Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Выйдя назавтра утром в парк, Федор обнаружил, что это место не так уж необитаемо. Он свернул в боковую аллею и вдалеке увидел каких-то спешащих юношей с папками для бумаг. Между деревьями просквозил велосипедист. Федор поднимался по узкой асфальтовой дорожке, которая под тенями больших елей делала поворот налево. За поворотом, с правой стороны он заметил боковым зрением две сидящие на скамейке фигуры пожилых людей и почти прошел мимо них, когда тот, что сидел справа громко и весело сказал:

- А, вот еще одна жертва политического анекдота.

Невозможно было миновать такое высказывание. Оно было подчеркнуто резко, так что нельзя было сделать вид, что не обращаешь внимания на старческое бормотание. Федор остановился и скосил глаза в их сторону:

- Это по мою душу?

- По вашу, по вашу, молодой человек, - сказал ласково и вкрадчиво сидевший слева. - Да не сердитесь, Григорий Фомич не может слова не сказать, чтобы кого-то не задеть, не ущипнуть. Но нам все равно жить вместе. Разрешите представиться. Я Егор Григорьевич.

- Старожил и сторож здешних мест, - тут же добавил Григорий Фомич. Он встал со скамейки. Оказалось, что он одет в короткий, довольно замызганный светлый плащ, а так как был он невысок ростом, то это придавало ему уж совсем неприглядный вид, но он втягивал все внимание своими светящимися глазами, показывая, что остальное пренебрежимо. Федор намеревался сказать им что-нибудь неприятное, но они стояли и улыбались ему, да и не хотелось начинать с того, чтобы ссориться с обитателями лесопарковой зоны, как он обозвал сразу это место. Он протянул руку и сказал:

- Федор.

- Федор Викентьевич? - неожиданно уточнил Григорий Фомич.

- Откуда вы знаете?

- Здесь мир такой маленький, что всех по пальцам можно пересчитать, правда, - здесь Григорий Фомич сделал некую, по-видимому, заученную паузу, поскольку произносил фразу вероятно не первый раз, - правда, один палец будет обозначать неизвестное число голов.

- Ну ты чего-то заговорился, друг мой, - сказал повернувшись к нему Егор Григорьевич. Но, вообще, он прав, - тут он повернулся к Федору, - здесь все всех знают, и все обо всех знают, только виду не подают.

- И руки тоже?

- Что «руки»? - спросил, не поняв, Егор Григорьевич.

- И руки тоже не подают? - переспросил Федор.

- Да, иногда и руки… - сказал Егор Григорьевич. Был он гораздо выше ростом, чем Григорий Фомич и худощав. Хотя тот тоже был совершенно не толст, и Федор потом, попытавшись обозначить их как Ивана Никифоровича и Ивана Ивановича, понял, что это совершенно не так.

- Так какой анекдот? - спросил Федор Григория Фомича. - Я рассказал кому-то анекдот?

- Нет, это о вас рассказали в анекдоте, - быстро ответил Григорий Фомич, - вернее, вас рассказал анекдот.

- Не понял вас.

- Григорий Фомич.

- Григорий Фомич. Можете звать меня сокращенно «Гриф».

- Это какой же гриф?

- «Гриф - секретно», - усмехнулся Григорий Фомич.

Федора стали раздражать уже его шуточки.

- Вы все время острите? - спросил он.

- О да. Так же, как и вы, Федор Викентьевич, только по-другому.

- Скоро вы перестанете обращать внимание, - сказал Егор Григорьевич, - я это называю отходами умственного производства.

- Вас рассказали на пиру, - вдруг совершенно серьезно произнес Григорий Фомич.

- Ваш анекдот был рассказан на каком-то рауте, то есть о вас упомянули Лицу, и участь ваша была частично… простите за… на этот раз невольный каламбур… участь ваша была решена. Вы не только персонаж анекдота, но и участник, если можно так сказать, вымышленного мира… где все непрочно.

- Временно, что ли? - спросил Федор, удивленный быстрой сменой направления разговора.

- Более, чем это… здесь все неправдоподобно, все придумано.

- Придумано кем? - пытался вежливо улыбнуться Федор.

- Да, вами, вами, - засмеялся в свою очередь Григорий Фомич.

- Я не настолько солипсист.

- А подписали бумагу, где указана должность, несуществующая в природе. Впрочем, все мы здесь… Может быть, здесь такой коллективный, знаете ли, солипсизм… Вы вот заметили… про остроты… но юмор решает все на свете… гумор - та жидкость, которая связывает людей, она движется между людьми, как лимфа, - сказал Григорий Фомич усмехаясь и косясь на Егора Григорьевича.

- Ну завел опять… - пробормотал Егор Григорьевич и, сделав несколько шагов, свернул в боковую дорожку, которая, как по рельсам, увела его куда-то в сторону, так что он скрылся за кустами.

- Не обращайте внимания, сказал Григорий Фомич, - он опишет большой круг и все равно к нам вернется, все дорожки здесь переплетаются, соединяются. Не думайте, что он обижается, мы знаем друг друга полсотни лет, но раздражение неизбежно. И вы не обижайтесь на меня, что глупо само по себе… или, во всяком случае, подавать вид… здесь не принято обижаться друг на друга, тут вполне деловые отношения… здесь некогда отвлекаться на такие пустяки. Большая часть, особенно молодых, вот, как вы, или даже помоложе, заняты работой. Государева служба. Не дружба. Их вы, по сути, не увидите. Так, разве блеск где-то… когда «дипломат» в руке мелькнет… отсвет какой от стекла захлопнувшейся машины. И все. Знаете, я называю их теннисистыми людьми. Не потому, что все они играют в теннис, хотя некоторые играют. Их можно застать на корте скорее, чем где-нибудь еще. И скорей не на здешних кортах, а в другом… месте… там получше будут. Но дело не в этом, а в том… я вспомнил виденный когда-то фильм… одного западного - как сказали бы раньше - режиссера… там игроки или артисты… или клоуны, что ли, изображают игру в теннис. Пустым мячом и без ракеток… то есть отсутствующим мячом. Один запускает далеко мяч… как бы мяч… отсутствующий мяч… пустое место… и просит главного героя… прямо умоляет, упрашивает его … жестами, пантомимой… подать, бросить им несуществующий мячик. Но не подумайте, что наши молодые люди с «дипломатами» и портфелями перекидываются пустотой. Нет, смысл не в этом. Все дело в их вовлеченности в дело, которым они занимаются. Они настолько погружены в свои занятия, что не представляют, что кто-то или что-то кроме них и их дела еще есть. Они полностью поглощены делом, возможно, оч-чень важным, возможно, государственной важности, настолько поглощены им, что полностью опустошили дело свое. Для других оно - это дело - недоступно, для других оно - поистине пустой мячик, хотя для них - этих молодых людей - в нем сосредоточено все.

- Ну а вы не относитесь к таким людям? - слегка раздраженно спросил Федор, которого утомила длинная тирада Григория Фомича, - Или вы себе приготовили другой разряд? Получше?

- Нет. Не отношусь. Мы с Егором Григорьевичем относимся к мужам тенистым. И дело здесь не только и не столько в различии возрастов, - Григорий Фомич улыбнулся частью своих коричневых древесных морщин, - мы те, кто стоит в тени, под пологом леса. Различие… противопоставление может показаться вам странным: там «пустота», а здесь «тень».

- Почему странным? - сказал Федор, - Я, возможно, даже понимаю, о чем может идти речь.

- Да вы ведь тоже, судя по всему, несмотря на возраст, относитесь к теневикам… шучу, конечно. Вы тоже хотите высказывать свои суждения эксперта - а ведь теперь это ваша работа - из глубины, из темноты, не выпячиваясь.

- Меня все же интересует то, что вы стали говорить о коллективном солипсизме, - прервал его Федор.

- Да, я упомянул… что здесь мир таков, каким его представляет не один, но множество людей, и это не заговор чувств, не коллективное помешательство, но некое совместное действие… резонанс… всех, кто собрался на спец.-даче. Если все мы успешно взаимодействуем друг с другом, то… создали нечто фантастическое, вымышленное, что не отличишь от реального.

- Ну, а если попробовать ногтем… подцепить эту картинку, не отдерется она?

- Вы заговорили моим языком, - засмеялся Григорий Фомич и даже слегка хлопнул Федора по колену, что уж совсем казалось неуместным, - но это как раз доказывает то, что я говорю, - все здесь коллективный вымысел… и мы - во многих диалогах, но много ли нас или - кто-то один, не разберешь.

- Но задачи… и цели то у всех разные? - спросил Федор.

- Ну, а откуда вы знаете, что у меня другое задание? - серьезно сказал Григорий Фомич.

- Так скажите мне, в чем оно.

- Нет, не скажу, - засмеялся Григорий Фомич, - Разве что догадаетесь. Но это, знаете, как у тютчевского сфинкса… у которого… или у которой… загадки нет… или не было никогда.

Неприятные, хотя уже и привычные подозрения появились у Федора, но Григорий Фомич, который, по-видимому, прослеживал его ходы мысли, - а может быть, даже инспирировал их, - тут же заговорил и об этом.

- Если вы думаете обо мне и о Е.Г. как о соглядатаях, - извините за прямое включение вашей мысли, так ведь вы подумали? То, поверьте, мы от этого чисты… да и занимаются этим гораздо более профессиональные в некотором смысле субъекты… да и объекты… кстати, березы, рябины, кусты, - он раскинул вокруг руками, - и скамейки… Использовать нас с Е.Г. для таких целей - слишком дорогое удовольствие.

- Что вы имеете в виду… микроскопом по гвоздям?

- Да, и из пушки по воробьям... Но, главное, мы занимаемся такой же, по сути дела, деятельностью, что и вы. Кстати, не удивляйтесь, что я назвал Егора Григорьевича «Е.Г». Меня тоже называют «Г.Ф.» Я давно уже не обижаюсь.

- А вы встретились мне сейчас, чтобы проинструктировать… или, как лучше сказать… чтобы простимулировать меня?

- И да, и нет. Мы все равно в одной лодке… или в одной игре, вы ведь по натуре игрок? Все равно мы здесь встречаемся как коллеги… но вас провоцировать, или стимулировать, как вы выражаетесь, на такого рода деятельность, которая вам предстоит, да, по сути, вы ей уже занимаетесь… не надо. Вы такой же, как мы, это сразу видно. Но основное… сообщать что-то такое о вас… стучать нам или на нас… настолько глупо и бессмысленно, - он засмеялся, глядя Федору в глаза, - потому что… какие такие секретные сведения мы можем разгласить? Да, мы разглашаем сведения из будущего, - это самые секретные данные из всех возможных, но кто нас будет слушать? Мы кричим их на всех углах - в надлежащие уши, конечно, но даже здесь их принимают в очень небольших объемах… в узкое окошко и только в часы приема. В остальное время нам говорят: «тары для вас не хватает».

- Откуда вы знаете, что я такой же? - успел спросить Федор. Но Г.Ф. только сделал какое-то движение головой и продолжал:

- Но эти сведения не имеют цены… однако не потому, что они бесценны. Просто, на них еще не повешен ценник, а когда повесят, никто не знает… и нам говорят, вот, когда повесят ценник, тогда заходите, тогда мы купим у вас это. И засекретим вас заодно… по-настоящему. Так что Федор Викентьевич лучше быть вольной птицей… грифом ли, грифоном ли и ходить в тени елового леса вместе с любезным моему сердцу Е.Г., чем играть в теннис. Так что оставайтесь на этой скамейке, но особенно усиленно не думайте, а то услышите, как сработает датчик, - он засмеялся и указал на сиденье скамьи. Затем он встал и ушел вверх по одной из вьющихся асфальтовой дорожек, по-видимому, навстречу Е.Г., идущему с другой стороны.

Только к вечеру Федор понял, что же его так задевало в разговоре, - начало первой фразы Г.Ф. - «еще одна жертва», значит здесь он был не первый и не единственный.