Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

ГЛАВЫ 28-29

Главы 30-31. БОГИНЯ АЛЛА ШУБЕЙКО

12.

Вениамин Петрович, которого после приезда президента за глаза начали
называть ВП, долго не мог понять, почему его старший зять,
Жан-Жак Сикр, попал в число Ашвинов.

Все остальные из перечисленных первым лицом государства людей не
вызывали сомнения – и Булла, и Микола Граченко, и Н.Н.К., и уж
тем более Николай Николаевич внесли свою лепту в сохранение
памятника. Матушкин, конечно, в большей степени – еще в то
время, когда Протогород хотели затопить. Но причем тут почему
Жан-Жак Сикр?

Недалекий француз из Нормандии. Потомственный антиквар. Какое
отношение он имеет к Протогороду, обнаруженному в безлюдных степях
Южного Зауралья? Можно предположить, что все дело в бусах,
хранившихся в семье Сикров с незапамятных времен. Бусах,
которые магическим образом могут управлять своим владельцем. Но
это уже из области фантастики.

ВП ломал голову над этими вопросами, пока однажды к нему не подошла
Алла, хитрая лиса, и не начала подлизываться.

«С чего бы это?» – думал профессор.

А Алла тем временем выложила:

– Жан-Жак хочет с тобой поговорить.

– Ну, зови своего Жан-Жака, – согласился Вениамин Петрович.

Алла поспешно вышла из кабинета, а профессор подумал:

– Когда же эта деваха, наконец, образумится?

Старшей дочери Шубейко было уже тридцать: ни профессии, ни детей, ни
толком семьи… Одни только авантюры на уме!

Вениамин Петрович вспомнил, как много лет назад его дочери впервые
поехали вместе с ним на раскопки Протогорода. Это оказался
тяжелый год. Удастся ли сохранить памятник? Удастся ли создать
заповедник?

Две дочери Шубейко были совершенно не похожи друг на друга.

Алка росла непоседой, врушей и настоящей оторвой, и с детства
доставляла родителям только неприятности.

В пять лет она свалилась в университетском гараже в смотровую яму и
только чудом осталась жива, пролетев мимо острых штырей
арматуры, торчащих из бетона. А однажды во дворе привесила на
цепочку якорь, размахивала им и разбила соседскому мальчику
бровь.

В школе постоянно жаловались на поведение Аллочки Шубейко, которая
могла увести с уроков весь свой класс, поджигала бумаги в
туалете для девочек, лазила по крышам и доводила учителей
другими своими выходками.

В тринадцать лет она впервые нагрубила Екатерине Васильевне, когда
та пыталась вразумить ее, и на два дня убежала из дома. В это
же время Алла связалась с компанией старшеклассников,
которые курили в подворотнях, начинали выпивать и еще черт-те чем
занимались…

В общем, родители ума не могли приложить, что вырастет из этого ребенка.

Вера – совсем другое дело. Она младше Аллы всего на два года, но
разница между сестрами была поразительной.

Вера выросла тихоней, умненькой и рассудительной. В школе девочка
училась на одни «пятерки» и обязательно собиралась стать
ученым, как отец.

Мать не могла нарадоваться на такое чадо, а Алла только высокомерно
помыкала своей сестренкой. Однако никаких конфликтов между
ними не возникало из-за миролюбивого характера Веры. Вениамин
Петрович в шутку называл дочерей Лисица и Журавль.

Когда девушки повзрослели, знакомые удивлялись, как у одних
родителей «получились» такие разные дети.

Алла оказалась почти на голову выше своей сестры. Рыжая, с вьющимися
волосами, большой грудью и ногами, которые, казалось, росли
у нее от подбородка. На ее фоне блондинка Вера, сделавшая в
старших классах короткую стрижку, казалась незаметной. Она
и оставалась в тени своей сестры до их появления у «стен»
Протогорода.

Итак, произошло это много лет назад.

Отрядом археологов, проводившим раскопки на городище, руководил
аспирант Геннадий Семенов. Профессор Шубейко только изредка
наведовался к ним, потому что основная его работа проводилась в
кабинетах власти, где решалась судьба Протогорода.

В июне Вениамин Петрович вывез дочерей в поле и оставил их на
попечение своих помощников. Дела требовали от него немедленного
возвращения в город, а когда Вениамин Петрович снова прибыл на
раскопки, в отряде Аллу уже прозвали Богиней.

Ей было девятнадцать, и она сводила с ума всех мужчин в округе (в то
время на возведении дамбы по соседству с археологами
работали строители, а на ближайшие сопки уже начали съезжаться
первые «экстрасенсы» и «миссии»).

Утро Богини начиналось с неприличного купания в Большой Караиндульке.

В береговых камышах Алла скидывала с себя всю одежду и с дикими
воплями забегала в воду, а затем начинала шумно плескаться и
нарочно подпрыгивать из воды. «Грязные и вонючие» археологи,
казалось, вызывали у нее только отвращение, поэтому на них она
демонстративно не обращала абсолютно никакого внимания. А
сама между тем дававала шансы и тому, и другому, и третьему.

После купания Богиня грациозно садилась за стол и поедала сладости.
Однажды «сгущенку» и пряники спрятали от нее, и Алла
устроила настоящий скандал.

На раскопки, не в пример своей младшей сестре, она ни разу не
выходила, а сразу после завтрака отправлялась на одну из сопок
загорать.

Сопка уже тогда называлась Колдовской или Лысой горой (она же
Лысина), и на нее каждый день поднимались для камланий толпы
«экстрасенсов». Им было неприятно совершать свои «космические»
обряды рядом с распоясанной (и в прямом, и в переносном
смыслах) девицей. Строители забывали о своих бульдозерах и
экскаваторах, когда девушка вдруг поворачивалась к ним загоревшим
задом.

Что уж тут говорить про молодежь? Археологи отсили на гору для Аллы
ведра воды, чтобы та обливалась и, не дай бог, не
перегрелась на солнышке. Обнаженная полногрудая девица на вершине
сопки казалась им настоящей Богиней. Вера только диву давалась,
как ее сестра сводила всех с ума.

Однажды профессор Шубейко приехал в лагерь раздосадованный горячими
спорами, которые вызвала у чиновников судьба Протогорода.
Руководитель экспедиции сразу направился к месту раскопок, но
в это время археологи как раз отложили свои инструменты и
уставились в сторону Колдовской горы.

Несколько мужских голосов хором считали:

– Семь, восемь, девять…

– Что? Что там происходит? – пролепетал побледневший Вениамин
Петрович, который, казалось, находится в предынфарктном состоянии.

В этот момент и без подзорной трубы было видно, как на вершине сопки
Алла стоит и взасос целует одного из археологов.

Егора Верещагина.

В ту минуту, показавшейся ему вечностью, Вениамин Петрович готов был
провалиться сквозь землю. Вера заботливо взяла его под руку
и отвела в палатку.

Вечером, когда у стола никого постороннего не осталось, профессор
собрался с мыслями и высказал все, что думает о поведении
своей старшей дочери. Он призвал ее не позорить отца перед его
коллегами, подумать о матери, о сестре, наконец…

– А это мой жених! – вызывающе ответила Алла. – И мы с ним сыграем свадьбу.

– Вот как! – закричал профессор. – Тебе не о замужестве нужно
думать, а об учебе. Еще три года учиться надо!

– Уже не нужно: я забрала документы из универа… Не нравится мне там.

У Вениамина Петровича резко закололо сердце. Жаль, валидола с собой
не оказалось. Профессор хотел молча встать и уйти, но ноги
казались словно ватными и не оставалось никаких сил.

– Завтра вернешься в город к матери, и пусть она займется твоим воспитанием.

– И пожалуйста, – Алла поднялась из-за стола.

Конечно, ни за какого Егора Верещагина она замуж не вышла и не
собиралась. С будущим ассистентом профессора Шубейко вообще
произошла некрасивая история: Алла просто запудрила мозги этому
бедному мальчику и бросила его.

Ах, как он тогда мучился!

«Но все утряслось», – вспоминал теперь Вениамин Петрович.
Легкомысленная Алла упустила свое счастье, зато умница Верочка сразу
рассмотрела в Егоре человека, с которым можно связать свою
жизнь. И теперь Верещагин все равно стал зятем профессора
Шубейко.

Отвергла Алла и ухаживания Генки Семенова. Кем он тогда был?
Безденежным аспирантом, который еле-еле сводил концы с концами. Это
сейчас он ассисестент, а тогда…

В двадцать лет старшая дочь Шубейко вышла замуж за бизнесмена Илью и
укатила с ним во Францию, где у него были и доход, и
«тачки», и шато.

Против этого брака выступали и Вениамин Петрович, и Екатерина
Васильевна, но Алла их не послушала. Она почувствовала вкус
больших денег и потеряла голову. Любовью это нельзя было назвать,
но Алла не хотела ничего слышать.

Их брак продлился, на удивление, семь лет. За это время Алла
несколько раз попадала в челюстно-лицевую хирургию, резала вены,
травилась таблетками и сделала три аборта. Родители в тысячах
километрах от Франции, конечно, ни о чем и не догадывались и
узнали тайны этого брака только тогда, когда с ним уже было
покончено.

Пьяный Илья разбился на автомобиле.

– Как же ты теперь, доченька? – спросила год назад по телефону
Екатерина Васильевна.

– Не волнуйся, мама. Я вышла замуж. Он хороший человек. Скоро я вас познакомлю.

Так у Вениамина Петровича появился новый зять – антиквар Жан-Жак Сикр.

Он скромно вошел в кабинет профессора и сел напротив него на
маленький стул. За спиной француза стояла Алла.

– Я вас слушаю, – строго произнес Шубейко по-французски.

Сикр, конечно, решил не тянуть кота за хвост и выложить все прямо и
на чистоту, но у него это получилось нескладно:

– Дело в том, дело в том… Я бы хотел вложить инвестиции в развитие
туризма в заповеднике. Понимаете, возможно, в этом
заключается сакральный смысл… Смысл всей моей жизни. И не только моей,
понимаете.

Сикр оглянулся на Аллу и погладил ее руку, которую она положила ему на плечо.

– Я долго думал над этим, – Француз не скрывал своего волнения. –
Каждый из нас играет свою роль… Вернее, каждым из нас
провидение играет свои роли. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю…

– Я ничего не понимаю. Провидение, туризм, инвестиции… Не могли бы
вы изъясняться точнее. Что именно вы подразумеваете под своей
«ролью»? Вложить деньги в развитие туризма, а затем
пожинать плоды?!

– Что вы, что вы! – замахал руками Сикр. – Все дело совершенно в
другом… Мы долго думали на эту тему с Аллой. Все ее
злоключения, все мои злоключения должны подойти к логической развязке.
Я не знал, для чего приехал в заповедник. Не знал до того
момента, пока не лишился своих фамильных бус. Мне пришлось
вернуть их в Могилу. Вы знаете эту историю?

– Да, Егор мне рассказывал об этом, – отрезал Вениамин Петрович. –
Удивительным образом бусы, которые долгое время хранились в
вашей семье, в незапамятные времена были извлечены из Могилы
Учителя, расположенной рядом с нашим Протогородом.
Установить подлинность этой истории, конечно, не представляется
возможным, но если вы согласились вернуть бусы в погребение,
значит, так и быть должно.

Сикр промолчал.

– На этом можно поставить точку, – продолжал профессор Шубейко. –
Возвращение священной реликвии в Могилу и есть логическая
развязка всех ваших… злоключений. Хотя я, конечно, не понимаю, о
чем идет речь.

– Все в этой жизни происходит неслучайно, – витиевато продолжил
Сикр. – Неслучайно Алла оказалась во Франции, встретила меня и
привезла к вам в заповедник… Она выполнила свое
предназначение. Ей пришлось пройти через лишения, боль потери – сущий ад.
Теперь я хотел бы выполнить свое… Бизнес позволяет мне
выступить инвестором для Вашего заповедника. Начнем с
незначительной суммы. Скажем, сто пятьдесят тысяч евро. Это немного,
но это только начало. Скажем, в этом году вы получите сто
пятьдесят тысяч евро, в следующем – больше. Дальше, если наши
дела пойдут хорошо, я найду во Франции более богатых
инвесторов, мы откроем в заповеднике современные гостиницы, пустим
поток иностранных туристов…

– Для чего мне это надо? – Профессора Шубейко начала беспокоить
настырность француза.

На ум ВП пришли две строчки из Маяковского: «У советских собственная
гордость, – На буржуев смотрим свысока».

Вениамин Петрович чувствовал и презрение, и жалость к этому
человеку, ничтожному и невероятно противному. Он пытается купить
ученого, чтобы затем «стричь» дивиденды? А ведь президент
предупреждал о том, что иностранцы и будут предлагать Шубейко
деньги, большие деньги. И необходимо отказаться от этого.

– Дело в том… Я волнуюсь, потому что делаю подобные вещи впервые. Я
хочу предложить вам совершенно безвозмездные инвестиции, –
выдавил из себя Жан-Жак Сикр, и взгляд у него внезапно
«очистился» и озарился.

– Очень хорошо… – подумал ВП. – Я имею дело с сумасшедшим.

– Папа, я прошу серьезно отнестись к этому предложению, –
заступилась за мужа Алла. – Жан-Жак действительно хочет помочь
заповеднику. Деньги, которые он предлагает, не обязательно
расходовать на гостиницы и туризм. Жан-Жак чувствует свою вину перед
нашей страной и хочет ее загладить. Соглашайся, пожалуйста…

– Могла бы говорить со мной по-русски, – Профессор поднялся из-за
стола и нервно прошелся по кабинету.

С одной стороны, конечно, собственная гордость, но с другой стороны,
дают – бери, а бьют – беги.

Значит, зятек предлагает деньги, которыми ученый может распорядиться
по собственному усмотрению. Например, пустить их на новые
раскопки, на восстановление древних памятников…

В голове у ВП созрел план: восстановить Могилу Учителя, опираясь на
археологические данные. Почему-то это первое, что пришло
ученому на ум.

Для этого действительно требуются средства. И немалые.

Если Сикр не обманывает и уже сейчас готов выложить сто пятьдесят
тысяч евро, следующей весной можно начать реставрационные
работы на Могиле. Уникальный объект, в которой тысячи лет
хранились священные реликвии, станет уральским ответом скальной
церкви Лалибэлы и зиккуратам Чичен-Ицы!

Почему считается, что в начале было Слово? В начале были деньги. А
уже потом – Слово, слова и дела. ВП только сейчас, когда
появились потенциальные средства на реставрацию Могилы,
окончательно осознал, с каким чудом света он живет по соседству.
Ничего подобного ни на Урале, ни в России, ни во всей Евразии
нет!

13.

Что такое храмина, получившая даже в научных кругах название не
только Больше-Караиндульский могильник, но и Могила Учителя?

Курган.

В тот день, когда к его подножию впервые подошли археологи (снова
этот переломный год, когда решалась судьба Протогорода!), его
высота не превышала четырех метров. В июне курган полностью
скрылся под бурьяном, и сначала археологам потребовалось
скосить траву.

– Не слишком ли рано? – поинтересовался фермер Романыч, когда ребята
из отряда взяли в руки косы.

– Это для науки, – объяснили ему.

И уже через час Романыч ходил вокруг кургана, что-то неразборчивое
бормотал себе под нос и беспрестанно восклицал:

– Подумать только! Какая красотища пряталась под травой!

Могильник сразу отнесли к скифо-сарматским временам. Тогда никто и
подумать не мог, что такое грандиозное сооружение воздвигли
на две или три тысячи лет ранее. Только сейчас, когда в
Могиле «пошли» находки, стало ясно, что она относится ко времени
Протогорода и Страны городов, а тогда...

Ударными темпами шло строительство плотины, сроки поджимали ученых,
и курган решили вскрывать… грейдером. Ведь по предыдущему
опыту известно: захоронения в скифо-сарматских могильниках
располагаются ниже уровня поверхности, а посему верхний слой
(то есть сам курган) можно безбоязненно срезать техникой.

В центральной части насыпи археологи обнаружили несколько старых
грабительских раскопов. Они могли относиться как к древнейшим
временам, так и к нынешним.

Рядом с ними археологи заложили небольшой шурф, но никаких
артефактов не удалось обнаружить, и тогда на раскопки приехал
грейдер. Его стараниями в одночасье была срезана центральная часть
кургана.

На выровненной площадке археологи провели полномасштабные раскопки,
но от них не было ровным счетом никакого толка: от
погребения не осталось даже следов, словно древние строители возвели
курган просто так, из праздного интереса. Кто бы мог
подумать, что захоронение необходимо искать совершенно в другом
месте.

Но тогда Шубейко на чем свет ругал своих помощников за бесполезно
потраченные дни, и только спустя несколько лет, когда ученые,
не торопясь и обстоятельно, вернулись к раскопкам кургана,
открылось, какую ошибку они совершили в тот «переломный» год.

По большому счету, из-за спешки и стратегического просчета археологи
разрушили грандиозный памятник древнейшей истории.

Курган, а на деле это оказался не обычный курган, а настоящая
храмина, древние жрецы воздвигли по особому обряду, еще
неизвестному современной науке.

Усопшего с погребальным инвентарем поместили не в землю, а в само
«тело» кургана. Насыпь у древних считалась Небом, и они
захоронили покойного буквально между небом и землей. Причем, в
кургане был похоронен не воин, не вождь, а Пророк. В пользу
этой гипотезы говорил набор погребального инвентаря, который
жрецы положили в Могилу Учителя.

В кургане не оказалось оружия, а только предметы, которые, по
жреческим верованиям, могли пригодиться усопшему в новой жизни:
магические бусы, глиняный горшок, болас, которым можно будет
заарканить Небесного Оленя, нож для хозяйственных нужд, «жезл
Шестипалого» и сама черепная коробка – хранительница
мудрости.

По счастью, во время работы грейдера ни один из артефактов не
оказался в Могиле. Непонятные тайные силы извлекли их из
захоронения и сохранили до того момента, когда реликвии необходимо
будет вернуть в гробницу.

Сами по себе эти открытия были грандиозны!

И хотя научный мир остался равнодушным к ним, профессор Шубейко
спустя годы вернулся к раскопкам на кургане.

Погребальную камеру древние строители возвели в виде «мавзолея» с
круглым куполом вверху, в котором первоначально находился вход
в «погребалку». Грейдер снес тысячелетнюю кладку, как
гильотина голову.

Вероятно, «мавзолей» являлся первым этапом строительства. Позднее
вокруг него жрецы возвели курган, состоящий из двенадцати
«ступеней». Каждая из них – высотой около полутора метров.

Основания «ступеней» сооружались из бревенчатых «срубов», полые
клети которых заполнялись речным песком и жидким грунтом.
Готовую поверхность покрывал слой камыша, от которого сейчас
осталась одна труха. Во многих местах археологи обнаружили
прогары от костров, что говорило о постоянных ритуальных обрядах,
проводившихся во время строительства.

Диаметр первой «ступени» составлял около девяноста метров, второй –
восемьдесят четыре, третьей – семьдесят восемь… Последней –
восемнадцать метров. Сверху курган украшал купол, сложенный
из сырцовых блоков (если верить первой стратиграфии), и
таким образом первоначально высота храмины составляла не менее
двадцати метров.

Таких памятников, относящихся к бронзовому веку, в Евразии еще не находили!

Трудоемкое строительство Могилы длилось более десяти лет. Может
быть, по году на каждую «ступень». На строительстве были
задействованы не менее ста человек, но дело даже не в количестве
рабочих рук: сами жрецы не торопились с возведением, укладывая
каждую «ступень» с соблюдением всех обрядов.

Еще тогда, при первом варварском вскрытии, кто-то из археологов
обратил внимание на отпечаток глиняного горшка, который стоял в
венке из полевых цветов и позднее был унесен кем-то. По
растительному тлену, сохранившемуся в суглинке, удалось
«прочитать» стебли трав, цветки и маленькие листочки.

Но тогда это обстоятельство не остановило археологов от «скоростных» раскопок…

Глубина рва, окружавшего курган, в бытность Протогорода составляла
пять метров, ширина – десять. Проникнуть к южноуральскому
«зиккурату» можно было только по узкому перешейку с юга.
Вероятно, в том месте позднее находился и другой вход в
погребальную камеру.

Сейчас уже трудно точно установить, какой первоначальный вид был у
кургана, но Вениамин Петрович именно так представлял Могилу и
именно так собирался ее реконструировать.

…Мысли о том, что деньги, предложенные зятем, можно использовать на
восстановление Могилы Учителя, будоражили воображение. Кровь
прильнула к лицу ВП, и он едва держался на ногах.

Чтобы не упасть, профессор Шубейко сел снова за стол и обхватил голову руками.

Не зная первопричины этого волнения, Алла и Сикр решили, что папочка
сейчас пошлет их ко всем чертям. Даже французу было
известно о взрывном характере тестя.

– Вероятно, этот разговор нужно было начать по-другому, – думал
Жан-Жак Сикр, – старые русские не терпят суеты с деньгами…

Но озарение!

После трех недель проживания в заповеднике иностранный антиквар
вдруг осознал, что миллионное состояние не главное в жизни,
когда душа твоя не на месте.

К тому же Сикр полагал, что после вложения инвестиций он станет
своим человеком в семье профессора Шубейко, а значит, ему будет
позволено остаться там, где хранятся его фамильные бусы…

– Мы ждем вашего ответа, – напомнил он тестю.

Алла с силой сжала его плечо, словно ее муженек сказал что-то лишнее.

– Такие дела не решаются сиюминутно, – сказал профессор ВП.

Француз засветился лучезарной улыбкой: сработало! Старик, хоть и
набивал цену, но пошел на попятную и сейчас примет его
предложение.

Алла, наоборот, понимала, что отец вовсе не тянет время и уж тем
более не набивает себе цену, а… таким образом борется с
искушением. Кидаться за легкой наживой было не в правилах
профессора Шубейко. Он привык обдумывать каждый свой шаг и
зарабатывать хлеб нелегким трудом.

– Я могу подумать несколько дней? – неожиданно для Аллы и Сикра
спросил Вениамин Петрович.

Француз только пожал плечами:

– Сколько вам будет угодно.

– Вот и отлично. Когда буду готов ответить, я сам найду вас, – ВП
дал понять, что ему больше не нужно надоедать без
необходимости.

Сикр поднялся и, взяв под руку Аллу, заковылял к выходу. Они
действительно были не парой: процентщик и Богиня, миллионер и
русская деваха.

Вениамин Петрович посмотрел на меха, в которых ходила его дочь, и
даже слегка пожалел Сикра. Богиня, а ВП не сомневался, что
идея с инвестициями принадлежит именно ей, высосет из своего
мужа все соки.

Еще несколько месяцев назад профессор Шубейко, не задумываясь,
принял бы предложение Жан-Жака Сикра и заключил с ним договор,
выгодный обеим сторонам. Но необычные происшествия,
произошедшие прошлой осенью, в корне изменили мировоззрение Вениамина
Петровича. Теперь он не мог просто так распоряжаться
древними памятниками. И дело даже не в том, что профессора Шубейко
превратили в «английскую королеву» и фактически отстранили
от управления заповедником. В октябре он столкнулся с чем-то
необъяснимым и великим. Если уж сам президент, лицо,
наделенное властью…

– Алло, алло, Екатерина Васильевна, – ВП включил свою портативную
рацию. – Сегодня к ужину меня, пожалуйста, не жди. Я
задержусь… Да, немного поработаю у себя… Только не беспокойся,
дорогая: ничего не произошло. Просто накопилось много дел. Кстати,
Егор не звонил?