Онтологические прогулки

Второй сезон. Весна

         1

Генри Киссинджеру приписывают следующее высказывание о советском нашем периоде:

«У нас был секс, у них была любовь. У нас были только деньги, у них была искренняя человеческая благодарность. И так во всём.  Меня сложно назвать поклонником социализма, я западный человек, с западным мышлением, но считаю, что в Советском Союзе действительно рождался новый человек. Этот человек был на ступень выше нас, и мне жаль, что мы разрушили этот заповедник. Возможно это наше величайшее преступление».

         Если это действительно из его книги, а не фальсификат, то служит весомым доказательством его ума и способности здравого наблюдения за происходящим. Что у политиков почти не случается. Киссинджер прав: капитализм порождает и формует лишь одну разновидность человека – нарцисса.

         Разумеется, наши интеллектуалы с мнением Киссинджера никогда не согласятся. Главный довод: капиталистический человек завсегда интереснее человека социалистического. Разумеется, для человека жаждущего сюжетов, "острой" фабульности (а сюжетика всегда и неизбежно есть сюжетика зла, то есть излома, порчи изначально цельного кристалла человека) святой с его "космической" душой совсем неинтересен рядом с Чикатило. Равно и истинного (близкого к истине) поэта никто сегодня читать не будет, а вот демонические поэты всегда были и будут в моде.

         Для наших интеллектуалов, то есть для "пастухов", ведущих "стадо", Россия как была, так и осталась "империей зла" (и так будет до конца), ибо носитель, эпицентр зла (нарциссизм) всегда будет прятать свое предательство в одежки служения "высшему благу", то есть силе, "за которой будущее". В нашем случае – всеобщий цифровой концлагерь. В котором наш коготок уже увяз.

         Эксперимент социализма разрушили мечтой о беспроблемности. Но как же надо было дойти до столь убогого представления о жизни и ее смыслах? Женщин еще понять можно. Но что за жизнь мужчины без хотя бы чуточку героических преодолений? За сытую беспроблемность в течение многих веков надо платить. Так устроен космос. Но мы-то, жившие в вечных самопреодолениях и "недоеданиях", почему должны лезть в общую с западными гедонистами адскую комнату?

         2

Для стихов нужна отвага, по этому качеству сразу слышишь уровень поэзии, уровень внутренней отваги души. Вот почему настоящие поэты отважны. Но и для жизни нужна отвага. Без нее – прозябание: совсем другой вид возможного поэтического делания, где не количество внутренней энергии решает и повелевает, а полнота созерцания.

         3

Если мы пойдем по пути (а мы по нему идем) предположения, что мир в своей основе невероятно болтлив (а на это нас провоцирует неверный перевод речения из Евангелия от Иоанна "В Начале было Слово", хотя по-гречески это звучало: "в Начале был Логос"), тогда мы отказываем миру и вещам в их мистической несказáнной правде и в сокровенном естестве. Но Логос как раз и есть то корневище и тот сок в корневище, которые питают каждую вещь в мироздании невыбалтываемой влагой и огнем.

         4

Зачем мы родились в плохой стране? Но страна состоит из наших к ней чувств, из нашей верности или предательства, из нашей любви или нашего бесчувствия. "Я не могу любить слепой любовью"? Но любовь не бывает с калькуляциями и экспертными комиссиями. И как верно старое присловье: любят не за что-то. А Толстой уточнял: полюбишь и сразу найдешь, за что.

         5

В 1943 году Мартин Хайдеггер в одном из германских университетов защищал Ницше с его идеей воли к власти, защищал от глупцов, во-первых, от тех, кто думали, что это Ницше придумал идею воли к власти и заразил этим некоторых людей. Во-вторых, от тех, кто думал, что в них в самих-то живет христианский дух мягкости и уступчивости, и они сами к фашизму ничуть не причастны. (Термин "фашизм" добавил уже, конечно, я:  с высоты нашего времени). Хайдеггер имел в виду глупцов европейских. И вот (говорил он студентам) такой, считающий себя христианином и вообще одухотворенным человек, какой-нибудь известный ученый, профессор, летит на научную конференцию, скажем, из Берлина в Осло. Он делает там доклад, направленный «против нигилизма и доверху набитый экскурсами в "историю духа", но...» Тут Хайдеггер делает многозначительную паузу: «это нисколько не мешает ему летать самолетом туда-сюда, пользоваться автомобилем, безопасной бритвой и считать "волю к власти" просто ужасной. Почему стала возможной такая грандиозная лживость?..» Хайдеггера ужасала слепота европейских интеллектуалов, их неспособность видеть реальность.  Человек (ученый в том числе) находится в эпицентре реализованной воли к власти, из воли к власти уже состоит во многом сам воздух времени, он сам вовсю пользуется этими механизмами воли к власти, то есть реализует энергию этой совокупной воли к власти в своих приватных целях, но в упор не замечает этого, полагая себя чистым от грязного бассейна, в который каждый день влазит.

         И вот какой вывод германца дальше: «Воля к власти – это не выдумка Ницше и не выдумка немцев, но бытие сущего, утверждаясь на котором европейские народы вместе с американцами стали в последние столетия сущими и имеют перед собой опредмеченное сущее». Это западный проект человека, жаждущего всё опредметить, сделать вещью с ценником на ней, на всём поставить своё хищническое клеймо. Жажда порабощать – сущность западного человека. Надо понять это всецело и ужаснуться этой бездне, в которой весь западный мир, а значит и ты, западник, сам. Так говорит Хайдеггер.

      Но русской-то сущностью (равной индийской, индейской и т.д.) это никогда не являлось и, надеюсь, не является. В одно время с Ницше, воспевавшим сверхчеловека Заратустру, презиравшего "людей долины" и на этом презрении "вытачивавшим свой дух", в Москве жил и мыслил Николай Федорович Федоров, предлагавший озаботиться своими предками, дабы вернуть бытие всем, кто когда-либо жил. То был тоже книжник, как и Ницше, тоже зело многознающ, но кроток, как голубь, нищ и всепомощник. Федоров проповедовал энергию возвратного движения благодарения и сострадания, полный отказ от какой-либо воли к власти, бацилла которой посещала в России весьма немногих, делая из них монстров столь очевидных, что они сами редко могли переносить этот свой ужас.

       Кто плох, кто хорош, я не об этом. Не иметь воли, чтобы защитить себя и свою семью от чрезмерно волевых людей, – тоже не бог весть какое достоинство. Этим искусством не владели ни святые, ни просветленные. Но коли ты еще не свят, защити. Духом своим защити. И делами своими защити.

         6

Поэт (в стихах ли обнаруженный, в жизни ли) не может не думать о Боге непрерывно. А вот в каких формах – это его личное дело. Возможно, вариант Зинаиды Миркиной не лучший. Но это уж кто как может. Басё, конечно, выходил из положения изящней. Или Исса. Или А.К. Толстой. Или Тарковский. Или И.С. Бах. Или Рахманинов. Или Бунин. Поэзия это ведь вовсе не рабствование у слов. Улитка или абрикосина в диком ущелье возле древнего абхазского ручья в то достопамятное лето переживали это много глубже и скромнее. Впрочем, в пять утра на веранду, с которой спуск к ручью, выходили старушка со старичком. Тихие-тихие, завтракали скрытно-скромно как птички, а потом садились – она в кресло-плетенку, он на приступочку и курили долго и тихо очень медленные какие-то неведомые мне то ли цигарки, то ли самодельные сигареты. Их хрупкие легкие тела вслушивались в рассвет, приходивший с легким журчаньем воды и звуками лесного склона на той стороне, которые слышали только они. Что они здесь делали? Зачем приехали из какой-то другой эпохи? Две состарившиеся птицы, выпавшие из гнезда.

         7

Да, написаны чрезвычайно умные, интересные книги. Их сонмы. Но философ (не историк философии, не член философской корпорации и союза) реализует мудрость не словами, не ученым авторитетом, он действует не от лица ученого содружества и консенсуса, не в понятиях науки, он устанавливает личную, безоглядную, вненаучную, внесоциумную связь с бытием.

         8

Свободному человеку достаточно космоса его деревушки. Рабу же тесно во всей Вселенной. Раб будет лепетать о том, что надо "перенимать опыт лучших стран " и выдающихся людей всей земли. Жалкий эмпиризм, мысль о суммировании. Будто бы можно стать умнее за счет чужого опыта. Раб не знает, что опыт существует в одном-единственном варианте: опыт всегда твой собственный. От чужого опыта либо глупеют окончательно, либо возникает смертельное несварение/отравление организма.

         9

Один наш простой (сельский) человек задал мне как-то вопрос, что же стоит за этим странным влечением образованных русских к жизни на территории "Deutschland über aleẞ". (Мол, когда они валят в англию, голландию или даже в штаты, то это еще как-то можно понять: они просто хотят греться у чужого добра. Но здесь, возле логова...) Я принялся вместе с ним формулировать возможные варианты ответов. Дремучее невежество? Святая уверенность, что это уже другие немцы: мол, сын за отца не ответчик? Мол, каждая особь живет отдельно, в своем кармическом челне. Мол, в современном мире каждый сам себе родина. Нищета воображения? Алчность, перебивающая все естественные импульсы брезгливости? Широта души, преодолевшей все языческие инстинкты и вышедшей на простор неразличения добра и зла, обид и щедрот? Импульсивное побуждение себя к кротости Христа, преодолевающего животные рефлексы?.. А он, мой сельский собеседник, мне говорит: а может быть наша "творческая элита" просто купается в чем-то нам непонятном, купается как в святой воде? Может, это её сущность – быть в зависимости перед чужим, из века в век заискивать, возвышая себя таким образом: мол, я-то ведь, господа, тоже вполне первосортен?

         – Берите выше, друг мой, – говорю я, – какой же вы непонятливый. Эти люди считают себя совершенно особенными, солью земли, людьми почти надмирными, и всё национальное они преодолели еще в детстве. Они же прижизненные ангелы.

         10

Вот как описывает современный талантливый русский писатель, хорошо знающий и любящий Индию, эпоху колонизации её англичанами: «... три столетия обращения в христианство. Свысока, лицемерного. Мол, культура пришла к варварам. Единственно истинная вера, вся в крови, грязи, ханжестве, подмяв под себя треть планеты, раздев, разграбив и воцарившись, учит – кого? Вьюн учит дерево. Обвивает, сосет, жиреет, душит, учит».

         11

Давняя тема Томаса Элиота о полых людях сбылась до невероятия. Полый человек есть дитя бесплодной земли; но чем же он наполнен? Воображением. Оно делает его бесподобно богатым. Но чем богаче он становится измышленным, тем беднее реальным, "невыразимо-сакральным", не поддающимся оприходыванию. Человек бытия молчит. Ему не о чем писать романы. Он сам свой роман. Фрагментарность Новалиса, Гёльдерлина, Рильке не случайна.

         Мир перешел к забаве и развлечениям как к главному модусу и единственному "серьезному" занятию. Но человек, легко живущий, человек ли? Сплошь "странники" и дегустаторы. И естественно, комментаторы: реагирующие; всё и всех хотят пометить.

         12