Онтологические прогулки

Неопределенность неминуема при общении, разговор обречен на неточность смысла и непонимание. Это ошибки мышления и выражения. Есть принципиально неопределенные понятия типа «Истина», «Любовь», «Справедливость», «Добро», «Зло», «Свобода» и т. д. Собственно это все самые важные для человека понятия. И оказывается, что каждый понимает их по-своему.

Гейзенберг, автор знаменитого принципа неопределенности, пишет: «Путем рационального мышления никогда нельзя прийти к абсолютной истине по той причине, что значения понятий и слов не могут быть точно определены». Принцип неопределенности – фундаментальный закон квантовой механики. Более того, неопределенность – фундаментальное свойство природы, всего мироздания. Она неустранима из ткани бытия. Зримые нити светящихся, огненных клубков Вселенной плавают в мерцающем мареве непроницаемых пространств, и темная материя с не менее темной энергией дразнят своей неизвестностью пытливые умы физиков и астрономов. Неясная перспектива их определимости брезжит в тумане загадок, гипотез и предположений. Другой знаменитый принцип относительно того, как устроен мир, а именно принцип дополнительности Нильса Бора едва ли добавит ясности к принципиально затемненной картине. Желаемое целостное представление расплывается в переменчивых превращениях супружеской четы инь-ян, их любви-вражды.

Неопределенность, смятение и сомнение, тревога, тоска, непонятные страхи, предчувствия, без них жизнь не жизнь. Дымка неизвестности.  И все эти неопределенные местоимения и деепричастия, эти «где-то», «какой-то», «куда-то», «кому-то», «кто-то», «что-то». Сам язык колеблется, шатается, двоится, троится, мерещится, зыблется, напускает тумана, мистики и миражей. «Пойди туда – не знаю куда, принеси то, не знаю что». «В некотором царстве, в некотором государстве». «Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей». Без этой чудесной неопределенности поэзия вообще невозможна. Суггестивная лирика Жуковского, Фета, Блока. Внушение, намек, туманный ход миров иных, сие столь смутное, волнующее нас, не наяву и не во сне, ни день, ни ночь, ни свет, ни тьма, думы тревожно-неясные, невольные мечтанья, тайные волненья.

Жуковский в своем стихотворении, томимый мукой невыразимости, восклицает: «Сие присутствие создателя в созданье – какой для них язык?... Все необъятное в единый вздох теснится, /И лишь молчание понятно говорит». Тютчев вторит ему: «Как сердцу высказать себя, /Другому как понять тебя?» К их отчаянью присоединяется Фет: «В усердных поисках все кажется: вот-вот /Приемлет тайна лик знакомый, – /Но сердца бедного кончается полет/Одной бессильною истомой». А Блок отзывается на мистические туманности Неопределенного творческим порывом: «Все сущее увековечить, /Безличное вочеловечить, /Несбывшееся воплотить».

Да и прозе не обойтись без этих нестройных, чудных грез, и она, суровая и трезвая, забывается иногда в их чаду и пламенном бреду. Чарующая неопределенность июльской колдовской ночи в «Вие» Гоголя. «Видит ли он это, или не видит? Наяву ли это, или снится? Но там что? Ветер или музыка: звенит, звенит, и вьется, и подступает, и вонзается в душу какою-то нестерпимою трелью…». Или у него же в «Майской ночи»: «Какое-то странное, упоительное сияние примешалось к блеску месяца». А в романах Достоевского смысловая неопределенность – сознательный прием, средство выразить противоречия и парадоксы человеческой психики.