Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24. ДОЛГИЙ ПУТЬ ИЗ САМАРКАНДА. ДОПРОС

37.

Широкий узбекский нож блеснул в руке офицера, но Булла оказался
проворнее. Болас бесшумно полетел в голову капитана. Тот даже
вскрикнуть не успел, как каменные шары, зашитые в кожу,
вышибли из него жизнь.

Булла опасливо осмотрелся по сторонам: свидетелей этого ночного
убийства, по счастью, не оказалось, и он подтащил обмякшее тело
капитана к обрыву и столкнул его вниз. Утром, когда под
горой на острых камнях обнаружат труп, ни у кого не возникнет
сомнений, что поддатый МАИшник просто в темноте сорвался с
кручи. Булла поднял с земли болас, аккуратно свернул его и
спрятал за пазуху. Ночь на перевале была тихой, луна высвечивала
северный склон. Булла на минуту задержался на вершине и
вдохнул аромат тревожной весны. Горы складками «спадали» вниз,
словно верблюды, покрытые бархатной попоной. В лунном свете
их обычный терракотовый цвет сменился на фосфорно-синий, и
от этого на душе скребли кошки. Своими складками горы
напоминали фантастических животных, окаменевших и выставленных на
показ, словно в музее. Они были похожи то на слонов со змеями
вместо хоботов, то на доисторических ящеров с улыбками
кровожадных джиннов, то на ослов с головами орлов…

– Сейчас мы им устроим Аташ-бахрам, – произнес Булла и потер руки.
Его дед всегда стоял за спиной, и от этого их общая тень
становилась четырехрукой.

…Родители, деды, прадеды и прапрадеды Буллы были огнепоклонниками.
Несколько столетий его семья жила в старом каменном доме в
пригороде Самарканда, в ревностном мусульманском государстве,
правительство которого не терпело инакомыслия, особенно по
части религии. Самаркандские огнепоклонники уже не строили
«башни молчания» – дахмы и храмы огня. Зороастризм как религия
пришел в упадок. И в то время, когда в США и Великобритании
устраивались ежегодные панчаяты (собрания) парсов и
иранских зороастрийцев, когда у профессора Лондонского университета
Мэри Бойс вышла в свет первая часть ее труда, в Самарканде
бехдины (исповедующие благую веру, то есть зороастрийцы)
находились в меньшинстве. Терпели унижение и бесчестие.

Родители Буллы, в конце концов, отказались от своей исконной веры и
назвались атеистами, но дед каждый раз, утром, в полдень и
вечером, продолжал совершать заотру. Он был магу, то есть
жрецом, уважаемым жрецом в общине огнепоклонников. Свой участок
земли у дома дед называл пави, на нем совершал приношения
огню и воде и читал молитвы.

Мальчиком Булла из укрытия подсматривал, как его чернобородый дед
(он не поседел до самой смерти) в белой судре выходил на
молитву, обвязывал три раза вокруг талии шерстяной пояс кусти и
совершал омовение.

38.

Для этого старый зороастриец использовал старинные медные горшки, в
одном из которых была коровья моча, в другом – родниковая
вода. В большом глиняном горшке, напротив которого всегда
садился старик, трепетался «неугасаемый» огонь.

Позднее дед объяснил Булле смысл заотры. Он ввел его на пави и
прошептал на ухо тайное имя, которое Булла не должен был никому
открывать. А «Булла» только лишь «низшее именя». Дед
объяснил, что злые духи не должны знать настоящего имени человека,
чтобы им было труднее овладеть его душой. В конце концов,
«Заратуштра» тоже было охранительным именем и в переводе
значило всего лишь «староверблюдый», то есть владелец старых
верблюдов.

Затем дед рассказал древний миф:

Боги создали мир в семь приемов. Сначала они сотворили
небеса из камня, огромные и твердые, как яйцеобразная скорлупа. В
нижнюю часть скорлупы поместили воду. Земля была создана в
третий прием. Словно большое плоское блюдо она покоилась на
воде. В центре земли боги поставили три одушевленных
творения: растение, животное и человека Гайо-марэтана, что в
переводе значит «смертная жизнь». Затем, в пятый прием, был
разожжен огонь, видимый и невидимый. Видимый огонь согревал живые
существа, невидимый – в качестве жизненной силы наполнял
одушевленные творения. В шестой прием боги создали Солнце. А
вслед за этим они принесли в жертву растение, быка и человека,
и на земле сразу стало много растений, животных и людей.

Все семь творений присутствуют в каждом обряде: земля – это пави,
огонь и вода – в сосудах, небесная твердь – в кремневом ноже и
каменном пестике ступки, растения – в пучке прутьев,
который называется барэсман или барсом, и в священном напитке
хаоме, животное – в жертве, молоке и масле, человек – в лице
жреца.

Позднее дед обучил молодого Буллу таинству приготовления хаомы и
указал, что каждый обряд осуществляется ради поддержания Аша,
то есть наивысшей истины.

– Ты – Ашвин, – однажды торжественно произнес дед. – Хранитель истины.

– Фраваране (Я признаю, выбираю, объявляю…), – ответил Булла на
языке пехлеви. И для него это было сродни посвящению в древнее
тайное общество. Булла получил свой кусти и трижды обмотал
его поверх нижней рубашки в знак триединства зороастризма:
благая мысль, благое слово, благое дело.

С тех пор для Буллы весь мир разделился на бехдинов и джуддинов
(иноверцев), на служителей высшего бога Ахура-Мазды и слуг его
злейшего врага Архимана. Даже животные были либо полезными,
либо зловредными. Одни приносили пользу человеку, и тот
должен был их оберегать и охранять, другие – приносили только
вред. Поэтому, став зороастрийцем, Булла безжалостно уничтожал
вредоносных жаб, насекомых и крыс. Так завещали древние
жрецы, магу трех великих царств.

Дед погиб под колесами грузовика, когда Булла служил на
таджико-афганской границе. Старика долго пытался выжить с его земли один
богатый сосед-мусульманин, бехдин упирался и, в конце
концов, трагически погиб при невыясненных обстоятельствах. Когда
Булла приехал в отпуск в родной Самарканд, на пави его деда
уже построили огромный особняк, ворота которого украшали
полумесяцы. Булла не стал настаивать на дополнительном
расследовании гибели деда – в конце концов, тот сам учил, что после
смерти душа человека превращается в урван и ей от этого
становится лучше. Душа старого огнепоклонника ускользнула по
солнечному лучу в зороастрийский рай, и теперь тот наблюдала и
помогала своему внуку.

Но обида осталась. Деда похоронили на мусульманском кладбище, и
тридцати пяти рублей – всей наличности Буллы – не хватило бы,
чтобы эксгумировать его тело и отправить в подземное царство
Йима по древнему обычаю. Дед верил, что внук вынесет его тело
на открытое место и оставит на съедение бродячим псам и
стервятникам, как требовала традиция. Но внук не сделал этого.
Что ж, спи спокойно последний из магу! Смерть – это только
начало новой жизни…

В армии никто не знал о личной трагедии Буллы, и уж тем более никто
не подозревал, что под военной формой он носит «запрещенный»
кусти. Солдат скрывал свою веру. Да и была ли в нем вера?
Однажды он встретил своего земляка, также огнепоклонника,
сына одного из атаурванов Самарканда. И тот рассказал, что дед
Буллы относился к одной из самых таинственных сект
зороастрийцев, такой же сильной и «твердолобой», как зурваниты. Мощь
и непреклонность этой секты в свое время заставила парсов
уйти из-под арабского владычества и обосноваться на
полуострове Индостан. Ранее в Средней Азии огнепоклонники одержали
победу над войском царя Кира и убили его.

– В чем суть этого учения? – спросил Булла.

– Они поклоняются цифре шесть, считая ее магической и божественной.
Судите сами, Ахура-Мазде, нашему верховному богу,
сопутствовали шесть божеств-ахуров. Они были эманацией Ахура-Мазды и
назывались Амэша-спэнта, то есть «бессмертные святые». Далее,
как известно, гробницу Великого Дария на скале Накши-Рустам
украшает рельеф, на котором царю сопутствуют шесть фигур –
знатные персы, которые помогли ему занять трон. И это,
заметьте, не случайно.

– Что ты еще знаешь об этой секте?

– Говори тише, – попросил земляк, хотя разговор их проходил и так в
полголоса. – Я больше ничего не знаю. Отец мне ничего не
рассказывал. Нет, вспомнил – они называют себя Ашвинами.

В девяносто первом Булла со своей семьей переехал на юг Казахстана,
в маленький провинциальный город Мерке и открыл на местном
базаре «Ремонт обуви». И первое время мастерская пользовалась
популярностью. Но потом вместе с обеднением среднеазиатской
республики пришел в упадок и сапожный «бизнес». Бывали дни,
когда Булла выходил на работу, и не было ни одного клиента.
Потом приходили соседи или просто знакомые люди и просили
отремонтировать им обувь бесплатно. Но Булла всегда говорил,
что бесплатно, значит «бес платит» и отказывал.

Два года дела его шли из рук вон плохо. Семья Буллы бедствовала,
сапожнику пришлось влезть в долги к хозяину базара Беку и,
учитывая нешуточные проценты, рассчитаться с ними не
представлялось никакой возможности. Бек нажил себе состояние на
наркотиках, об этом знали все. И не раз он и в шутку, и всерьез
предлагал Булле «быстро и не хлопотно» отработать свой долг в
его бизнесе. Сапожник всякий раз вздрагивал от таких
предложений и продолжал колотить молоточком, пока наконец Бек не
выставил условие: Булла должен отдать ему свою мастерскую.

– Чайхану тут открою. Больше пользы будет, – сказал толстый Бек,
вальяжно прохаживаясь из стороны в сторону.

– А как же моя семья, мои дети?

– Это меня не интересует. Не хочешь возить мой товар, проваливай отсюда!

Бек дал время Булле собраться с мыслями, подготовиться к переезду, и
на следующий день у сапожника появились боевики, которых
Бек выпестовал в лучших традициях своего бизнеса. От
«басмачей» разило спиртным, чесноком и еще какой-то дрянью, сапожник
задыхался от вони, когда кто-нибудь из них открывал рот, а
те наседали со всех сторон, угрожали, расписывали в
подробностях, как они поступят со «шмутками» Буллы, его женой и,
главное, со старшей дочерью…

Булла крепко, незаметно от «басмачей», сжимал под верстаком
отвертку. Пока, наконец, терпение его не лопнуло.

– Ладно, – крикнул сапожник. – Один… Ты, который тут самый…
останься, а вы выходите отсюда! Хочу поговорить с ним с глазу на
глаз!

Пожав плечами, двое «басмачей» вышли из мастерской, оставив
третьего. Булла захлопнул дверь.

– Все, сволочь! Теперь я тебя буду казнить! – сапожник воткнул во
внутреннюю обшивку киоска отвертку – от греха подальше, чтобы
в порыве не убить «басмача».

– Ты что, ты что, Булла?! Пусти!

Сапожник сбил бандита с ног, насел на него сверху и начал нещадно
молотить кулаками то по голове, то по ребрам. «Басмач» кричал,
звал на помощь своих дружков, но на улице ничего не было
слышно.

Когда бандит потерял сознание, Булла выволок его на крыльцо и бросил
под ноги его дружкам.

– Все! Если еще что-нибудь не понятно, заходи по одному…

Лицо Буллы словно состарилось и побелело. На его фоне особенно четко
«проявлялись» черная борода и копна волос.

– Передайте Беку: убивать я его «басмачей» буду! То есть вас, псов позорных…

Подобная расправа с телохранителем Бека была чревата крупными
неприятностями, но что уже терять Булле? Кроме сапожной будки, у
него в жизни уже ничего не осталось. И он готов был биться за
нее до последнего. Но до вечера «гостей» у Буллы больше не
было, не тронули его и на следующее утро.

А после обеда на пороге у Буллы внезапно появился тот самый
сослуживец, с которым когда-то состоялся задушевный разговор о
зороастрийцах. Земляк Буллы после срочной службы так и остался в
армии, окончил военное училище, дослужился до четырех
офицерских звездочек, хотя даже растолстев, оставался похожим на
мышь. Пугливую серую мышь. Он сел на лавку в прихожей, и
голова его едва возвышалась над деревянной перегородкой.

– Здравствуйте, Булла. Вы меня помните?

Они не обнялись, как это принято в Средней Азии при встрече друзей.
Не было ни криков радости, ни других проявлений чувств. Но,
если честно, в жизни Буллы, кроме деда, не было более
близкого человека, чем этот низкорослый узбек. Тот неожиданный
разговор о секте Ашвинов, который состоялся в армейском
блиндаже, короткий и пугливый, подчеркнул единение душ двух
самаркандцев.

– Какими судьбами? – поинтересовался Булла.

– Да вот приехал старого однополчанина навестить, – с ходу соврал капитан.

Сапожник погрозил ему пальцем.

– Дела какие-нибудь есть?

– Я ушел из армии. Надоело, так сказать, тянуть эту лямку. Решил
найти работу поспокойнее. В МАИ устроился. Двоюродный брат
помог с хлебным местом.

– Хорошо, когда братья есть, – согласился Булла.

– Вижу, дела ваши идут не так уж хорошо, – констатировал гость,
осматривая верстак и полки, на которых когда-то стояли десятки
пар обуви, а сейчас было пусто. – Не буду скрывать, я пришел
помочь. Есть для вас одна возможность подзаработать.

Капитан подозрительно осмотрелся по сторонам и протянул Булле пачку денег.

– Здесь тридцать тысяч рублей, – сказал он. – Еще столько же
получите, когда доставите груз.

– Контрабанда?

– Маленькая партия «порошка». Просто кое-кто хочет немного подзаработать…

Теперь пришло время осмотреться по сторонам Булле.

– Это так неожиданно, – произнес он. – У меня будет время подумать?

– Нет. Ваше решение необходимо сейчас.

Булла выглянул в узкую вертикальную щель за шторами сапожной будки и
увидел только горные вершины над городом. Эта волшебная
страна – предгорья Тянь-Шаня – напоминала храм Аташ-бахрама,
огня высшего ранга. И была одновременно и величественной, и
уязвимой. То, что Булла увидел из окна, называлось на языке
зороастрийцев «меног», то есть духовное, невещественное. Пачка
денег, которую земляк аккуратно положил на верстак,
называлась «гетиг», то есть материальное, осязаемое. Но, в конце
концов, 60 тысяч рублей, денег, которые в Средней Азии
ценились не меньше «зеленых», были более чем хорошей суммой, и
зороастриец утвердительно кивнул.

– Что я должен сделать? – спросил он.

– Товар будет расфасован в маленькие прочные капсулы. По три грамма
каждая. Вам необходимо будет проглотить их. Далее «на
перекладных» доберетесь до границы с Россией, пересечете ее в
районе реки Уй и доберетесь до города Троицк. Путь вам известен.

– Откуда вы знаете, что известен?

Маленький мерзкий капитан лукаво улыбнулся.

– Мы знаем гораздо больше, чем вы думаете. Помните тот наш разговор
в блиндаже?..

– Я как раз и думал, что мы продолжим беседу, но, видимо, у вас
совершенно другие планы. Что ж, говорите свое…

– Параллельно с вами, но официально поедет один наш сотрудник,
который потом примет товар там, на Урале. Не нужно будет его
искать, он сам выйдет на вас. Вот и вся работа, и за это мы
платим приличные деньги. Сможете и рассчитаться с долгами и
оставить себе на первое время…

– Какой вес моего товара?

– Все зависит от того, сколько вы решитесь перевезти. Чем больше
вес, тем больше мы вам заплатим. Для начала это будет сто
десять граммов, груз большой, но достаточный для того, чтобы его
перевез в желудке один человек.

– Если хотя бы одна капсула раскроется там, у меня в животе, я тут же умру…

– Поэтому мы и платим столь высоко…

– Если я не смогу довезти груз?

Капитан мрачно посмотрел на Буллу, на его семейную фотографию,
приставленную к почерневшим корешкам книг.

– Тогда вы всего этого лишитесь.

– Хорошенькое условие! Можно задать один вопрос? Неужели вы не
хотите зарабатывать себе на жизнь более честным способом?

– В армии или в МАИ? Но я хочу хороших денег. И давайте оставим этот
разговор, потому что не вам решать, как я должен
зарабатывать себе на жизнь… Ну, будем считать, я получил ваше
согласие. Дополнительные распоряжения вы получите позже. А пока до
встречи!

…Через неделю был чудесный праздник Хамаспатмаэдайа, когда к Булле в
мастерскую пришел его дед. Такой же рослый, как при жизни,
и чернобородый. Произошло это уже на закате, как и положено
в Хамаспатмаэдайа, когда души умерших навещают своих
родственников.

Дед расположился на деревянной скамье, они проговорили всю ночь
(Булла не помнил о чем), а утром дед не исчез, как положено
фравашам, душам умерших героев. Он остался со своим внуком.

– Я вернулся, чтобы пройти свой земной путь до конца, – сказал дед.
– И ты мне в этом поможешь. Не удивляйся. Аша, великая
истина, в опасности, и мы, Ашвины, должны ее спасти. Путь будет
непрост. Но сначала ты должен возвратить долги, которые у
тебя остались в этой жизни… Я говорю про наркотики.

На верстаке перед Буллой оказались два хорошо отесанных круглых камня.

– Что это? – спросил сапожник.

– Попытайся сам разобраться с этим оружием жрецов. Я думаю, в этом
нет ничего сложного.

Булла повертел в руках камни, попробовал их на вес и понял, для чего
они предназначены: древнее метательное оружие болас.

– Что я должен сделать?

– Восстановить то, что утрачено временем. И почувствовать его силу.

Булла заглянул под верстак, где раньше хранились ремонтные
материалы, которых уже почти не осталось. Из-под последней полосы
полиуретана он извлек отрез крепкой кожи, примерил ее на «шары»
и, к удовольствию своему, понял, что этого хватит. Он тут
же взялся за работу: раскроил кожу так, чтобы ее хватило и
для обшивки круглых камней, и для прочной «перевязи», которая
бы соединяла их. Булла накладывал швы, как опытный хирург, и
вскоре болас был готов.

– Не забыл еще, как им пользоваться? – спросил дед.

– Что ты! Надо выйти в поле, и я покажу тебе свое умение…

– Не стоит. Это не простой болас. Он будет «посохом» в твоих
странствиях. Он укажет тебе путь…

В тот день в приземистый дом к Булле заглянул тот же земляк из
Самарканда. Он боязливо озирался, но деда не заметил. Смешно было
смотреть на этого маленького человечка, капитана. Он
выглядел нелепо в окружении крупной мебели, которую любил Булла.
Казалось, что массивный деревянный стол и шкаф с книгами
давили на гостя.

– Вы отправляетесь в путь сегодня. Около полуночи, – сказал он. – Готовы?

Булла еще раз убедился, что капитан не видит его деда, и размеренно
произнес по-узбекски:

– Я готов. А готовы ли вы? Мне нужно будет встретиться с вами
сегодня ночью за час до отправления. Скажем, возле Мертвой горы.
Мне нужны все оставшиеся деньги, чтобы не получилось, что я
довезу товар, а мне ничего не заплатят…

– Ну что вы! – ответил капитан также по-узбекски. – Я принесу все
деньги. Встретимся, как и условились, у Мертвой горы.

И ночью в означенном месте капитан совершил одну непростительную
ошибку: поприветствовав Буллу, он сразу же протянул ему пачку с
рублями… Сапожник разделался с ним быстро и бесшумно.

После этого у Буллы оставалось еще одно дельце. Он вернулся в город
и поджег осточертеневший базар и дом Бека. Пламя играло над
крышами, как в самый радостный праздник зороастрийцев. Пожар
оказался настолько сильным, что сторожа не смогли вовремя
справиться с ним. Огнеборцы прибыли с опозданием – тогда,
когда большую часть построек уже невозможно было спасти. Дом
Бека выгорел дотла. Сам он бегал вокруг, опасаясь подступиться
к огню, и матерился в отчаянье.

Это на языке зороастрийцев и называлось «Аташ-бахрам» – очищение
богом огня Атар. По дороге от базара Булле попались двое
«басмачей». Он «отметелил» их своим боласом, удивительно послушным
и ловким в руках сапожника.

Булла не стал возвращаться в свой опустевший дом – семья давно уже
вернулась в Узбекистан, к его родителям. Он погладил мазаные
стены своего дома, у которого, по обычаю, все окна и двери
выходили только во двор. Погладил, попрощавшись с ним
навсегда, и двинулся из города. Путь его лежал сначала на запад, а
потом по известной с детства дороге на север.

Булла запомнил на всю жизнь, как после посвящения его в Ашвины, они
с дедом отправились туда, где некогда располагалась их
древняя прародина. Они посетили несчастные, еле различимые в
степи бугорки, единственно оставшиеся от их былой столицы,
совершая ежедневные заотры и возлияния «умершим» богам.

Прародина, где воздух до сих пор остается густым и тяжелым от
древних погребальных костров, где небо «прокопчено» тысячелетним
дымом жертвоприношений. Это место казалось ему необычайно
родным, словно детские сны, словно воспоминания из прошлой
жизни.

Дед рассказывал, что предки зороастрийцев тысячи лет жили в степях
от Волги до Сибири. Сначала они использовали медь, затем –
бронзу, строили повозки со сплошными деревянными колесами, в
которые запрягали волов, а потом пересели на быстрые
колесницы. Эти легкие повозки, запряженные лошадьми, годились и для
охоты, и для состязаний, и для войны. Древние огнепоклонники
селились большими, неразделенными семьями

А позднее из числа древних скотоводов и ремесленников выделился
отдельный «класс» – воины-колесничии, которые оставляли свои
племена и примыкали к воинственным вождям. Одним из них был
Индра, который привел древних ариев на полуостров Индостан,
вторым – царь Йима, покоривший Европу, третьим – Митра,
построивший на юге города-крепости. Исполинские цитадели из речного
песка и глины.

Одна крепость была двухэтажной. Она возвышалась на четырехметровых
колоннах из сырцовых плит. Кроме того, стены крепости
поднимались еще на десять метров. Был всего лишь один вход – с
южной стороны, но и он сначала приводил в хитроумный лабиринт,
выбраться из которого удавалось далеко не каждому. Крепость
должна была стать первым пограничным постом к уральской
стране Арьянам-войчах, но воины Митры не успели достроить свою
цитадель… И за тысячи лет, пролетевшие с тех пор, крепость
превратилась в развалины.

Булла с детства помнил эти дедовские рассказы. Тогда старый
зороастриец был еще крепким и здоровым, а теперь он превратился в
тень и неотступно следовал за своим внуком. Впрочем, от этого
родство их душ становилось еще крепче. Булла ощущал
поддержку потустороннего мира, где теперь оказался его дед, и от
этого энергия сапожника утраивались, а силы удесятерялись.

39.

– Ладно, хватит врать! – резко прервал его Андрей. – Мы получили на
тебя ориентировку. Ты – самаркандский еврей. И дед твой был
самаркандским евреем… Откуда только ты набрался всей этой
чуши про огнепоклонников?! Ладно, значит, убил ты капитана
(это мы еще проверим), сжег базар… Почему же ты не спалил дом?

– Нельзя. Его уже продали. Моя семья уехала, и мы получили деньги за него.

– Ну, хорошо, – согласился Андрей. – Что было дальше? И не вздумай
снова воспользоваться своей магией… и вспышками…

Булла невозмутимо рассматривал комнатные растения на подоконнике в
белом кабинете с высокими потолками. После того как у него
при аресте отобрали болас, Булла потерял свои силы. Напротив
него сидел багровеющий старший лейтенант, который продолжал
вести расследование по секте «протогородцев». Булла тяжело
вздохнул.

40.

Он пересек две государственные границы, оказавшись сначала на
территории родного Узбекистана, а затем снова возвратившись в
Казахстан. И, наконец, Булла услышал долгожданный, громоподобный
шум реки. Амударья в своих верховьях подобна небесному
потоку, который несет свои воды с космической скоростью. В
бурлящих водах любое бревно кружило, словно щепку, и брызги
поднимались выше человеческого роста.

На берегу Амударьи Булла присел и задумался о том, насколько
быстротечна и, по сути, бессмыслена человеческая жизнь. Конечно,
имелась в виду жизнь отдельно взятого человека. Шестьдесят, ну
пусть восемьдесят лет, из которых большая часть уходит на
поиск своего места в жизни, а остальные годы человек пытается
понять, для чего ему все это нужно? Для чего он создан?..

– Ты мне тут сказки Шахеризады, что ли, рассказываешь? Или
«Шахнаме»? Сам-то понимаешь, что ты наркокурьер? Перевез несколько
контейнеров в своих кишках! Согласен? Тебе еще повезло, что не
взяли тебя с этим грузом. Ладно, что было дальше?

Андрей, казалось, вот-вот начнет метать молнии, но
«диверсант-наркокурьер» невозмутимо посмотрел на него своими коровьими
глазами, и тот успокоился.

Деньги, которые Булле подсунул капитан, оказались фальшивыми.
Сапожник сжег их и остался в буквальном смысле «без гроша за
душой».

Попрощавшись до скорой встречи с Амударьей, он брел по «каменной
степи», в которую превращалась безводная территория Средней
Азии к концу лета. Всюду царствовала жара. Воздух буквально
закипал. Маленькие облачка серой пыли поднимались над обувью.
Странные сухие растения летели следом за путником. Словом,
безмолвное величие змей, скорпионов и пауков.

На ночевки Булла останавливался в низинах, где до утра успевала
собраться влага, и становилось более-менее свежо. Вместо дров в
костре он использовал высохший конский навоз, хотя никаких
животных в округе не было – чабаны старались быстрее
перегонять табуны с места на место, от одного микроскопического
«оазиса» к другому. Конские «лепешки» хорошо горели, и на них
можно было вскипятить воду для чая.

Думал ли полуграмотный узбекский сапожник, куда и зачем он идет?
Нет. Он чересчур уж доверял своему деду и шел дорогой, которую
тот когда-то открыл для него. Что будет дальше, интересовало
Буллу даже меньше того, что осталось в прошлом.

В начале третьего дня он увидел молодую парочку, которая оставила
незакрытые «Жигули» и уединилась в брошенной юрте, сложенной
из коровяка. Юноша и девушка не услышали, как с солнечной
стороны к ним подкрался обросший, ссутулившийся мужчина и
заглянул внутрь машины: ключи молодой любовник оставил в замке
зажигания, и этим не воспользовался бы только ленивый…

Взвизгнул стартер, «Жигули» тронулись с места с пробуксовкой по
плоским камням, позади остались ругань и угрозы юноши,
выскочившего из юрты в чем мать родила и пытавшегося догнать
автомобиль. Куда уж там! Сила, которая вела Буллу, казалось,
передалась «Жигулям».

За шесть дней пути на угнанных машинах, верблюдах и ослах Булла
пересек «каменную степь» и несколько маленьких пустыней, самой
крупной из которых была Кызылкум.

Ведомый тенью своего деда, он двигался на север, в то самое место,
где полвека назад археологи открыли легендарный Левобережный
Хорезм, древнеарийское царство, которое было основано южнее
Аральского моря в первом тысячелетии до нашей эры.

Последнюю часть пути Булла снова преодолевал пешком, потому что даже
выносливый, терпеливый верблюд однажды отказался
подниматься после привала, и странник махнул на него рукой. Обычно он
оставлял украденных животных и автомобили, которые уже не
могли ему пригодиться, на видном месте, чтобы кто-нибудь нашел
их и вернул хозяевам. Но в Кызылкуме видные места –
безжизненные отроги, на которые еще нужно забраться…

Почти сутки Булла пробирался без остановок, пока не увидел вдали
русло бледной ленивой реки. Это была вторая встреча с
Амударьей. На ее берегах силы оставили Буллу, и он повалился на
безжизненный песок, и закрыл глаза.

Сон отступил от него на рассвете следующего дня, Булла поднялся с
земли и огляделся. Его дед совершал свою ежедневную утреннюю
заотру; перед ним в глиняном горшке уже горел огонь, а в
маленьких ведерках были вода и моча. И откуда все это только
взялось? После молитвы Ахунвар дед подошел к Булле, и под
лучами низкого утреннего солнца их тени снова соединились.

Больше «диверсант и наркокурьер» ничего не помнил. Ни то, что с ним
произошло в Левобережном Хорезме, ни то, что он вытворял уже
на Урале…

41.

– М-да, – старший лейтенант постучал карандашом по столу. – Может,
вспомнишь все-таки или будем дальше дурочку валять? Психушка
по тебе, братец, плачет. В горах у нас есть хороший
интернат, откуда не возвращаются. Хочешь туда загреметь?! Я тебе это
устрою. Обещаю.

В этот момент в кабинет стремительно вошли Виктор, Верещагин и
Матушкин. Они быстрым шагом подошли к столу и положили перед
Буллой запечатанный бумажный пакет. В присутствии двух понятых
Виктор снял пломбы и выставил на стол увесистый
полиэтиленовый мешок с желтоватым зернистым порошком.

– Что это? – спросил Андрей.

– Героин. Из схрона, – Виктор был настроен серьезно. – Нашли на
Протогороде, как раз в том месте, где и Булла копал что-то, и
этот Н.Н.К. Ну? Что ты теперь скажешь, господин иностранец?
Значит, говоришь, ты не наркокурьер?