Литературная критика

Намерение убивать авторов, убивать в прямом и переносном смысле, - характерный тренд всей современной цивилизации и последнего столетия, в особенности.

Убивать не только авторов романов, симфоний, картин, кинофильмов, но и – сект, революций, утопий, теорий, способов действия, технологий и т.д., то есть вообще авторов – тех, кто "авто", то есть "сам", "в себе", "от себя", "из себя". Тех, кто не предлагает, а самим собой показывает, воплощает, реализует нечто особенное, другое. Тех, кто действительно расширяет существующие представления и образ жизни, какими бы конкретными средствами это расширение не достигалось. Например, Сократа убили за то, что он помнил сам и показывал собой окружающим, что такое полис в его отличие от демократии или тирании. Сократа убили за память того, что не позволяло другим быть проще, однообразнее, понятнее и поэтому приятнее самим себе, что не умещалось в некоторые уже установленные или вот-вот установящиеся границы, представлявшиеся само собой разумеющимися, или целесообразными, или прогрессивными и т.д.

Какой бы срез общественной жизни мы не взяли, везде автор воспринимается нежелательным, мешающим, тормозящим или даже ломающим отлаженно действующий механизм. Особенно сегодня, в, казалось бы, самое индивидуалистическое! время, автор испытывает жесточайшее давление, будь он воспитателем в детском саду, фермером, водителем автобуса, журналистом, врачом или философом. Автор, или автономный, живущий по собственным законам субъект, становится занозой в заднице наличных драйвов, тем, кто переводит доминирующие тренды в более широкое пространство, в котором эти тренды теряют свою монополию и, соответственно, господство. Конечно, в такой ситуации вполне закономерным - для господствующих тенденций - становится сначала упорное игнорирование, а потом, если это не удаётся и автор становится замеченным многими и грозит стать новой нормой, его устранение любыми способами, вплоть до убийства.

Так что самый лучший автор – автор мёртвый, тот, кто больше не сможет представлять, демонстрировать собой другое.

С какой охотой, любовью и почти восхищением отзываются у нас о тех, кто уже умер! Именно потому, что уже умер. При жизни в лучшем случае его терпят, не забывая оставлять на обочине, раз уже не сложилось замолчать, а тем более – сгнобить его, пока он был ещё жив. Можно подумать, что для общества главным событием в жизни автора является его смерть. Умирая, он делает этим фактом обществу приятное, даже должное и чем быстрее он это сделает, тем лучше. Как хорошо, что так рано, можно смело сказать вовремя, умерли Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Хармс, Маяковский, Есенин и многие другие. Какой достойный пример! Раз претендуешь на самость, показываешь себя, отличаешься от других – умри достойно, молодым, и мы будем искренне любить тебя, ты станешь нашим кумиром. Не дай бог тебе стать зрелым или даже состариться! – сколько забот ты принесёшь нам: придётся тебя отлучать от церкви, сажать в тюрьму, выселять из столиц, лишать пенсий. Одна морока, но главное – всё это время твоей старости так и не будешь знать, что ожидать от тебя: сорвёшься из Ясной, откажешься и осудишь то, что уже сделал и что мы уже одобрили, примешь ислам, уйдёшь жить в тайгу.

Так что, человек, живи незаметно! не будь автором! копай канаву вместе со всеми и как все, и всем будет лучше.

В чём истории не откажешь, так это в иронии: век преследования авторов, гона самостоятельных субъектов, охоты на самость объявляется веком свободного человека! Впрочем, удивляться не приходится, когда в промывании, оболванивании мозгов современное общество достигло гораздо более впечатляющих успехов, чем в развитии и воспитании этих самых мозгов.

Когда теоретики и критики триумфально объявляют о смерти автора, то они лишь констатируют наличное положение вещей: действительно так и есть, любую самость ждёт смерть, если эта самость не в тренде наличного. Именно здесь проходит граница этого принципа. Если хочешь быть автором, то будь автором только наличного, тем, кто бежит впереди паровоза, кто за то, чтобы было больше лучше, кто становится драйвером роста желательного, кто гордо реет в отведённом ему горизонте, кто выбивается из последних в первые, кто становится лидером-дилером общественного мнения, фиксируя внимание аудитории на актуальном.

Тут мне приходит на ум, что для современного человека особенна неудобна и трудна - память. Полная память или память себя или другого как человека в полном смысле слова.

Мне вспоминается духовное наследие Ф. М. Достоевского, которое оставлено в последней части его последнего романа "Братья Карамазовы", а именно: обращение Алексея Карамазова к мальчикам помнить то светлое состояние, которое они испытали только что, помня, думая о своём умершем друге. Помнить как можно дольше, всю жизнь, чтобы вокруг этого воспоминания, на этом воспоминании, как на твёрдой основе, камне, строилась их судьба. Вспоминается и "Гамлет" Шекспира, решающей завязкой которого является память принца об отце как человеке в полном смысле слова. Литературные примеры я привожу только потому, что для меня, как и для Достоевского, лично-случайное неинтересно.

Не интересно лично-индивидуальное, но вполне интересно авторское, своеобразное, непохожее, которое не только может, но обязательно становится культурной матрицей, формой жизни, пусть только для нескольких людей или даже одного. Или вообще никого! Это нисколько не отменяет наличие и действие этой формы.

Факт того, что сделал каждый автор, создавший и живший по своей форме, неотменим, даже если больше никто так не жил!

Форма не исчезает, даже если об этой форме никто не знал раньше, не знает сейчас и не будет знать в будущем. Она действует просто самим фактом своего существования, пусть совершенно подспудного. Мы до сих пор ничего не знаем о том, что сделал Н. В. Гоголь своей "Прощальной повестью", и можем никогда этого так и не узнать. Плевать! Его действие, и в этом смысле его авторство, живо в нас как возможность намеренного ухода, как уже проложенная через перевал тропа, как осуществлённое предстояние смерти, как оживление мёртвого. Мёртвого не в прошлом, которое можно воскресить самим или которое воскреснет по обетованию, а оживление мёртвого в себе, существующего сейчас, в этот самый момент. Воскресить забытое, вспомнить себя другим, своим отцом, дедом, далёким предком, как своим, так и чужим, динозавром, тополем, камнем, океаном, планетой, звездой, светом, сияющей ночью, темнотой и пустотой, атомом.

Вспомнить и помнить как наших авторов!

Меня не удивляет буквальное понимание принципов торы или учения Николая Фёдорова о физическом дублировании умерших предков и вообще уже умершего, бывшего, которое любят поэтизировать художники и мыслители, например, Александр Иличевский, написавший в своём недавнем посте о том, что такое намерение является самым ценным из всех намерений человека. Не удивляет меня и то, что намерение физического воскрешения не связывается с памятью, с работой самого человека по воссозданию себя в полном смысле слова, то есть работа по воссозданию себя как предка всего существовавшего, как актуальное бытиё сущего, как наличие всего здесь и сейчас. Не удивляет потому, что сегодня в тренде стать автором того, что будет, пусть этим будущим станет воскрешение мёртвых, клонирование ушедшего, мировой дубляж. Удивило бы другое, если бы модным стало действительно помнить, знать себя во всей своей целостности, переживать себя актуальной вселенной, пребывать мировой полнотой, стать смыслом всего сущего, воплотить собой все-присутствие.