Литературная критика

 

11. До сих пор мы вертелись в кругу цитирования, прямого или косвенного. Но, пожалуй, главное, или скорее более фундаментальное, в художественном произведении -- это его конструкция. Литературное человечество за годы своих тысячелетий выработало конгломерат жанров, форм, сюжетов, литературных приемов, тем, образов, которые уже сами по себе, независимо от выраженного ими "содержания" представляют культурную ценность.

 

Сегодня даже посредственный автор, натаскавшись в литературном ликбезе, можно довольно сносно выразить волнующие его мысли и идеи (или чужие, неотъемлемо, как накипь к чайнику прикипающие к устоявшимся формам). Написать более или менее сносное стихотворение или рассказ, со смыслом, грамотно, и литературно и с точки зрения норм русского языка, сегодня в эпоху всеобщей грамотности сможет если не каждый второй, то каждый десятый (разумеется, предварительно поупражнявшись в литературной грамотности). Только в одном Барнауле ок. 70 000 поэтов и писателей. И всем, а уж такому автору в первую очередь кажется, что он настоящий писатель. Ведь он тебе может и сонет отбабахать, и рассказ, и эссе, а авторов помоложе все больше в последнее время на экзотику потягивает: сколько их в Интернете клубов любителей лимерика, рондо, хокку, эпиграммы – и в каждом жанре творят десятки, а то и сотни малопризнанных поэтов.

 

И как-то не думается при этом, что возникли литературные конструкции не сами по себе, а в результате длительного противоборства творческих устремлений и прорывной мощи и достижений отдельных гениальных личностей.

 

Поэтому так щепетильны были и есть творческие натуры в отстаивании своих достижений. Вельтман ссорился с Гоголем за сюжет "Ревизора". Гончаров доказывал, что Тургенев позаимствовал у него расстановку характеров -- двух сестер -- с "Обрыва". А Сарду, узнав, что Роллан еще только пишет пьесу с "отравлениями", потребовал того отказаться от даже написания: это-де "его, Сарду, кровный сюжет".

 

12. Любое современное произведение, роман ли, просто стихотворение, буквально напичканы достижениями предшественников по части литературных конструкций. Поэтому считать какого-либо автора единоличным создателем своего произведения -- полный абсурд.

 

Возьмем детективный жанр. "Если бы каждый автор, который получает за свою историю гонорар, возникновением которой он обязан По, отдавал бы от него в размере десятины на монумент автору, могла бы образоваться пирамида повыше Хеопсовой" (Конан-Дойл).

 

Э. По заложил основные принципы этого жанра:

 

а) воссоздание на первый взгляд загадочного, не поддающегося объяснению события по обрывкам воспоминаний свидетелей, обрывкам материи, кусочкам грязи, едва видимым царапинам и пр. материальным предметам (а это в свою очередь один из бродячих фольклорных сюжетов -- есть, он, например, в "1001 ночи");

 

б) наличие мощного аналитического ума, который нащупывает связь разрозненных фрагментов (в этом пункте достижениям По трудно подыскать аналог; в известном сюжете о пропавшем коне речь идет о простой наблюдательности);

 

в) а к мощному уму обязательно прикладывается здравый смысл нормального человека, "который все замечает, но ничего не видит" и благодаря которому аналитику приходится объяснять свои приемы и методы.

 

Ничего нового с тех пор в детективный жанр добавлено не было. Схема лишь модифицируется. Совершено преступление -- нужно найти преступника, или преступник известен -- нужно доказать, что именно он совершил преступление, или произошел банальный несчастный случай -- однако, аналитический ум усматривает, что не так-то здесь все просто и т. д.

 

А в любом виде человеческой деятельности главное -- это именно образ действия, схема, которую именно найти и применить к конкретным обстоятельствам труднее всего. Поэтому любой автор, который действует по раз найденной другим схеме, уже нарушает авторские права.

 

Нечего и говорить, что повторение однажды счастливо найденной схемы ведет к разным последствиям: то создаются все более и более бледные копии с первоначального оригинала, то наоборот, раскрывается могучий жизненный потенциал, заложенный в схему, причем сам создатель и не подозревал какими красками может заиграть счастливо созданная, а чаще всего найденная (ибо схемы эти скорее витают в некоей атмосфере человеческого духа, пока вдруг кому-то не снисходят в голову) им идея.

 

Так, разные детективные авторы по-разному реализуют свое понимание мира в заданном детективном жанре. У Э. По детектив -- это игра сил необузданного воображения. У Конан-Дойла просвечивает идея помощи попавшему в беду человеку, когда, кажется, ничто не в состоянии вызволить его из сети хитро приладившихся друг к другу обстоятельств. У А. Кристи в ее лучших романах -- это восстановление справедливости и обнажение корней преступности, таящихся под покровом налета цивилизации в человеческой натуре.

 

И если бы за каждое применение чужой схемы требовалось бы разрешение автора или его правопреемников, литература окостенела бы в неподвижности. Поэтому отнюдь не преувеличивают те, которые обзывают авторское право раковыми метастазами на пути творческого развития человечества.