Онтологические прогулки

Ещё раз отмечу основную проблему русской философии, проблему,
которая не позволила русской философии стать самостоятельным,
соответствующим существу русской культуры, автономным,
аутентичным мышлением.

Это проблема зависимости от методологии западной философии, которая
вполне эффективно обслуживает культуру запада, но
принципиально не соответствует матрицам русской культуры.

Произошедший в 19 веке «прорыв» русских в Европу (сами русские
никуда не рвались, их вынудил Наполеон) оказался для русских не
без негативных последствий: как я уже упоминал, русские,
оказавшись в «своей» Европе, остались без иммунитета к её
культурным матрицам – собственности, рынку, конкуренции,
индивидуализму и пр., остались без иммунитета к основным предметным
матрицам запада, так как не могли не воспринимать их как свои
культурные матрицы.

Таким «своим» оказался и предметный метод мышления, доминирующий в
западной культуре как минимум последние 300 лет и который до
сих пор составляет основу западной науки и философии.

В этом смысле русская философия является неким ответвлением западной
философии, её незаконнорожденным ребёнком, бастардом
западной мысли; отличается же она от западной философии теми
целями, которые ставят перед собой русские мыслители.

Сочетание русских целей и западного метода, то есть целей
всеединства и метода предметности, неизбежно превращает русскую
философию в мессианство, например, философия общего дела Фёдорова
в 19 веке или риторическая теория числа Шилова сегодня.

Каждый русский философ хочет «спасти» весь мир, объединить его в
одном общем всем деле, но предлагает для реализации этого
принципиально предметную программу, которую реализовать никоим
образом невозможно (понятно, что для современных отечественных
мыслителей это – не проблема, прежние были честнее – и
поэтому неизбежно страдали из-за этой невозможности).

Так Фёдоров поставил задачу воскрешения всех, но предложил сделать
это через вещество мира; в свою очередь, сегодня Шилов
возвестил начало нового тысячелетнего царства – царства РТЧ,
опирающееся на вещевание (производство вещей словом), которое, в
свою очередь, является проявлением более реальной
реальности, чем реальность сама по себе, – гиперреальности.

Как это по-русски захватывающе и одновременно как это совершенно не
прагматично, у русских нет права наследования в предметном
мышлении, оно всегда останется для нас – пока мы русские –
чужим, что хорошо читается во всей истории русской философии,
начиная с самого её возникновения.

Друзья, вы не найдёте такого понимания в учебниках и монографиях по
русской культуре и философии – кому охота признать себя
ублюдком западной мысли?!

Но вы можете посмотреть вокруг, а также спросить самих себя – есть
ли у всех нас и у вас в отдельности достаточный иммунитет по
отношению к таким культурным матрицам, как собственность,
конкуренция, индивидуальность, успех, самоуважение, разум,
сознание, гуманизм и пр.?

Если вы будете честны сами с собой, то вам придётся признать, что
такого иммунитета у нас всех и у вас нет: мы больны этим, или,
что то же самое, – мы уже живём этим!

И чем дальше, тем больше!

То, что на западе и востоке само собой разумеется, потому что и
запад, и восток всегда, на всём протяжении истории
индоевропейской цивилизации воспринимали себя как отдельные и вполне
самостоятельные культуры, и, следовательно, воспринимали другие
культуры как чужие, в том числе и русскую как чужую, другую,
так вот, русская культура как само собой разумеющееся
полагала своё единство и с востоком, и с западом.

Поэтому и восток, и запад не болеют нами, а мы – не можем не болеть
ими! Более того, мы не можем даже переболеть и в
соответствии с этим выработать защиту по отношению к внешним инфекциям,
потому что мы не можем не воспринимать их как единое с
нами, мы уже не воспринимаем их как внешние.

Поэтому единственным выходом из исторически сложившейся ситуации
является разработка собственной русской методологии мышления,
что не только позволит не плестись в хвосте запада, но прежде
всего и по преимуществу – двигаться в собственном
направлении.

Поскольку же, в связи с тесным взаимодействием всех культур
формируется единый культурный континуум современной цивилизации,
постольку место русской культуры в этом континууме будет
определяться тем, насколько она способна быть самостоятельной, а
не придатком запада или востока.

Место русской культуры в формирующемся на наших глазах едином
континууме современной цивилизации определяется не её
предметностью!

В отношении предметности она всегда отставала от других культур так
же, как отстаёт сейчас, и это неисправимо; если мы будем
пытаться соревноваться, конкурировать с западом или востоком на
их территории, то неизбежно проиграем: запад возьмёт
технологиями предметности, восток – массовостью бессубъектности,
для русских предметность и бессубъектность – совершенно
бесперспективные направления развития.

У русской культуры должно быть не только своё направление развития,
но и соответствующие этому направлению технологии. Именно
это и позволит полноправно войти в континуум современной
цивилизации и избежать полного исчезновения русской культуры как
русской, ведь возможность трансформации русской культуры в
некий суррогат вполне реальна, достаточно посмотреть, опять
же, на современную русскую философию, которая сегодня
представляет собой суррогат разнокультурья, компот, в котором
сварили всё, до чего дотянулись руки, от Упанишад до Хайдеггера.

Для русской мысли недопустима не только методология предметности
запада, но и методология бессубъектности востока, то есть
русское мышление, как минимум, должно характеризоваться как
методология принципиально не-предметная и до-бессубъектная
(до-созерцательная).

Надо наконец понять, кто мы есть и какое место мы занимаем в мире,
сейчас это возможно и даже необходимо, если, конечно, в
русской культуре уже не произошли необратимые изменения, но этого
мы знать пока не можем, единственное, что мы можем – это
двигаться в намеченном направлении, намеченном самими нами, а
не кем-то ещё.

Мы должны наконец отказаться от костылей, которые с таким усердным
гуманистическим прагматизмом предоставляет нам в аренду
западная культура, с лёгкой руки Первого Петра не один век
обдирая нас, как липку.

Сегодня мы уже можем отказаться от этих костылей, потому что
собственная технология мышления у нас появилась, это технология
направленного и удерживаемого внимания, то есть технология
намерения.

Такой технологии нет ни на западе (где намерение подчинено
предметному модусу существования), ни на востоке (где намерение
подчинено бессубъектному модусу существования).

При этом – как показывают эти размышления – технология намерения
представляет собой существо и отличительную особенность
русского модуса современной цивилизации.

Сегодня же задачей русской культуры становится не стихийное
следование древним русским матрицам, а «активная эволюция», активное
формирование тех направлений, по которым мы будем
развиваться дальше и в соответствии с которыми мы займём
причитающееся нам в этом случае место в континууме современной
цивилизации.

Как видите, теперь можно снять пелену, так долго закрывавшую от нас
специфику русской культуры и её место в мире, так долго не
дававшую нам возможность взглянуть на самих себя, какие мы
есть вне зависимости от какой бы то ни было другой культуры.

Теперь мы можем изжить так долго преследовавшее нас чувство
собственной неполноценности, которого мы не могли избежать раньше,
когда не отделяли себя от других.

Теперь мы ни от кого не зависим и можем вполне развиваться
самостоятельно, но для этого необходимо перестать быть другими, теми,
кто видит всех как себя и в результате чего видит себя не
как все!

Все – не мы, и мы – не все!

Это не означает, что мы перестали быть русскими, это означает, что
мы перестали быть слепыми русскими: теперь мы знаем, чем мы
отличаемся от других и в чём мы – одно с ними.

Теперь, точно так же, как мы можем отличить себя от других культур,
мы можем отличить себя и от нашей власти, от государства,
которое полторы тысячи лет довлеет над нами, используя на
полную катушку ситуацию восприятия её как своей, родной вне
зависимости от её реального статуса по отношению к нам.

Теперь мы можем, наконец-то, выработать иммунитет к нашему
государству, сегодня мы можем выработать устойчивость к его влиянию
на нас и перестать болеть и жить им как своим.

Теперь оно должно будет видеть нас своими, родными, если захочет,
чтобы мы удерживали на нём наше внимание! Вот наше
единственное, но достаточно мощное оружие – не митинги и забастовки, не
партии, не саботаж и прочие методы западного общества, а
наше внимание!

Вспомните русские революции, и вы увидите, что русское там – только
во вселенском масштабе намерения, всё остальное – предметно
западное, беспощадная война всех против всех, в которой
русский – по самой своей природе – не имеет опыта ориентации, не
имеет опыта установления границ и взаимоотношений, не имеет
опыта различения одного от другого и т.д., потому что его
намерение не совпадает ни с каким конкретным существованием,
ни с самодержавием, ни с диктатурой, ни с красными, ни с
белыми, ни с какими бы то ни было их модификациями или
смешениями.

Мы – теперь – уже можем отличать себя от государства и тем самым не
жить и не болеть им, то есть не отдавать ему своё внимание,
то, что составляет наш единственный и основной ресурс.

Именно внимание человека в современной цивилизации является наиболее
«ценным», эффективным и перспективным ресурсом: запад
цепляет внимание человека через развитие предметных технологий,
восток – через иерархию ценностей, русское государство – и
через первое, и через второе, но главное его оружие в довлении
над нами заключалось до сих пор в том, что мы – как русские
– воспринимали и до сих пор воспринимаем всё сущее, какое
бы оно ни было в действительности, в том числе и наше
государство, – как одно.

Теперь эта опора власти постепенно, но достаточно быстро сходит на нет.

В современном мировом сообществе начинает доминировать закон
внимания – то, что остаётся вне внимания сообщества как отдельных
людей, а не классов, сословий, объединений, групп и пр.,,
перестаёт иметь сначала силу и влияние, потом – само
существование.

Пойманное и удерживаемое внимание создаёт намерение, намерение, в
свою очередь, формирует и мир, и человека. Если внимание
человека поймано и удержано, то одно это сформирует всё остальное
– власть, деньги, контроль, внушение, послушание,
манипулирование и пр.

Чем дальше в будущее, тем больше любой общественный институт, в том
числе и власть, государство, будет держаться не на армии, не
на деньгах, не на идеях, не на традиции, а на внимании
человека.

Точно так же, как мы теперь можем отделить себя от других культур и
от нашего государства, мы можем отделить себя от других
культурных институтов, в зависимости от которых мы находились и
до сих пор находимся: церкви, партий, образования,
здравоохранения и пр.

К этому мы ещё обратимся, пока же хочу ещё раз выделить то
обстоятельство, которое до сих пор мешало развиваться собственно
русской философии как самостоятельной мысли, а именно:
зависимость от методологии предметного мышления, зависимость, которую
мы сами себе нашли на западе в 18 – 19 веках и которая до
сегодняшнего дня довлела над нами.

Теперь этот костыль, так долго заставлявший нас хромать, нам больше не нужен.

Однако нельзя недооценивать тот опыт, который был накоплен русскими
мыслителями за последние два-три века, ни в коем случае;
русская мысль развивалась в тесной связи с литературой,
музыкой, общественными движениями и пр., в общем – со всей жизнью
общества, так что одновременно и оказывала влияние на эту
жизнь, и, в свою очередь, испытывала на себе её влияние.

Как бы не зависела русская мысль от методологии запада, она
сохранила свою самостоятельность, особенность, она смогла
принципиально не скатиться до западного целеполагания, оставаясь
вполне русской.

И своим мессианством, своей настойчивостью в постановке вселенских
задач, своей совершенно непрагматичной приверженностью
беспредельному, русская мысль создала нам хороший фундамент для
первых шагов уже вполне самостоятельного – русского –
мышления, полностью освободившегося от внешних влияний и
зависимостей.