Литературная критика

     Наивным взглядом дилетанта

     Наивным взглядом дилетанта окину литературные окрестности. Вот она река художественного слова с лугами и болотцами по берегам, течет под грустными туманами и радостными солнечными просветами. Течёт от ранчо одиночеств и печалей до стылых городов, где веруем и умираем мы. Поэтом сказано. О поэзии хочется говорить на её языке.

     Плывет гомон самовыражения над странным притоком реки забвения. Растекается по сторонам и затихает. Остаются звучать осевшие по берегам волей случая отголоски, крохотные фрагменты, доля процента от общего. Фактически поток художественного слова сгорает в топке времени, словно солома в печи, не оставляя после себя особого тепла. Так, горстка пепла. Выходит, не такая она уж и ценность для людей - эта самость, которой истекают поэты. Да и нелегко в сегодняшнем литературном потоке заметить и отсеять частицы подлинно художественного слова. Но и сохранившееся не всегда являет собой духовную ценность, нередко на первом месте оказывается фетиш, фишка, а то и просто товар.

     Течет река забвения, и все в ней: претенденты на классику и беллетристы, профессионалы и дилетанты, таланты и серость, вдохновенные и ремесленники. Все! Мало что значат для времени границы меж нами.

 

     Тайна

     Поэзия, как известно, ничего не меняет в мире нашем, практические люди ею не озабочены. И так разнятся между собой поэт и практический человек, что невольно возникает мысль: не от разных ли архетипов берут начало? Нет, пусть там будут себе анимы и анимусы, ритуалы и мифы, и всё прочее навороченное умами. Но чудится – истоки мироощущения нашего в архетипе, и оно, мироощущение, совершенно разное у поэта и практического человека, разное уже на уровне восприятия пространства и времени. В ответ на поэтический образ времени бизнесмен отчеканит: время – деньги. Вряд ли духовные миры эти соприкасаются. Дело ведь не только в системе ценностей, разнится всё восприятие мира.

     В попытке приоткрыть тайну мироощущения ухватился как-то за реальный феномен и терзал неуёмными вопросами известного поэта-бизнесмена. Уверен был – в одном человеке обе ипостаси никак ужиться не могут. Поэт-бизнесмен оказался на удивление закрытым человеком, и тайна осталась тайной.

 

     Талант и серость

     Знакомый психолог, усмехнувшись моим предположениям об истоках мироощущения, предложил заняться вместе с ним огромным массивом под названием Серость. Я отказался, не мне судить о ней, царице жизни нашей.

     Талант, серость. С какой обыденной легкостью мы роняем подчас эти слова, не замечая отъявленной субъективности и всей простоты наших притязаний на подобную оценку.

    

     Паразит

     Существуют ли архетип поэта не известно. А вот архетип паразита – будьте уверены. Осмотревшись внимательно по сторонам, без особого труда найдем массу подтверждений. Даже в среде поэтов встречаем паразита. Особо полюбилось нашим пиитам паразитировать на штампе "поэт-страдалец топит в водке несогласие с собой и миром". Красуются, лепят образ понятный массе. Видно не дает покоя громкая слава почившего голиарда. Иные даже голосу додают хрипотцы. Унялись бы, сивушные души, ниша  уже занята, явление кумира народу состоялось. Жаль, мало добавило Поэзии. Вот и компенсировали бы недостачу, что толку водку жрать. Кстати, и качество поэзии было бы выше – меньше душевной блевотины выползало бы из подсознания в строку.     

 

     Пришествие профессионала

     Жизнь наша настолько неизъяснима, настолько переплелась во всех своих проявлениях, что и в поэзии встретишь ныне практического человека. Здесь он строго именует себя профессионалом, отличая от прочей словоохотливой братии. А в стихе такую карусель завертит, такого туману напустит, что неискушенная душа, привыкшая ощущать в художественном слове всего лишь дыхание живой души, запутается окончательно, смутится своей необразованностью и впадет в тоску по умственным способностям. 

     Но особо проявляет себя профессионал в околопоэтической науке. Здесь дилетант, взявшийся оплошно за книгу, то и дело возвращается к обложке, проверяя, не спутал ли случайно в библиотеке полку, не взял ли вместо литературоведения квантовую механику. Нет, не спутал. И смятение охватит ум: если существует наука о поэзии, да ещё и стиховедение, то нельзя ли выучиться на поэта. И решится проверить догадку, окунувшись в творения ученых поэтов. И окончательно впадет в столбняк.

     О том, что практический человек вторгся в художественное слово, свидетельствует, на мой взгляд, и подмена слова "мастерство" словом "профессионализм". А ведь, казалось, совсем ещё недавно наши литераторы достаточно четко разделяли понятия "мастер" и "ремесленник".

     Встречаются даже профессионалы "в квадрате" при околопоэтической науке. Они ни мало ни много вознамерились разработать объективные критерии поэзии. Для чего? Наверно их тоже беспокоит сонм уходящих в литературном потоке. Для отбора, выходит. Или для ранжира поэтов? Да избавь нас бог от подобной науки. Здесь уже попахивает идиотизмом.

     Нередко сводит скулы зевотой, когда попадают под руку монографии по литературоведению. Особенно те, где систематизация, формализация и схематизация правят бал. Тогда уж скука неудержимая. Иногда, правда, пароксизмы смеха одолевают. Дойдешь, например, до фразы "назначением культуры является…" и не можешь дальше, смех давит. Что поделаешь, так уж устроен дилетант. Его и знаменитые творения Бахтина утомляют, что уж об остальном говорить.

     Михаил Бахтин вспомнился к месту. Кто, как не он, объявил мертвым человека в совершенстве приспособленного к окружающей среде. О, сколько их мертвых душ, именующих себя профессионалами, в наивысшей степени приспособилось к литературному процессу. Не тиражи и гонорары удручают, а то, что мертвые пишут для живых.

 

     Поэзия, ремесло, наука

     Всегда ощущаю неловкость, когда известные в литературе люди с гордостью при народе заявляют что их профессия – поэт. Почему не отношу излияния о ремесле к поэзии? Да потому что ни в одной профессии нет и на йоту поэзии.

     Один знакомый поэт убеждал меня: поэт учится не по учебникам, а у собрата по перу и на своем горьком опыте; да и не озабочен он выбором форм, когда стих рвется на волю. Мне трудно судить, но, надеюсь, никаких особых метаморфоз в поэтической душе не произойдет, если она и заглянет в учебник по стиховедению.

     В то же время нахожу, что поэзия большей частью – это миражи, видения, а то и галлюцинации. Можно, конечно, заниматься их систематизацией, изучением, но что толку. Потому и подозреваю науку о поэзии в шарлатанстве. С метафорами психиатрического толка, пожалуй, перебрал. Конечно же, речь идет о тонких, едва уловимых оттенках чувств и переживаний. Но что есть чувства и переживания наши, как не миражи.

 

     Забавы Психеи

     Забавно, когда в сторону графомана брызжет возмущенной слюной сам графоман, не замечая проявления в себе известных в психологии механизмов защиты.

     Забавно, когда профессионал с мертвой душой громче всех ругает графомана. Неужели охраняет территорию? 

     Забавно, когда профессионал настолько упивается стилем писателя, что неосознанно переносит оценку стиля на человеческую характеристику писателя.

     Забавно, когда читатель неспособный осознать творение дает короткое резюме – чушь. Забавно видеть с какой легкостью читатель даёт оценку писателю, исходя из принципа "нравится – не нравится".    

 

     Вопросы без ответа

     Вспомнился старый приятель – любил потолковать о литературе – немного возбужденный, глаза в глаза, вопросы в лоб:

     - Нет, ты скажи мне, любитель литературы, отчего Владимир первый знаменит, а Владимир второй забыт (первым приятель именовал Набокова, вторым – близкого ему писателя Тендрякова). В чем причина? Вклад в литературу? Но разве это не то же что вклад в наши души? Черт с ними, с именами. Но ты скажи мне, почему вычурное, лживое, больное слово, не столько читанное, сколько залапанное, привлекает интерес людей, а слово чистое, искреннее, по-настоящему умное забыто? Что это, когда литература не поднимает читателя как личность, а наоборот – вмазывает в массу?

     Приятеля уже нет на свете, а вопросы остались. Фишка, фетиш, товар? Писатель обращен в профессионального производителя? читатель – в потребителя?   

 

     Весьма прозаичное    

     Поэты – фокусники, творят мир из ничего. Впрочем, и практичным людям не чужды фокусы, только иного, сугубо материального рода. Можно предположить, что и все наши миллионщики вышли из фокусников – вроде тех, что стояли в нашу совдеповскую бытность в мясных рядах и с невозмутимым видом подкладывали под мякоть кости, которые мы обнаруживали уже дома. Кости те весили немало. Кости, мясо… Тело поэта. Что оно стоит? Думаю то же что и тело любого рыночного неофита. Все мы из одного теста, но души наполнены разным эфиром.

 

     Немного онтологии

     Физики и лирики. Милая, наивная дискуссия из юности. Сегодня физики возмечтали запечатлеть миг творения Вселенной. Наивные, глупые фантазеры, зачем им это?  Рождение, смерть… Человек заглянул на дно колодца и ужаснулся открывшейся истине. Наша вселенная умирает, и закон смерти – фундаментальный закон мироздания. Но много раньше физиков его открыли фибрами души поэты. Как и тождественность пустоты и вечности. Рождение и смерть… Рождение – акт отторжения от целого, акт становления самости. Но в самости своей человек обречен на одиночество. Благо жизнь мимолетна – иначе не вынести  бремени – и вот возвращение в лоно целого, смерть. Так хочется верить, что возвращение к целому есть гарантия бытия вечного. Вечного ли? Мы редко задумываемся над тем, что всё видимое вокруг нас соткано из одного материала. Индивидуальность наша складывается из стереотипных атомов. Мы дети звезд. Приоткрыв миры вселенной, осознали не только рождение и смерть звезд, но и то, что основная материя и энергия для нас неведомы; мы нарекли их тёмными. Мы догадались, что неизбежен час, когда темная энергия вернет вселенную к первозданному виду. Тогда исчезнут атомы, конечное сольется с бесконечным и перестанет существовать наше пространство, наше время. Одни из нас назвали это Пустотой, другие – Вечностью. И, заглянув в Бездну, и физики и лирики склонили голову в глубокой печали, осознав, как далёк от нас Создатель.

 

     Забытая музыка

     Пройдя тысячелетие, преодолев земное тяготение и оттолкнувшись взглядом уже от космических орбит, дух человеческий возвращается к средневековому мотиву (как здесь не вспомнить Флоренского). Дух человеческий, ощутив глубину мироздания, пышущий оптимизмом гимн эпохи Возрождения: человек сделался творцом и сам выкует окончательно свой образ,  поправляет на более сдержанное и печальное, почти обреченное: у человека нет иного пути кроме дальнейшего очеловечивания. Да, нам стала доступна простая и жестокая истина: зверь с интеллектом – ужасный зверь.  

     Возрождение жило иллюзией, не замутненной ещё результатами самотворения человека. Воодушевленное мечтой оно избегало сюжетов окружающей реальности. Оно творило богочеловека. Искусство всегда живет иллюзиями, миражами, помогающими нам преодолеть пустыню одиночества. Прощай Флоренский. Реальный мир и духовный мир – антимиры. Искусство рождается между ними, оно там, где свет от аннигиляции.

     Искусство, литература – наиболее активно противостоящие хаосу части культуры. А если не противостоят, если сами генерируют хаос? Как тогда их именовать? Возрождение нуждалось в титанах, и оно рождало титанов. В ком нуждается наше время? Где он и кто он новый Данте, первый поэт нового времени, эпохи погребенной под шламом субкультуры.

     Кватроченто, чинквеченто – звучит как забытая музыка.

 

     На высоту небес

     Традиция – устоявшееся и само собой разумеющееся, иногда наскучившее, иногда и опостылевшее. Воспринимает ли мы её во всей полноте? Возьмем бюстик богоматери, вылепленный европейским художником исключительно в традиционном стиле. Попробуем посмотреть на него будто впервые, стереть пелену обыденности с глаз. Попробовали? увидели, сколько великой любви и нежности, сколько человечности в этом образе Богоматери? Самое лучшее, самое прекрасное, что может быть в земной женщине, нашло отражение в нём. Эта мадонна, вся вылепленная из традиции, вызывает именно благоговение, именно желание стать перед ней на колени и молиться, молиться земному, поднятому стараниями души человеческой на высоту небес.

 

     Попытка возлюбить

     Известно, традиция содержит в себе массу возможностей для развития. Но без авангарда нет зарождения нового. Петь елейные гимны прекрасному, представшему пред нами во всём великолепии, несложно. А попробуйте возлюбить его в родах, когда оно с болью и кровью, когда дыхание души смешано с дыханием… сами знаете чего.

 

     Пустая бочка

     Авангард нередко в своих проявлениях спекулятивен и дальше вычурности не идет. Авангард собирает под своё крыло и то, что стремится любой ценой вылезти наружу, показаться всему свету. И  тогда наблюдаем уже не столько стремление к самовыражению, сколько неуемную страсть к самозапечатлению. Естественные для человека "зависть" к вечности и страх небытия приобретают здесь крайне гипертрофированные формы. Безвкусица берет бразды в свои руки, и наступление хаоса, притворяющегося искусством, становится явью.

     Ряду направлений авангарда характерны попытки освободиться от памяти, от прошлого. Подобные потуги выглядят подчас амбициями умалишенного. Во всем следы отрицания традиции, а часто и самого искусства. В позах некоторых представителей авангарда и пустых их выходках масса вздора, больше маскарада, чем искусства, иногда откровенная демагогия.  Пустая бочка гремит сильно.

 

     Чистый лист   

     В литературе нового времени нередко встречаешь сухую модель, серую тональность, мелочность изображения, нравственную неразборчивость, рассчитанные, видимо, на особый психологический эффект, а порождающее на деле равнодушие, отвращение к жизни, пафос мертвой души. Подобная литература чрезвычайно двусмысленна.

     И везде следы паразитирования на истинном искусстве. Отсутствие таланта и содержательности прикрывается философской маской. Не является ли так называемое современное искусство больше никчемной философией, чем художественным творчеством? Не пришло ли время вслед за "Черным квадратом" выставлять "Чистый лист" как апофеоз модернизму в художественном слове?

    

     Наивный Боттичелли

     Наивный Боттичелли, забытый Вивальди, им и не снились "художественные" приемы нашего модерна. А овладей ими, то не на два-три века вперед выпали бы, а прямо в двадцать первый угодили. Очутись на наших биеннале что ощутили бы, что подумали?

     Живопись, музыка, литература. Наивная поэтическая душа ощущает триединство и не желает верить профессионалу художественного слова, равнодушному к живописи и музыке.

 

     Дилетант

     Для дилетанта жанр не закон, и он с вдохновенным блеском в глазах смешает мистическое,  ироническое, комическое и ещё всякое, будучи уверен, что винегрет вполне приличное блюдо. Возможно, к подобному располагает распространенная ныне в литературе синтетичность.

     Дилетант сам по себе жанр. И стиля ему не занимать, профессионал распознает дилетанта по двум-трем строчкам. Дилетант и робок и самоуверен одновременно. А уж упрям как! - литературные премудрости своим умом постигает. И в этом смысле он самобытен. Согласитесь, что-то в этом есть: изобрести велосипед заново, открыть самому, что земля – шар. Смейтесь, смейтесь. Дилетант не так прост, он уверен, что и Гоголь, и Достоевский, и Чехов, и Есенин и многие другие литераторы ведут свою родословную от дилетанта.

 

     Смех и слезы

     Как хочется встретить неудачу легкой усмешкой: ну что же, дадим им время, чтобы осознали. Смех краше гробового молчания. Смех слишком большая плата за то, что удалось сделать. Минет время, придут и слёзы. Когда стихает смех, отчетливей слышна трагическая поступь судьбы. Нет ранчо одиночеств и печалей.  Есть интернет-резервация, где мечемся и умираем мы.

 

     Капля поэзии

     Вскрик. Чайки над головой. И вокруг этот странный привкус печали во всём: во взмахе птичьих крыл, в голубизне неба, в белых облаках, в дымке горизонта. Везде сквозь радость проступает грядущая печаль, как в музыке Моцарта. Встать на цыпочки и взлететь, взлетев заплакать. Как мимолетна жизнь, как трепетно мгновенье!

     Всхлип. Ночь, плачут звезды и мы вместе с ними. Отчего одиночество столь необъятно? Одинокий голос скрипки. Страдает скрипач. Страдает от невозможности передать инструменту всю музыку души, каплю представшую океаном, передать без остатка.

     Остаток всегда с нами. Наивная душа, наивные ожидания. Всё покроет горечь утрат. Ничего не останется. Ничего, сколько не окидывай простор наивным взглядом дилетанта.