Онтологические прогулки

Друзья, ещё раз поразмышляем о том, что постоянно ускользает от
нашего внимания просто в силу того, что кажется слишком
неправдоподобным, слишком невозможным.

А именно: ускользает от нас тот факт, что несмотря на то, что мы
живём в пост-советском пространстве, доминирующими культурными,
то есть формирующими – государственное устройство,
экономику, образование, функционирование масс-медиа и пр., матрицами
нашей жизни до сих пор являются СОВЕТСКИЕ матрицы.

Это решающее, но после перестройки (особенно – сразу после
перестройки) скрытое положение вещей теперь всё больше становится
очевидным.

Власть и её окружение постоянно внушают нам то, что Россия сегодня –
новая, другая, демократическая и пр., а также то, что эта
новая Россия появилась как преодоление коммунистического
режима.

Однако давайте внимательно присмотримся к государственному
устройству сегодняшней России:

Чем принципиально Российская Федерация отличается от Союза
социалистических республик, а также от предшественника последнего –
русского самодержавия?

Государственная Дума от Верховного Совета?

КПСС и беспартийные от Единой России и остальных партий-карликов?

Совет министов СССР от правительства РФ?

Министерства образования или сельского хозяйства – прежние и современные?

Моссовет от мэрии Москвы?

Газеты?

Телевидение?

Университеты?

Детские сады?

Мы уже выяснили раньше, что маска, личина, обличие доминирующего
последние 1500 лет на русской земле общественного устройства –
монократии, или, как называл его Пушкин, самовластья,
менялась, преобразовывалась тогда, когда контроль над всем
пространством общественной жизни очередного модуса власти,
например, династии Романовых или сменивших её коммунистов, доходил
до своего максимально возможного значения, до своего предела.

Коммунисты сменили Романовых, а новые русские – коммунистов не
потому, что между ними были принципиальные различия, и не потому,
что одни, как более прогрессивные, сменяли других как менее
прогрессивных или даже реакционных, а потому и только
потому, что первые уже выдохлись, исчерпали возможный для них
ресурс контроля.

Одна и та же власть, или монократия, или самовластье обновлялась,
стряхивая с себя тех, кто уже не мог больше выполнять своё
назначение – сохранение противостояния власти и народа: в
кремлёвском кабинете державу и скипетр сменили «Капитал» Маркса и
партбилет, которые в свою очередь уступили место компьютеру
и доллару.

Последовательная смена самодержавия, коммунизма, новых русских не
может обмануть нас своей внешней непохожестью, потому что «по
делам их узнаете их»: каждое из этих обличий одной и той же
власти начинало с нуля и заканчивало максимально возможным
для себя контролем, после чего сменялось другим, новым
обличием всё того же стремления – выжить любой ценой НА ПЛЕЧАХ
НАРОДА и БОГАТСТВЕ СТРАНЫ.

Выдыхались не люди, конечно, исчерпывался тот комплекс ресурсов, на
которых был основан контроль данной власти: самодержавие
исчерпало ресурс православия и сельского хозяйства, коммунисты
исчерпали ресурс атеизма, коллективизма и индустриализации,
новые русские сгинут, исчерпав ресурс частной собственности
и отчуждения человека.

Как только контроль над пространством общественной жизни достигал
или достигнет (для новых русских) своего максимально
возможного – в данных исторических условиях – значения, власть
сменялась (сменится) такой же другой.

Отсюда можно сделать простой вывод о том, что положительное
культурное значение русской власти – приведение общественной жизни
страны в соответствие с изменившимися историческими
условиями.

Например, самодержавие дало русской земле и русскому народу
государственную форму и соответствующее взаимодействие с другими
государствами и народами.

Коммунисты освободили человека от власти церкви, точнее, не
освободили, а узаконили уже произошедшее освобождение, то есть
привели общественное устройство в соответствие тому факту, что
человек уже отделился от всех форм непосредственного единства
и живёт как отдельный индивид, а также провели
индустриализацию, всеобщее образование.

Новые русские узаконят освобождение человека от сращения… впрочем, к
этому обратимся позже.

Пока нам важно здесь то, что в связи с тем, что для самой власти (а
не культуры в целом) решающей задачей являлось раньше и
является до сих пор – выживание самой себя, то её «историческое»
назначение выполняется ею не как прямая задача, а только в
превращённых формах.

Можно показать это на простом примере из сегодня: новая дорога в
Москве строится только тогда, когда на её строительство
выделяется такое количество денег, которое значительно перекрывает
её действительную стоимость, в результате чего километр
московской дороги стоит столько же, сколько километр тоннеля под
Ламаншем. «Распилив» выделенный ею же самою дорожный
бюджет, власть обогащается и тем самым расширяет свой контроль:
гора рождает мышь и вот эта мышь, в данном примере – новая
дорога, как бы мала она ни была по сравнению с тем, сколько
дорог можно было бы построить на выделенные деньги, всё же –
новая дорога – появляется и худо-бедно служит людям.

Кипучая деятельносить любой русской власти, направленная на
обустройство жизни народа и общества, всегда давала ничтожные
результаты, потому что прямой целью власти являлось и является
самовыживание: если в древности на административные ресурсы (и
на князей, в том числе) выделялась 1/25 часть дохода, то
после узурпации власти русскими князьями это соотношение
изменилось на обратное: теперь 1/25 часть дохода оставалась
народу, а 24/25 – князьям и их окружению.

Можно рассмотреть это и на примере истории православной церкви в
России. Православие как общественный институт было введено в
прароссии как средство укрепления власти князей и одновременно
как ослабление и даже уничтожение института старейшин;
сменившие самодержцев коммунисты гнали православие, а сменившие
их новые русские – покровительствуют ему с целью
противопоставления себя предыдущей власти, для создания положительного
контраста светлого настоящего на фоне тёмного прошлого:
первому президенту пришлось для этого сменить партбилет на
свечку.

Однако русский народ – несмотря на все эти игры власти – жил
православием не один век.

Такое положение вещей, а именно: противостояние власти и народа, в
котором власть стремится максимально контролировать
активность общественной жизни и подчинять её себе, является основной
причиной медленного развития как русской культуры в целом,
так и развития – личного, общественного и государственного.

Таким образом, нас не должна обманывать внешняя, бросающаяся в глаза
разница между исторически существовавшими и существующей
сегодня в нашей стране властью: это одна и та же власть.

Следовательно, русская история должна характеризоваться одной и той
же матрицей мировоззрения этой одной и той же власти, какую
бы конкретную форму она ни принимала – религиозную,
коммунистическую или демократическую.

Русская власть говорит с русским народом на одном и том же языке уже 1500 лет:

• самодержавие говорило с нами на языке православия: каждый из вас изначально греховен и мерзок, поэтому вы должны каяться, быть смиренными и послушными, вы – жертвы язычества, поэтому вы должны пожертвовать собой ради бога, царя и пр. При этом полностью игнорировались гораздо более важные в христианстве – радость, веселие, преображение, освобождение, спасение, которые являются не целью, не стремлением, а – случившимся фактом, произошедшим событием;
• коммунисты говорили с нами на языке прогресса, светлого будущего всего человечества, ради которого мы – жертвы православия и царизма – должны были в свою очередь приносить себя в жертву и пр. При этом мы к этому светлому будущему человечества почему-то никакого отношения не имели, видимо потому, что так и не вылезли из грязи и навоза;
• сегодня нас призывают сделать нашу страну сильной, демократической, достойной стать наряду с ведущими западными державами, для чего мы – жертвы коммунистического режима – должны и пр. При этом, следовательно, мы слабые и отсталые, быдло, не готовое к подлинной демократии и т.д.

Слова, теории, концепции разные, а смысл один и тот же: простой
русский человек, или, как сейчас говорят, россиянин – мерзок и
не достоин подлинной культурной жизни.

Этот смысл транслируется нам уже 1500 лет.

В том числе нашими профессорами от философии, которых раздражает
наша вселенскость, наша русскость (Гройс, Подорога) и которые
хотели бы видеть нас примитивными и наивными (Гиренок), чтобы
мы искренне верили тому, что так упорно транслирует нам
власть, тому, что мы мерзки и достойны только того
единственного, что у нас есть – этих самых наивности и примитивности.

Однако, друзья, что бы и как долго бы не транслировал кто бы то ни
было нам, русским, мы, русские, а не россияне, живём не этим,
совсем не этим!

То, чем жили и живут русские, стало открываться нам при знакомстве с
русской литературой, освобождённой от того покрывала,
которым её накрыла русская история, современная русская история,
описанная тем самым языком, которым говорит русское
самовластье.

Это язык «прогресса», позитивного общественного развития, борьбы за
освобождение – сначала простого народа (прежде всего –
русского мужика), потерявшего чувство достоинства в грязи и
навозе, потом – пролетариата и всех трудящихся, угнетённых
самодержавием, и, наконец, советского народа, придавленного
коммунистическим режимом.

В соответствии с этим взглядом русская история последних 300 лет –
это постоянное освобождение, постоянная политическая и
общественная активность, по сравнению с которой отдыхает даже
запад, за эти 300 лет сменивший всего лишь феодализм на
капитализм, да и то не полностью, не окончательно, так как во многих
странах Европы до сих пор сохранились королевские семьи как
правящие (хотя и ограниченно, номинально), а также церковь
как важный общественный институт.

Мы же, русские, сменили уже три типа общественного устройства –
феодальное самодержавие, коммунистический режим и теперь живём в
современной демократии.

Смешно, комично, невозможно, но это именно так!

Мы действительно – самая активная в политическом отношении страна,
потому что одна и та же власть, меняющая своё обличие, меняла
его по самой последней моде, по «политическому максимуму»,
существовашему на время смены.

Русские революции – это всегда на пределе, всегда на максимуме
возможного, всегда далеко и высоко впереди всего человечества,
это «небо политики».

Русская революция – это всегда манифест максимума.

Когда я работал в Московском университете, у меня в кабинете лежало
несколько плакатов, на одном из которых было написано:
«Советская демократия – самая демократичная в мире».

Все преобразования в нашей истории – «самые».

Русские князья, например, создали русское православие – «самую»
христианскую церковь в христианстве.

Коммунисты на 1/6 части земли создали – почти 100 лет назад! такой
тип общественного устройства, который только сейчас начинают
создавать в Европе в форме союза.

И не только пропагандировали, но и реализовали – ГОЭЛРО, всеобщее
образование и пр.

Новые русские также пытаются ставить максимально современные цели,
например, развитие самых современных технологий (кстати, в
стране, в которой от сельского хозяйства уже почти ничего не
осталось), и вот недавно презентировали один из самых мощных
и одновременно самых тихих компьютеров в мире.

И действительно создадут ещё много чего «самого».

Но – и создавали, и ещё создадут на основе до сих пор сохраняющейся
формирующей матрице властократии, матрице противостояния
власти и народа, возникшей более 1500 лет назад и всё ещё
лежащей в основе русского общества, русского государства.

Действительно самая прогрессивная! политика каждого нового модуса
русской власти проводится на фундаменте одного из самых старых
в Европе типов общественного взаимодействия – фундаменте
порабощения, узурпации всей возможной активности человека в
руках одной власти.

Состояние человека, общественная активность которого ограничена его
кухней, в лучшем случае – тесными комнатками тесных
коридоров советских институтов, неплохо показана в «Отделе»
Архангельского, где рассказывается о судьбе советских мыслителей,
попытавшихся выйти или выгнанных силой из этих кухонь и
комнаток на общественный свет.

Насколько мучительно должно было им жить – по максимальному
политическому пределу языка и одновременно минимальному пространству
говорения, пространству, в котором говоримое одним слышит
кто-то другой.

Потому что язык, который слышат все и на котором говорят все,
вышедшие их кухонь на свет божий, – это язык позитивного положения
вещей (во время подготовки к смене власти и во время этой
смены меняющийся на другой свой модус – язык революции), язык
достигнутого благополучия, язык общественного согласия,
язык симбиоза власти и народа.

На этом языке говорим сейчас и мы, везде: в Кремле, в Доме
правительста, в Государственной думе, в мэриях, на телевидении, на
ток-шоу, на радио, в газетах, в журналах, в университетах, в
школах.

Мы говорим на языке «растущего», «набирающего» силу очередного самовластья.

Если мы хотим знать, чем оно на самом деле живёт, не надо смотреть
аналитические, политические и какие бы то ни было ещё
программы по телевидению типа «Зеркала», «Вестей», «Поединков»,
«Закрытых показов», «Специальных корреспондентов», «Однако» и
пр., потому что там говорят на языке симбиоза.

Зачем, если власть сама о себе рассказывает, когда ей надо что-то
или кого-то «подвинуть»: например, нам рассказали, как уходит
от налогов «Юкос», и, следовательно, все остальные подобные
и очень даже неплохо чувствующие себя сегодня корпорации;
нам рассказали о том, что смета на реконструкцию Большого
театра была превышена в 16 раз, и, следовательно, таковы все,
или, как минимум, большинство подобных смет; сегодня нам
рассказывают о том, как «работает», например, строит дороги или
жилые комплексы, столичный мэр и, следовательно, так работают
все мэры нашей родины, и т.д., и т.д.

И тем более нам не стоит слушать наших профессоров, которые в своих
мучительных грёзах видят нас наивными и примитивными.

Русская философия – это не некое изощрённое или, наоборот,
примитивное понимание, это то, что знает каждый взрослый русский, то
есть выросший в русской культуре, знает из самого себя и
опыта своей жизни, это человек, уже освободивший себя от
предрассудков и симбиоза, и революции.