Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Глава 5

Я устал заговаривать зубы и ей, и себе; взял жену за ручку,
подержал, повздыхал. Вскоре пришел Арато во главе персонала, где-то
за их головами Блажек помахал нам с Елкой рукою в резиновой
перчатке. После приветствий и вопросов о самочувствии Наташу
увезли в соседнюю комнату (через коридор наискосок). Передо
мной сестра положила аккуратную стопку одежды в виде белого
одноразового комбинезона на замочке, такой же голубой
шапочки и марлевого респиратора, как у всех остальных. Сменные
целлофановые бахилы я надел еще при входе в отделение. На руку
мне прицепили пластиковый ремешок с моей фамилией и кодовым
номером, написанными несмываемым фломастером.

Я быстро переоделся. Повесил на стул джинсы, вынул из кармана
сигареты и мобильник, кошелек зачем-то сунул в кожаную сумку,
которую таскаю с собой повсюду уже несколько лет. В одном из
секретных отделений обнаружил песок с Тихого океана и несколько
ракушек, которые мы насобирали во время встречи последнего
Рождества. Карманов на комбинезоне у меня не было, поэтому я
не стал разводить излишней ритуальности. За мною пришли
минут через пятнадцать.

Елка лежала в своей тележке посередине помещения, Арато и Блажек
склонились над нижней частью ее тела, прикрытой таким же
голубым материалом, из которого были сшиты защитные гигиенические
беретки. От запястий ее отходило по несколько желтых
трубочек и зеленых проводков, подсоединенных к капельнице и
различным датчикам. В нескольких метрах от ее лежащей головы
находился металлический стол, заставленный электрооборудованием,
на мониторе дрожала осциллограмма сердечных ритмов.

Увидев меня, жена обрадовалась и весело сообщила, что не чувствует
ни ног, ни живота. За перегородкой акушеры хищно щелкали
щипцами, громыхали стальными предметами, но между собой не
переговаривались. Первой достали девочку, окровавленную с головы
до ног. Медсестра тут же сунула ей в рот резиновую грушу,
наполненную то ли воздухом, то ли какой-то жидкостью. Ребенок
закричал, моя Елочка улыбнулась с нескрываемым блаженством.

– Кто? – спросила она полушепотом.

– Все по плану, – утвердительно кивнул я головой.

Пуповина, представляющая собой толстый, неровный шланг с синими
прожилками, была перерезана, хвостик пупка застегнут на
маленький пластиковый зажим. Чуть сморщенное лицо моего первого
ребенка с закрытыми глазами запоминалось с первого взгляда:
поражало его взрослое выражение. Это было даже не печатью
зрелости, моя дочь родилась с явным знанием какого-то
доисторического опыта. Выныривающая из лужи крови, тут же подхваченная
на руки мужчин, она еще не имела имени, но была схожа с
какой-то египетской богиней или царицей. Ее несколько припухший,
выдающийся вперед лобок издалека было можно принять за
мужские органы.

Я надел очки, прицепленные на ворот свитера, взглянул на нее еще
раз. Женщина в робе с короткими рукавами перенесла ее на
пеленальный столик, несколько раз приложила к ее рожице
кислородную маску, потом аккуратно вытерла полупрозрачное желтоватое
тельце полотенцем. Когда я обернулся назад, на свет появился
мой сын. Доктор Арато к этому моменту уже передал его своей
помощнице и сейчас занимался отрезанием пуповины. Сын
полухрипло кричал. Он распростер руки, как оперный певец, закинув
голову с огромным ртом на ладонь акушерки. Он был явно не
рад появлению на свет, сучил ногами и руками, пытаясь
вырваться. Я сказал Елочке, что наш план с потомством она
перевыполнила.

– Теперь остается только выкормить и воспитать, – мне показалось,
что Наташа меня не слышит, а постепенно проваливается в
наркотический сон.

Мальчика тоже отнесли на пеленальный столик, дали кислород,
подключили питательный раствор к пуповине, как и дочери. Большеухий,
большеротый, с маленьким носом, он не был похож ни на меня,
ни на мать.

Пока его обтирали и пеленали, губы его дрожали от страха и
негодования. Поначалу он показался мне воплощением какого-то злого
иноземного божества. В душе от этого зарождалась смутная
тревога, столь неуместная в настоящий момент, но я умело сдержал
свои чувства и поднес обоих существ, завернутых в полотенца,
к Наташе, после того как сестра по очереди положила их мне
на руки. В полосатых колпачках,

выданных за счет заведения, они были похожи на двух кукольных
Пиноккио, особенно мальчик, что легко рассеивало глупые сомнения.
Жена заплаканно смотрела на своих чад, ей дали вволю
налюбоваться ими, прежде чем разлучить часа на два, согласно
регламенту.

Ее привезли в помещение, где мы оставили нашу одежду, мы немного
пошептались, я выразил свои восторги по поводу красоты
отпрысков. Не думаю, что она успела их рассмотреть за те несколько
минут, когда они помаячили у нее перед глазами. Я постарался
вкратце рассказать то, что запомнил. Дочь – Нефертити с
выдающимся профилем, сын – Чингиз-хан, вскакивающий на слона.
Наташа захихикала, я пошел звонить в почтовую службу для
отправки образцов пуповинной ткани в банк крови. Куда-то во
Флориду. Медсестра уже все упаковала, принесла мне два одинаковых
пластиковых контейнера. Телефон, предлагаемый компанией по
хранению стволовых клеток, работал исправно. Я договорился о
свидании с почтальоном минуты за три. Вернулся к Наташе,
где встретил обоих докторов, пришедших с поздравлениями. Их
глаза светились уверенностью и оптимизмом. Я спросил,
нормальные ли, по их мнению, у нас получились дети. Арато посмотрел
с испугом, пожал плечами:

– Физически они совершенно нормальны. Гарантирую.

– Спасибо. Большое спасибо. Мы ждали этого всю жизнь.

– Вы можете звонить по мобильному телефону прямо отсюда, – добавил
Блажек. – У вас сегодня важный день. Сообщите родственникам и
друзьям, что все прошло хорошо.

– Правда? Замечательно. А когда их снова будет можно увидеть?

Мы остались вдвоем в комнате, попрощавшись с врачами. Я позвонил
кое-кому из нашей родни, Бергерам, Эндрии, еще каким-то
женщинам, телефоны которых мне продиктовала Наташа... Немного
поколебавшись, набрал Айрис. Что-то подсказывало мне, что этого
делать не нужно. Трубку взяла Моник. Голос ее был вялый и
заспанный. Тем неожиданнее оказался ее вопль, когда я сказал о
случившемся. Она завизжала, как Тарзан, судя по грохоту,
запрыгала.

– Ма-а-ама! Ура! – я не верил своим ушам: Какое-то глупое
предубеждение не позволяло мне верить в ее искренность.

Она передала трубку Айрис, которая была не менее восторженна, чем ее
дочь. Молодые нации воспринимают рождение детей
непосредственно как чудо, как знак божественного провидения. Я сказал
ей об этом, но женщина не поняла комплимента. Я даже
испугался, не обидел ли ее опять.

За Наташей пришли, чтобы перевести ее в стационар. Я поплелся вслед
за тележкой, по пути встретил служащего экспресс-почты,
который меня сразу узнал: новоиспеченные папаши имеют характерно
растерянный вид. Он был трогательно вежлив со мной и, может
быть, по-настоящему рад. Быстро упаковал посылки, протянул
мне планшетку с укрепленными бланками для росписи. В палату
меня еще несколько минут не пускали, видимо, занимаясь ее
устройством.

Я пришел и отрегулировал положение спинки ее кровати так, как она хотела.

Мы сидели в большой неуютной медицинской комнате с занавеской
посередине, отгораживающей Наташину постель от постели так никогда
и не появившейся соседки. Из окна был видна центральная
парковка, мой «Ниссан Пэтфайндер», отполированный ровным,
нескончаемым дождем.

– Как же ты теперь поедешь, – говорила Елка жалостливо. – Ты
заблудишься в дожде. Ты ведь там никогда не был.

– Так и поеду, – меланхолично отвечал я. – Я распечатал на
компьютере направление движения. Давай я лучше схожу посмотреть
детей, – вдруг осенило меня.

Я вышел в коридор, справился о месте нахождения новорожденных.
«Кормильное отделение» нашел не сразу, все время проходил мимо
двери. Внутрь меня не пустили, лишь глянули на бирку на
запястье и разрешили посмотреть в окно. Ребятишки лежали голые на
столе, покрытом клеенкой. Обоих развернули из полотенец, но
оставили их в качестве подстилки. Мальчик по-прежнему дрожал
губами, девочка мирно, как мне показалось, спала. Я пошел
узнать, не холодно ли у них в помещении, но меня чуть не
подняли на смех.

Минут через тридцать в палату пришла сестра обучать Елочку кормлению
грудью. Было видно, что жена еще не в себе (потом
выснилось, что этих моментов она совершенно не помнит). Сестра
сделала несколько умелых жестов и в считанные мгновения прицепила
губы моего сына к Наташиной титьке.

Тот мгновенно присосался, словно занимался этим в течение всей своей
короткой жизни. Вскоре дети вцепились в соски моей супруги,
словно щенки в мамку, и мне оставалось только поблагодарить
Бога, что грудей у Наташи хватает ровно на двоих.