Искусство

Давным-давно, году, этак, в 1987, в один из погожих летних деньков я прогуливался по Арбату. В те неспокойные времена, когда страна переживала горбачевскую перестройку (или катастройку, как называл ее Александр Зиновьев), Арбат бурлил художниками и музыкантами, завлекающими праздную публику и сшибающими уличные гонорары.

 

Художники сидели рядком, расставив свои картины на продажу и пытались привлечь внимание прохожих. Большинство живописных полотен было выполнено в сугубо реалистической – подчас даже в лубочно-крикливой – манере. И вдруг я заметил произведение, которое выделялось из общей пестроты своим концептуально-сюрреалистическим стилем. Это был портрет некоего Филиппова, написанный в весьма своеобразном ключе.

 

Лицо Филиппова плавно переходило в голую задницу с двумя торчащими ангельскими крылышками, а внизу заканчивалось ногами – шеей – на которой болталась карнавальная маска. Смысл картины был предельно ясен. Филиппов был хорошим человеком – честным (маски сброшены), не имевшем за душой ни гроша (с голым задом), а также несправимым идеалистом (ангельские крылья).

 

Я взглянул на художника, продававшего эту картину. Передо мной сидел человек лет сорока-сорока пяти в потертых джинсах. На его ничем не примечательном лице застыло выражение полной отрешенности. Ни до, ни после этого случая – по-крайней мере, в Москве – картины я не покупал и не коллекционировал. А тут почему-то не удержался – протянул сидящему живописцу двадцать пять рублей. Цена по нынешним временам пустяковая, а по тогдашним не такая уж и незначительная. Так что картину с голой задницей я приобрел, а заодно и познакомился с ее автором.

 

Звали его Савелий Мительман, и он сообщил мне, что очень серьезно относится к покупателям, заинтересовавшимся его творчеством. Савелий оказался очень симпатичным человеком. Только, к сожалению, бедствующим, как и многие его собратья по цеху. Он перебивался случайными заработками, семьи не завел, и всего себя отдавал живописи. Не было у него и собственной студии, так что свои полотна он фотографировал на слайды, которые потом показывал всем желающим.

 

Савелий не примыкал ни к одной творческой группе или модному течению в живописи, но по одному взгляду на его полотна было видно, что он по натуре своей нонконформист. Он участвовал в выставках советского андеграунда в семидесятые годы в парке Измайлово и в Беляево (знаменитая «бульдозерная выставка»). А в 1986 году, за год до нашего знакомства, у Савелия с успехом прошла его первая персональная выставка в зале Горкома художников-графиков на Малой Грузинской.

 

Картины Савелия были не похожи одна на другую, и в каждой из них пульсировала яркая мысль или концепция, переданная мастерской живописной палитрой. Работы его мне очень нравились, но живописью я особо не увлекался, и общение наше было кратковременным. А после того, как спустя несколько лет я уехал в Америку, связь с ним и вовсе оборвалась. Как же я обрадовался, когда недавно, рыская по Интернету, обнаружил персональный сайт, посвященный жизни и творчеству Савелия Мительмана, а также каталог его работ, изданный в 2009 году в издательстве «МБА».

 

Из них я узнал, что фортуна все-таки повернулась к Савелию лицом. У него появилась своя мастерская на Смоленке, куда он приглашал посетителей, желающих ближе познакомиться с творчеством художника. Он путешествовал по Испании и Италии и, создав там цикл картин, выпустил итало-испанский альбом. Много и плодотворно работал дома, организовывал выставки своих произведений, причем покупали их не только частные лица и коллекционеры, но и крупные музеи.

 

Как пишет искусствовед Вера Собко, Савелий «участвовал в международных салонах в Москве и Барселоне, на аукционах в Гданьске, Лондоне и Нью-Йорке. Работы художника находятся в галереях и частных собраниях тридцати стран мира»,[1] включая Всемирный фонд милосердия и музей Современной истории России на Тверской улице в Москве. Его классическая, на мой взгляд, картина «Урок истории», написанная в 1977 году, выставлена в музее-заповеднике г. Александрова. На ней изображены Иван Грозный и Иосиф Сталин, стоящие на Красной площади, вымощенной не камнями, а спинами согнутых ими людей.

 

За несколько лет  до его безвременной кончины в 2004 году с Савелием Мительманом произошел почти что мистический случай, о котором он рассказал своему другу художнику-графику Татьяне Суденко: «На моей выставке в ЦДХ уже под конец дня появилась дама во всем черном и под черной вуалью, сквозь которую я разглядел бледное лицо Кассандры. Природа художественного творчества была для нее открытой книгой. Без тени смущения говорила она о моем эгоцентризме, наложившем отпечаток на каждое полотно. Но самое главное будет потом, когда будут изучать каждый мой мазок, каждое движение души, каждый поворот мысли. Это дорогого стоит. Внезапно выключили свет в зале, дама поспешила скрыться, а я еще долго оставался в глубоком потрясении».[2]

 

Я никогда не сомневался, что Савелий станет выдающимся мастером, и я счастлив, что ему это удалось. А портрет Филиппова, который я у него когда-то купил, висит теперь на самом видном месте в нашей гостиной. Картина эта служит напоминанием о знакомстве с дорогим мне человеком, а также точным символом, олицетворяющем всю русскую интеллигенцию – людей, не имеющих ни гроша в кармане, но вечно парящих в небесах.

 

 

---