Онтологические прогулки

Рассмотрение русской истории и культуры в модусе существования
скрывает действительно русскую историю и культуру.

Если исследовать русскую историю нашей эры, то до сих пор не понят в
его специфике тип русского государства: ни то, как оно
возникло, ни то, что оно собой представляет.

Известная легенда о приглашении заморских князей для управления
скрывает от нас сам способ возникновения государственности в
россии, так как никакого реального отношения к истории эта
легенда не имеет.

Также скрывает от нас наше прошлое сохранившийся фольклор: сказки,
песни, былины и пр.

Ещё больше скрывают от нас нашу действительную историю современная
наука и искусство, особенно – отечественные.

Причины этого понятны, но малоинтересны, а вот сам способ
(невольного) обмана гораздо более занимателен, а именно: почему мы до
сих пор не готовы видеть свою историю как есть?

Конечно, не по причинам – глупости, недостаточности исторических
сведений, злого умысла власти и пр.

Мы не можем и не хотим видеть свою историю как есть, потому что не
можем и не хотим видеть самих себя как есть.

Ответы всегда были и до сих пор находятся у нас перед носом, они
просты, очевидны, но – крайне неприятны; мы практически их уже
знаем, но постоянно вытесняем; мы всё время думаем и говорим
об этом, выделяя лишь что-то одно, более близкое нам, но
отодвигаем другое, и так до бесконечности.

Это постоянное напоминание себе о том, что для тебя важно, но о чём
ты не хочешь думать, очень тяготило Мамардашвили, который
досадовал на отсутствие у русских способности извлекать опыт
из происходящего, досадовал на какой-то упрямый мазохизм
русских, знающих, но ничего не делающих в соответствии с этим
знанием.

Вернёмся к истории, а потом поговорим о себе.

А история проста: князья, неважно – свои или чужие (чужие не в том
смысле, что они были князьями других государств, а в том, что
они иностранцы, наёмники), захватили власть, после чего для
укрепления этой власти поменяли религию; для того, чтобы
захватить и сохранить её в условиях внешней и внутренней
опасности, требуется постоянная военная сила, поэтому армия стала
первой опорой власти в борьбе со «своим» народом. Княжеская
власть и наличие постоянного войска трансформировало
общественное устройство прароссии в государство особого типа –
властократию.

Особенность властократии в том, что власть не имеет никакой
собственной истории, наследия, мировоззрения и пр., она пуста и
имеет единственную опору – дружину (армию) и единственную цель –
удержание власти.

Если мы посмотрим на запад и восток, то обнаружим там существенную
культурное значение института княжества, который в обоих этих
модусах обладал и собственными – историей, собственностью,
мировоззрением и пр., которые задавали его общественное
положение и определяли его политику.

В русском модусе княжество было настолько общественно незначительно,
что никакого заметного влияния на жизнь всей культуры не
имело; более того, во многих случаях на эту – не престижную и
не русскую по духу должность нанимали чужеземцев.

И вот эти наёмники (опять же неважно – свои или чужие), используя
особенности русского модуса – размытость общественного
устройства, кустовое расселение, и главное – незаинтересованность в
обустройстве условий существования (так как это
противоречило культурной задаче русских), захватили власть.

Сохранить эту власть они могли только при двух основных условиях:
во-первых, если им удастся структурировать общество;
во-вторых, если им удастся прокормить себя и дружину(армию).

Первое им не удалось совершенно, так как разрушить деление русского
общества на две основные группы – народа и старейшин, без
разрушения традиционного мировоззрения (остаточного
магического) сразу было невозможно.

И не долго бы им властвовать на руси, если бы не международная
обстановка, то есть необходимость территориальной определённости.
Вот эта международная необходимость и спасла русских
князей: единственная структуризация общества стала
территориальной; то есть разделив праросссию между собой, князьям удалось
установить некоторые ограничения на размытость русских и на
кустовой способ их расселения.

Понятно, чем это обернулось для собственно народа: во-первых, теперь
они вынуждены были кормить «своего» князя и его дружину, а
по тем временам это крайне существенное бремя; тем самым
князья превратили жизнь русских в выживание, так как народу
теперь требовалось гораздо больше времени и усилий тратить на
то, чтобы кормить власть и себя.

Но всё равно положение князей было достаточно неустойчивым, ведь в
их дружинах большинство составляли наёмники (свои грабить
своих же не очень-то хотели, по крайней мере, первое время); то
есть и князья, и их дружины воспринимались народом и
старейшинами как грабители, как чужие, как люди без роду и
племени; вторым определяющим фактором была практически полная
изоляция князей от духовной жизни общества.

Поэтому вторым шагом по «укреплению» власти стала атака на
традиционное мировоззрение и связанный с ним культ; после неудачных
попыток навязать новые интерпретации старых культов, князья
решили проблему принципиально – сменили веру, причём
насильственно: Владимир крестился сам и крестил всю дружину не у
себя в стране, а за границей, вернувшись в княжество уже
православным.

Дальнейшее понятно: насильственное крещение, разрушение традиционных
храмов и замена их новыми – православными, полная
зависимость новой веры от князей, так как народ совершенно
игнорировал новую веру, как минимум, несколько поколений, то есть 150
– 200 лет.

Смена языка, письменности, культа, годового календаря и т.д. привели
со временем практически к полному исчезновению
традиционного верования (особенно на севере руси, где сопротивление
новому было заметно больше) и остаточной трансформации его в
новой вере.

На руси совершенно исчез институт старейшин – основной общественный
институт предыдущей, магической цивилизации, который до сих
пор имеет достаточную силу во многих обществах.

Сменой веры и полным подчинением этой веры своей власти князья
добились желаемой «внутренней» структуризации русского общества:
отныне русское общество, а впоследствии – государство, стало
двойственным, стало делиться на власть и народ.

Узурпация власти князьями в прароссии – уникальное историческое
явление, оно не сравнимо ни с заселением обоих америк, ни с
колонизацией средней европы, ни с заселением древней индии,
хотя, конечно, общие черты есть.

Князья охотно уничтожили бы и народ, но чьими князьми тогда они были
бы, и кто бы их кормил? ведь за самими князьями никого не
было, у них ведь не было своего народа.

Это отношение к народу видно из истории россии: истребление людского
ресурса – любимый метод решения проблем любой русской
власти: нужно ли построить на болотах город, провести канал,
выиграть войну, освоить новые земли и пр. И не стоит искать в
археологических раскопках этих мероприятий следов хорошего
обеспечения продуктами, медицинской помощью, жилищем и пр.,
которые мы находим, например, в раскопках египетских пирамид.

Мы даже костей можем не найти – такова теперь стала доля русского.

Вот что ещё характерно: как власть на руси ни пытается обрести своё
общественное и культурное значение, своё мировоззрение,
свою, наконец, историю, у неё ничего не получается: своей
истории она так и не имеет и не может иметь в принципе, потому что
живёт только за счёт жизни народа, не имея ничего своего,
собственного, значимого.

Каждый новый русский князь, царь, вождь, президент приходит ниоткуда
– без роду и племени (что такое два – три века для
истории?, а у большинства из них вообще ни года), без культуры, без
наследия, ему всегда нечего нести собой, кроме олицетворения
чистой или просто власти над народом, он никак не может
стать ни духовным лидером (как бы не навязывали нам это они
сами и их историки), ни деспотом (в восточном смысле).

Христианство не смогло это изменить, потому что изначально власть
узурпировал чужой, не свой, человек без веры или вообще другой
веры.

Две головы на русском гербе – отвернувшиеся друг от друга народ и
власть, волею судеб имеющие одно тело, живущие порознь вместе,
в одной коммуналке.

Так князь относится к народу и своей миссии княжить:

«Живая власть для черни ненавистна,
Они любить умеют только мёртвых…
Всегда народ к смятенью тайно склонен…
Лишь строгостью мы можем неусыпной
Сдержать народ…
Нет, милости не чувствует народ:
Твори добро – не скажет он спасибо;
Грабь и казни – тебе не будет хуже.»

И это написано в относительно спокойное время, когда ещё не забылось
живое объединение русских во время Первой Отечественной.

История возникновения российской государственности в середине
первого тысячелетия нашей эры очень наглядно повторилась (с
незначительными расхождениями) через полторы тысячи лет, в начале
двадцатого века, в форме русской революции: узурпация
власти, армия, гражданская война, смена мировоззрения, уничтожение
инакомыслящих, ограбление народа и пр.

И точно так же к власти пришли люди без роду и племени, без
мировоззрения (теории – не мировоззрение), без собственности и
истории, и всё повторилось вновь и повторяется до сих пор.

Теперь перейдём к народу.

Прарусские наследники магической цивилизации действительно жили на
одной из самых «богатых» территорий древнего мира –
северо-востоке средиземья: ни жаркой, ни холодной, с лесами, реками,
полями, зверями, дичью, рыбой и пр.

Тысячелетиями они жили на своей земле, не зная нужды выживания;
сейчас это очень трудно представить, но проблемы выживания в
прароссии не существовало вовсе.

Довольно давно я посмотрел один фильм, который назывался «Толкающие
руки» про китайского мастера, который умел перераспределять
или, точнее, растворяться в приложенных к нему силах.

В какой-то момент в качестве протеста он объявил, что не сойдёт с
места. Его не смогли сдвинуть с места не только те, кому он
нечто доказывал, но и прибывшие тем на помощь полицейские; он
не сдвинулся, хотя его пытались столкнуть, стащить с места
полтора десятка человек.

Так и прарусские: становясь всем, всё вбирая в себя, – голод и
изобилие, жар и холод, врагов и друзей, они «плавали» по своей
земле, растворяясь в жизни, которую они дремали по завету
своих предков.

Не стоит думать, что это была лёгкая и весёлая жизнь, но это точно
не было озабоченное выживанием существование, как нам
настойчиво вдалбливают наши историки.

И вот такой народ, точнее, разнообразие племён, постепенно со всех
сторон окружалось другими типами обществ, как западными, так
и восточными, да и народами других цивилизаций тоже; одним
из результатов такого окружения стало постепенное вытеснение
прарусских дальше на северо-восток, в менее благоприятные и
более суровые условия.

Остановило это постепенное вытеснение то, о чём я уже упоминал ранее
– узурпация власти князьями; это было одно из самых
существенных и значительных исторических событий для прарусских,
оно коренным образом изменило… не русскую культуру, совсем
нет, оно изменило существование народа, превратив его из
необременённого заботами существования в тяжёлое выживание.

Теперь русский народ был вынужден изменить не только свой язык,
письменность, фольклор, календарь и пр., но и перераспределить
своё время – теперь он должен был работать намного больше,
чем раньше, ведь ему приходилось кормить не только и не
столько себя, ему-то много не надо, а князей со всеми их семьями,
родственниками, друзьями, княжеские дружины (впоследствии –
царскую армию), чиновников, церковь.

Этот гнёт практически не оставил русской культуре места, она была
еле жива, её спасла только та насыщенность древнего наследия,
которая продолжала питать русскую культуру втуне, подспудно,
пока она не нашла себе подходящего сосуда – христианства.

Оживив христианство и подняв его на совершенно новый уровень бытия,
русская культура смогла этим не только сохраниться, но и
развиваться (Х1-ХV11 века).

Но положение народа практически не изменилось, его существование
становилось с каждым веком всё тяжелее; изначальное
противостояние власти народу не изменило даже христианство.

Власть не могла терпеть какой бы то ни было активности кого бы то ни
было настолько, что не доверяла даже тем, кому она поручала
быть активным, создавая контролирующую эту активность
инстанцию, при этом такую контролирующую инстанцию, которую тоже
надо было контролировать, – доверять нельзя никому, потому
что власть одна и все её хотят.

В результате государство периодически распухало настолько, что
вообще терялась какая бы то ни было возможность контроля и
управления; это разбухание заложено в самой основе русского
государства как государства властократии, государства против
«своего» народа, государства, основанного не на активности
народа, а на его подчинении, на его эксплуатации.

В этом отношении царь Иван совершенно идентичен императорам Петру и
Николаю, а также вождю Иосифу.

Никакие реформы существа дела изменить не могут: властократия всегда
будет питаться чужой жизнью, потому что своей не имеет,
всегда будет страдать от чрезмерного ожирения, потому что на
каждого исполняющего нужен контролирующий исполняющего, а на
каждого контролирующего исполняющего нужен контролирующий
контролирующего исполняющего и т.д.

Соответственно, в стране всегда будут две армии – внешняя, и
внутренняя, причём внутренняя таких же циклопических размеров, как
и внешняя, и обе – неповоротливы, многочисленны,
неэффективны, и т.д.

И, соответственно, в каждой армии – две армии – одна исполняющая,
другая контролирующая, и т.д.

И так во всём пространстве государственной жизни – одна мутная вода,
в которой, как известно, легко ловить рыбу «служителям
отечества».

Но которая тяжёлым грузом лежит на плечах народов.

Но вот что интересно: а что же народ? почему он позволил
узурпировать себя князьям? почему позволил себя крестить? почему
полторы тысячи лет позволяет над собой властвовать?

Действительно, почему?