предпочёл умереть и стал слышать других, умерших – это всё,
что можно знать об этом».

«Решил умереть … какая в этом мудрость?»

«Кто действительно решил умереть, тот уже умер, будучи жив.

Тот, кто действительно решил умереть, может увидеть смерть, потому
что она, когда приходит к нему, не накрывает его платком забвения.

Тебе предстоит пережить смерть.

Это и будет твой дар всему сущему».

Сократа ещё раз встряхнуло.

Он проснулся.

В комнате находилось несколько человек: трое от одиннадцати, привратник,
служитель, готовящий яд и следящий за его принятием, жена Сократа
с ребёнком на руках.

Трое отдавали распоряжения относительно порядка казни.

Когда они закончили и ушли, привратник снял кандалы с ноги Сократа.

Женщина тихо плакала.

Привратник слегка подтолкнул её к Сократу.

Сократ обнял жену, дал ей несколько указаний, потом посмотрел
на сына, улыбнулся и отправил их домой.

После этого попросил привратника пустить давно собравшихся у тюрьмы
друзей немного позже, после того, как он помолится наедине.

Привратник ушел, закрыв входную дверь.

Сократ помолился, снова лёг и спокойно проспал около часа.

Был полдень.

Привратник впустил друзей Сократа.

Они были напуганы, но старались вести себя так, как привыкли вести
себя в присутствии Сократа.

Но к этой привычке добавился страх её потерять.

Хотя тюрьма была тесная, они чувствовали себя в пустоте и невольно
жались друг к другу, чтобы не потеряться в охватившем их одиночестве.

Время от времени один из них начинал плакать… из чувства жалости
к самому себе.

Сократ утешал их, но не бодрился.

Он чувствовал какую-то непривычную лёгкость, словно тяжёлая ноша,
которую он так долго носил в себе, что привык к ней и совсем не
замечал её, вдруг, в момент исчезла, не оставив даже смутного
воспоминания.

Ему хотелось ещё раз поговорить с привратником, прежде чем он
умрёт.

Но он не спешил и не прогонял пришедших к нему, разговаривал,
шутил.

Только когда приблизилось время принятия яда, Сократ оставил друзей
и ушёл в отдельную комнату.

Через некоторое время к нему зашёл привратник. Сократ только что
умылся; он сидел на скамье и вытирался полотенцем.

Привратник сел на другой край скамьи.

Некоторое время они молчали.

Сократ, одевшись, сел на скамью с ногами и спросил у привратника:

«Друг мой, можно с тобой поговорить, пока готовят яд?»

«Конечно, Сократ».

«Скажи, привратник, что происходит, когда человек выбирает смерть?»

«Он становится смертью, Сократ».

«Но как?»

«Этого никто не знает.

Сегодня, Сократ, ты станешь смертью.

Сегодня, Сократ, смерть наполнится твоим мужеством.

Сегодня, Сократ, смерть наполнится твоей болью.

Сегодня, Сократ, смерть наполнится твоей жизнью.

Сегодня, Сократ, смерть наполнится твоей любовью.

И, наполнившись тобой, Сократ, смерть перестанет быть прежней.

Полностью отдав себя смерти, Сократ, ты умрёшь без остатка, без
сожалений, без страха, без упрёка.

Сегодня, Сократ, ты очистишь смерть.

Сегодня, Сократ, смерть станет совершенством.

Сегодня, Сократ, человек станет мерой смерти.

Теперь, Сократ, человек может не бояться смерти».

Он встал и дал знак Сократу.

Они вместе вышли.

Яд был готов; служитель подал его Сократу.

Сократ совершил возлияние богам и спокойно выпил яд.

Его друзья заплакали, некоторые навзрыд.

Сократ обратился к ним:

«Ну что вы, что вы, чудаки! Я для того главным образом и отослал
отсюда женщин, чтобы они не устроили подобного бесчинства, – ведь
меня учили, что умирать должно в благоговейном молчании. Тише,
сдержите себя!»

Плач прекратился.

По совету служителя Сократ сперва ходил, потом сказал, что ноги
тяжелеют, и лёг на спину: так велел тот человек. Когда Сократ
лёг, он ощупал ему ступни и голени и немного погодя – ещё раз.

Потом сильно стиснул ему ступню и спросил, чувствует ли он.

Сократ отвечал, что нет.

После этого он снова ощупал ему голени и, понемногу ведя руку
вверх, показывал, как тело стынет и коченеет. Наконец прикоснулся
в последний раз и сказал, что, когда холод подступит к сердцу,
он отойдёт.

Сократ лежал, закутавшись.

Он чувствовал как его ноги наливаются тяжестью, которая поднимается
вверх по телу.

«Это земля, Сократ, – знакомый голос привратника был внутри него,
– она даёт тело; умирая, человек навсегда соединяется с землёй».

Когда тяжесть дошла до груди, Сократ почувствовал, как его тянет
какая-то сила.

«Это вода, она делает всё изменчивым; умирая, человек последний
раз может всё изменить».

Стелящаяся сила превратилась в ветер.

«Это воздух, он делает всё подвижным; умирая, человек совершает
свой последний подвиг».

Ветер набирал силу и скорость, пока не превратился в пламя.

«Это огонь, он всё очищает; умирая, человек может сжечь себя без
остатка».

Всполохи огня сменились ослепительным светом.

«Это свет, он даёт нам и тело, и изменчивость, и подвижность,
и очищение. Умирая, человек последний раз возгорается светом.

Смотри, Сократ»

Сократ как будто открыл глаза:

Он видел, как завёрнутое в одеяло тело вздрогнуло; и служитель
открыл лицо лежавшего: взгляд того остановился; кто-то закрыл
ему рот и глаза.

Невыносимая боль накрыла всё темнотой.

«Это смерть, она всё разделяет».

Сократ сделал усилие и вспомнил своих родителей, постепенно любовь
наполнила темноту боли и приняла её в себя.

«Это любовь, она всё соединяет».

Теперь в глаза каждого умирающего смотрит не только боль, но и
любовь всего сущего.

25 декабря 2009 г.