Онтологические прогулки

Кутузов потерял глаз при следующих обстоятельствах.


Домашний учитель-француз научил его играть в шашки, но ради шутки
уверил доверчивого мальчика, что выигрывает тот, кто первым остаётся
без единой фигуры; надо признать, что Кутузов освоил эту технику
игры блестяще.


И вот однажды, на выпускном балу, Кутузов стал играть в шашки
с кавалерийским капитаном; тот, в отличие от Кутузова, танцевать
умел, но вынужден был играть, поскольку по дороге на бал потерял
каблук и поэтому находился в крайне раздражительном состоянии.


Ещё более усиливало это раздражение то, что Кутузов каждый раз,
когда лишался последней шашки, начинал громко и искренне смеяться,
чем привлекал всеобщее внимание; это совершенно сбивало капитана
с толку, он краснел и дико оглядывался по сторонам.


Наконец, после пятой партии будущий полководец, крайне довольный
собой, снисходительно похлопал соперника по плечу и, улыбаясь,
сказал: «Вот так, голубчик, не в глаз, а в бровь» (учитель-француз
любил пошутить и не ограничивал себя в этой слабости).

Совсем обезумевший от такой игры и обращения драгун пришел в ярость
и заорал: «А я бью не в бровь, а в яблочко!» (всё-таки все французы
– канальи), после чего попытался размахнуться, но, сломав второй
каблук, упал на спину.


Полное поражение соперника так развеселило Кутузова, что по причине
чрезмерной интенсивности смеха у него и случилось кровоизлияние
в глаз.


Для полноты описания этой совершенно правдивой истории следует
добавить, что повязки на пострадавший глаз, которыми чаще всего
пользовался прославленный полководец, были нарезаны из каблука
неудачливого капитана.

Кутузов славился своей сообразительностью. Так несколько лет после
потери глаза он никак не мог запомнить, какой именно глаз необходимо
было завязывать, пока, наконец, не вышел из этого затруднения
следующим простым и оригинальным способом:

• если после повязки одного глаза было темно и ничего не видно, становилось понятно, что надо завязать другой глаз, когда же, после перенесения повязки на второй глаз, становилось светло и хорошо видно, оставалось только перенести повязку на первый глаз с тем, чтобы удостовериться, будет ли и в этом случае темно и ничего не видно, и, если действительно оказывалось темно и ничего не видно, тогда можно было быть совершенно уверенным, что необходимо завязывать другой глаз, после чего спокойно совершать оное действие;
• в случае же, если после повязки глаза оказывалось, что было светло и всё видно, требовалось всего лишь вернуться к первому способу определения, то есть перенести повязку в положение «темно и ничего не видно», затем – в положение «светло и всё видно», после чего в (теперь уже контрольное) положение «темно и ничего не видно», и, наконец, в положение окончательное и бесповоротное – «светло и ничего не видно»…э, нет, простите, «темно и всё видно», чёрт, а я, оказывается, не так сообразителен, как знаменитый генерал.

У Кутузова был невероятный дар полководца.

Предвидеть результат его решения не мог не только противник, но
даже и он сам. Принимал решение он следующим образом: пока денщик
развешивал на стене карту боевых действий, полководец принимал
не решение, а стакан тёплого молока. Это событие предвидели все
штабные и, говорят, даже некоторые противники Кутузова, но это
им никак не помогало, потому что главное происходило после: Кутузов,
в наброшенном на него всё тем же денщиком мундире, долго и тщательно
выбирал одно из куриных яиц, специально приготовленных для последующей
процедуры, после чего поворачивался к освобождённой для всё той
же процедуры стене и решительно метал снаряд в уже висящую на
ней карту.


Место попадания яйца становилось местом дислокации войск, а направление
стекания содержимого снаряда – общим направлением движения.


Благодаря этой стратегии место дислокации войск никогда нельзя
было предвидеть, однако легко угадывалось общее направление их
дальнейшего движения, так как содержимое яйца всегда текло вниз,
на юг.


Это обстоятельство больше всего беспокоило полководца, поэтому
он много работал над усовершенствованием стратегии: например,
по его приказанию денщик, используя походную кухонную утварь,
нанёс на карту вокруг Москвы несколько кругов разных размеров
(впоследствии это стало основой стратегии дартс).


Разработал маэстро войны и другую технику: поверх кругов денщик
начертил сетку из правильных квадратов (впоследствии это стало
основой стратегии морского боя); однако ничего не помогало: отступать
всё время приходилось на юг.


В наступление же русская армия перешла тогда, когда денщик, будучи
сильно трезвым (из уважения к этому ветерану следует заметить,
что за всю войну это недоразумение случилось с ним только один
раз), повесил карту Сибирью кверху; однако это случилось не по
причине трезвости, а потому, что верёвка, на которой висела карта,
не выдержала отяжелевшую от изрядно наросшей яичной массы ношу
и порвалась, денщик же привязал другую верёвку к тому краю карты,
который не так износился, к Сибири.


Так, казалось бы, совершенно незначительное обстоятельство может
иметь самые значительные последствия: для того, чтобы выиграть
войну иногда достаточно лишь повесить карту вверх ногами.

Кутузов с детства страдал сильным косоглазием. Точнее, страдал
он совсем не от косоглазия, которое, надо сказать прямо, он вовсе
не замечал.


Страдал он от того, что с кем бы он ни разговаривал, его собеседник
непременно смотрел ему куда-то за спину.


Что только ни делал Кутузов, чтобы ему смотрели в лицо: отпускал
бороду и бакенбарды или, наоборот, полностью сбривал растительность
с головы, пользовался румянами, губной помадой, прокалывал нос
и уши булавками, даже накладывал мушки, иногда по несколько десятков
зараз, – ничего не помогало, пока однажды его денщик, посмотрев
по обыкновению куда-то в сторону и глубоко вздохнув, не заметил:
«уж лучше бы вас, сударь, в глаз ранило, а не в голову».


С тех пор Кутузов стал носить повязку на глаз, а косметику использовал
только для того, чтобы облагораживать своё и без того мужественное
лицо накладными шрамами.


С тех пор ни один собеседник полководца, как ни старался, отвести
глаз от него не мог.

Ходили легенды, что Кутузов своим единственным глазом видел человека
насквозь; сам я про это ничего не знаю, однако точно знаю, что
в бытность Кутузова главнокомандующим при наборе в армию новобранцев
проверяли следующим образом: ставили призывника прямо перед устрашающего
вида офицером, который, закрыв один глаз повязкой, а другой налив
яростью (а может и чем другим, так далеко моё знание, признаю,
не простирается), орал на будущего солдата: «смотри мне прямо
в глаза, скотина!» и брызгал тому в лицо слюной (а может и не
слюной, не проверял).


Именно так определяли, не косит ли призывник; многих после этого
отправляли домой, хотя до этого косоглазия у них замечено не было;
вот до чего был верен метод!

Штабные почитали Кутузова за царя-батюшку, ловили каждое его слово
и неукоснительно его соблюдали; однажды, когда после сытного ужина
Кутузов по обыкновению дремал в любимом кресле, одному из офицеров
показалось, что главнокомандующий что-то шептал во сне. Сколько
ни бились штабные с офицером, он вспомнил только два слова: «бес»
и «корыто».


Две недели весь штаб спорил, как соблюсти слово командира, пока
единогласно не пришёл к выводу, что необходимо расстрелять всех
бескорыстных, так как это был единственный вариант, который пришёл
в голову каждому офицеру.


И, как оказалось, не зря: после исполнения воли мудрого полководца
русская армия преобразилась и стала самой стильной армией всей
воюющей Европы: её штабное офицерство ходило теперь в лайковых
перчатках, идеально вычищенных хромовых сапогах, соболиных шубах
и курило исключительно кубинские сигары, что и предопределило
исход всей военной компании.

Кутузов был бы невероятно красивым, умным и храбрым, если бы степень
этой невероятности не превосходила степень вероятности этого настолько,
насколько степень вероятности этого превосходит степень её реальности.

Однажды Кутузов по неведомой мне причине (моё дело – факты, а
не причины) надел не одну, а две повязки на глаза; ничего не видя
и не очень ясно соображая (сколько он ни менял повязки местами,
в голове светлей не становилось), он стал бродить по штабу, ощупывая
всё, что попадалось под руки: столы, волосатые и не очень головы,
стулья, тела в мундирах и без оных, дверные косяки, сопровождая
всё это испуганными криками: «Света! Кто это? Света! Где денщик?
А это кто?»


Офицерам так понравилась блажь полководца, что они долгими вечерами
безделья играли в жмурки, прятки и угадайки; очень скоро этим
стали баловаться в столицах и больших городах всей Европы.