Из цикла «Апофатические этюды». Бог и Судьба.
Владимир Варава (17/04/2013)
…если боги волею судьбы сохранят меня здоровым и невредимым
Дионисий Галикарнасский
Бог и судьба. Чем-то страшно запредельным веет от этих слов. Такие разные, но такие схожие понятия, сущности, категории. Религия и философия стремятся, каждая по-своему, постичь их; религия – преимущественно Бога, философия судьбу. Религия склонна расслышать собственную этимологию в слове «судьба»; для нее судь-ба – это суд Божий. При всей абсурдности подобного жеста, ему нельзя отказать в последовательности: религия не терпит подле себя никого автономного бытия. Философия же невозмутимо говорит о бытии, погружая человеческую судьбу в непостижимые глубины неведомого. Более того, греческие философы изначально сопрягали бытие и судьбу, пытаясь найти в них подлинный человеческий смысл. По-своему и философия пытается разглядеть в судьбе следы Божьего присутствия, но делает она это совершенно иным образом, нежели религия. И если для религии судьба – это все-таки всегда «суд Божий», то для философии – событие бытия.
Роднит эти понятия их общая властность над человеческой жизнью, над ее повседневной размеренностью. Это общая инстанция высоты, с которой человеческая жизнь всегда предстает как зависимая и несамостоятельная, как мелкая и ничтожная. Судьба и Бог, возвышая, унижают жизнь. При этом они всегда проявляют свое могущество и, соответственно, враждебность по отношению к человеку. И Бог, и судьба «дружат» против человека; это самые заклятые враги человека. В любой момент «гнев Божий» или «жребий судьбы» может вмиг разрушить все жизненные наработки, опрокинув человека в ничто. Но человек никогда не остается в долгу, он никогда не остается лишь пассивным созерцателем на этом «празднике жизни»: он и «богоборец», и отчаянный трагический герой, и, в крайнем случае, отчаявшийся абсурдный персонаж, потерявший всякую надежду, но и в этой предельной самопотере продолжающий противостоять внешним силам, от кого бы они ни исходили – от личного Бога или от безликой судьбы.
Выражения «такова судьба», или «как Бог даст» с их бесчисленными вариациями чуть ли не самое частотное словоупотребление у людей, далеких, в том числе, и от религии и от философии. В любом случае наличие в языке, сознании и жизни этих понятий говорит о том, что жизнь далеко не одномерное и однозначное явление. Присутствие Бога и судьбы делает жизнь не равной самой себе и превращает любые трактовки повседневного толка просто в пустую пересуду.
Самое близкое Бог и судьба, в то же время и самое далекое. Эти неведомые властелины жизни могут быть в равной мере и участливы к человеку, и жестоки. Мы говорим «Бог милостив» и «судьба благосклонна», когда ход жизненных событий складывается удачливо для нас, но стоит только счастью отвернуться от нас на миг, как сразу же рождается ропот, протест, страх, и мы говорим, на вершинах отчаяния, что «так Бог судил».
Конечно, и философия, и религия учат достойно принимать «удары судьбы». Одна призывает равнодушно и с презрением относиться ко всем жизненным неудачам и несчастиям, другая призывает благодарить Бога за все. Но как только размеренная поступь жизни сходит со своей привычной колеи, то раскрывается бездна, в которую, как в пустоту уходят все обеты и молитвы. И чаще не хватает философского мужества, нежели религиозной веры, чтобы принять событие бытия, особенно такое событие, которое не вписывается в привычный лад повседневного существования. Не хватает и ума, чтобы объяснить происходящее с нами, и не хватает добра, чтобы оправдать случившееся. Причем так объяснить и оправдать, чтобы сохранилось достоинство происходящего. Но, как правило, экстраординарные события не вписываются ни в какой смысл, и поэтому говорят или «судьба несправедлива», или «Бог гневается» (или наказывает, испытывает и т. д.). Мало кому удается сохранить достоинство и выдержать ледяную поступь свершающегося события.
Страх и опасения здесь не напрасны; какой бы глубокой и усердной ни была молитва и какое бы нравственное мужество ни стяжал человек, судьба всегда может оказаться сильнее, она может обмануть и перехитрить человека. И даже самый искренний верующий побаивается «гнева Божьего» и всегда молит о том, чтобы его «минула сия чаша». «Злой рок» так равнодушен, безразличен и безучастен к маленькой жизни маленького человека, что лучше его не испытывать и просить о том, чтобы рука судьбы не тронула человека. И когда все-таки свершается большое зло и несчастье в жизни человека и наступает состояние Богооставленности, то верующий вынужден в злом течении событий увидеть добрую волю Божьего Промысла. Не увидеть его нельзя, поскольку Бог есть любовь. В итоге религиозное толкование событий как «добрых» или «злых» заходит в тупик: нужно быть или «неверующим», чтобы во зле не находить добра; или лицемером, чтобы в явном зле видеть добро.
Неверующий, как правило, в подобных ситуациях ведет себя не лучше. Он хоть и не оправдывает явное зло ссылкой на неведомую волю благого Творца, но сам начинает проклинать и гневаться, теряя всякое человеческое достоинство. Иногда он затаивает обиду на судьбу и, совершенно не веря в добро, начинает мстить, сознательно причиняя зло невиновным и беззащитным. Это крайняя форма цинизма, переходящая в мизантропию. Она не так часто встречается, но и редких случаев достаточно, чтобы подорвать нравственные основы жизни.
Тупик любой моральной интерпретации судьбы возникает потому, что у человека не хватает мужества сказать «не знаю». Не хватает апофатической мудрости не интерпретировать ход жизненных событий в моралистическом ключе как «наказание», «попущение», или «прощение» и не впадать ни в цинизм, ни в мизантропию. Апофатического мужества также не хватает человеку, чтобы совершить «грех» с чистой совестью, повинуясь собственным представлениям о добре и зле, а не руководствоваться внешними предписаниями и запретами.
И когда с человеком случается «несчастье», он задним числом видит в этом «грех» и смиряется с ситуацией, считая себя виновным в случившемся. Обвинить Бога он не может, считать себя не виновным он также не может. Но не может он и умолкнуть, никого не обвиняя, никого не оправдывая и ничего не объясняя. Но умолкнуть в глубокой тоске непонимания случившегося.
Из стремления объяснения и оправдания рождается все моральная нелепица жизни. Никогда не удавалось объяснить так, чтобы пришло оправдание, ни оправдать ничего не получалось, чтобы все было понятно. Два базовых человеческих инстинкта, инстинкта оправдания и объяснения, исходят из мелкой, сущности человека, которая не мирится с непостижимым, неведомым, невозможным. Не должно быть ничего неизвестного, все должно быть оправдано и объяснено. Но непостижимое не может быть ни оправдано, ни объяснено, и не потому, что разум человеческий слаб, и человек еще всего не понимает, а потому, что нужно понимать, что есть нечто, что понять невозможно. И это есть наша жизнь, это есть самое главное в нашей жизни, это наша судьба, которая в своей таинственной дали вечно ускользающего горизонта, будет ни доброй, ни злой, ни страшной, ни жесткой, ни благосклонной, ни бессмысленной, ни мудрой, она просто будет. И в этом наша судьба.
У древних авторов часто можно встретить высказывания, подобное этому: «если боги волею судьбы сохранят меня здоровым и невредимым». Здесь уже нет ни Бога, ни судьбы; тонкая грань неведомого могущества стирается до неразличимости. Бог не судьба, а судьба не Бог. Если Бог становится судьбой, то конец судьбе; если судьба становится Богом, то конец Богу. Пусть судьба будет судьбой, а Бог Богом. И пусть мы никогда не поймем, почему это так.
Последние публикации:
У дороги –
(13/09/2021)
Смотреть на птиц, или Не трогайте мертвых –
(23/11/2020)
Принцип жизни –
(02/06/2020)
Разбитая витрина –
(27/05/2020)
Жажда познания и стыд природы –
(01/05/2020)
Из книги «Седьмой день Сизифа». Феноменология чуда –
(24/09/2018)
Сосед –
(19/09/2018)
Из книги «Седьмой день Сизифа». Ностальгия и надежда –
(18/09/2018)
«Amor fati»: апофеоз Ницше (из книги «Седьмой день Сизифа») –
(18/05/2018)
Из книги «Седьмой день Сизифа». Тайна беспечности –
(16/04/2018)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
и не понимаю, и не хочу понимать
друг мой, в древности представления о боге и судьбе совершенно не противоречили друг другу по многим причинам, например, потому что термин "бог" имел значение "духа" или "существа", которым мог быть камень или Юпитер, а одним из значений термина "судьба" было значение "занимать место среди других существ (духов)", например, один бог (существо, например, камень) мог ополчиться на тебя, другой (например, Юпитер) защитить, в результате чего твоя судьба менялась. Таким образом, весь этот вдохновенный пассаж к древности никакого отношения не имеет: древние не так глупы, чтобы разводить богов и судьбу по разным модусам бытия
дальше: "философия призывает равнодушно и с презрением относиться ко всем жизненным неудачам и несчастиям" - философия ещё может равнодушно и с презрением относиться к человеческой глупости, а вот к жизненным неудачам относится с должным, самым серьезным вниманием
"событие бытия" - удвоение, не усиливающее значение уникальности некоего события, а как раз стирающего эту уникальность
"нужно понимать, что есть нечто, что понять невозможно" - противоречие в мышлении, преодолеваемое насилием над человеком, через "нужно", "должно" и т.д.
"пусть судьба будет судьбой, а бог богом. И пусть мы никогда не поймем, почему это так" - смело, но для философа - глупо: с самого начала незаконно введя разделение судьбы и бога и к тому же приписав это разделение древним, потом полагать это незаконное утверждение непостижимым положением дел