Онтологические прогулки

М. М. Пришвин

       - Приглашаем Анаура Вижну для дачи новых  показаний в адрес обвиняемого Заратустры.

       - Поддерживая мнение моих товарищей, я сразу хочу сказать, что у меня найдётся множество свидетельств против нашего общего лжеучителя. Я не боюсь таких громких заявлений, потому что мои убеждения уже сильно изменились.

           Так вот, на второй день нашего общения с Заратустрой, после общей утренней трапезы, он оставил нас в пещере, дабы мы привыкали каждый день пребывать несколько часов в молчании, предаваясь собственным мыслям, самонаблюдению и медитации. Сам он, как мы впоследствии узнали, любил уединяться жарким днём в тени большой сосны, растущей неподалёку от его пристанища. Она была, как учитель однажды высказался, символом несгибаемой воли – её мощные корни, обхватившие и пронзившие камень, склоненный ветрами и в тоже время устремлённый вверх могучий ствол, а так же узловатые, не раз надломанные, но продолжающие расти ветви – были этому свидетельством. Каждым знойным полднем Заратустра садился у витиеватого ствола этой сосны, и подолгу наблюдал, как её раскидистые ветви, размахивая зелёными веерами, танцуют под музыку ветра. И только, когда приходила вечерняя прохлада, он освобождался от её чар.

           Так и в тот раз, учитель вернулся в пещеру лишь в конце дня, но никого там не нашёл, ибо мы, не выдержав замкнутого пространства, тоже разбрелись по укромным местам среди поросших кустарником камней и ущелий. Ему пришлось громко звать нас, а когда мы собрались, он пригласил всех полюбоваться тем, как заходит солнце между двух горных вершин. И действительно, это стоило посмотреть, солнце медленно катилось по изогнутому склону величественной горы, спускаясь в чашу, образованную зеркальным силуэтом рядом стоящей горы-близнеца. Чаша как будто была наполнена прозрачным красным вином, и когда солнце начало тонуть в этом божественном нектаре, он перелился через её края, растекаясь по горному хребту. Представшая поэтичная картина ещё долго удерживала наше заворожённое внимание, пока в вечернем воздухе не растворились последние капли заката.

             И когда на спускающейся мантии ночи уже загорелись звёзды, Заратустра обратился к нам с такими словами: ,, Вы видели переполненную чашу заката, избыток, который залил весь горизонт. Хочу, чтобы вы тоже могли быть такими же чашами, наполненными благодатным вином неба, и способными, принимая дары солнца, одаривать радостью своей благодати весь окружающий мир. Дарить от избытка – это совсем другое, нежели дарить с ожиданиями. Внизу большинство людей чего-то ждёт друг от друга, но здесь, в горах, человек забывает о своём прошлом и будущем, он может жить настоящим и постичь подлинное чувство бытия.                                                

         Если люди помогают друг другу, то делают это чаще всего не от избытка. Им следовало бы, прежде всего, не угождать себе и другим в своих жалких городишках, но испытать здесь, в лоне свободы, истинные чувства от переполненности бытием. Пусть когда-нибудь прольётся водопадами и горными реками ваша благодать к подножию гор, и пусть жаждущие испьют живительной влаги её, ниспадающей к ним по естеству, без всяких выгод. Должен ли человек небу и земле за своё существование? Должен ли он своим родителям за жизнь свою, когда они в порыве страсти получали наслаждение своё, когда кормили и заботились о нём, как о части себя? Разве уже не награда для земли и неба в том, что он существует? Разве не в единстве – благодать для всего живого? Станьте соучастными не только к ближним своим, но и к деревьям и камням, и тогда весь мир наполнит вас, и вы узнаете каково быть благодарными от избытка”.                     

          Тогда я сказал учителю: ,,Человек ожидает, потому что чувствует, что ему чего-то не хватает. Он чувствует своё несовершенство, и с отчаянием обращается в своих молитвах к Богу, или, на крайний случай, ищет помощи у ближних. Человек настолько привыкает к своим упованиям, что они обращаются у него в претензии. Он начинает требовать внимания к себе и возмущается, если его жалобы не желают, хотя бы выслушать. А вы, учитель, говорите о какой-то переполненности, свойственной, пожалуй, одному лишь Богу!”                       

          Заратустра улыбнулся и ответил: ,,Не называй меня учителем, вы сами должны быть себе учителями и учениками. Как бы Бог не был совершенен, Он учится вместе с нами. Может Бог и знает о прошлом и будущем мира, но живёт Он в нашем настоящем, иначе из-за Своего совершенного знания умер бы от скуки.           

            Когда я открываю глаза, то вижу маленького себя и окружающий меня великий мир, но когда закрываю глаза – я чувствую себя Богом. Я и есть Бог, который, зная Себя внутренне, пожелал открыть глаза и взглянуть на Себя со стороны. Ты спросишь, с какой стороны, и я скажу: со стороны маленького человека, которым Он уже привык Себя считать. В этом вся тайна полуоткрытых глаз Будды - он человек, который вспомнил в себе Бога, и Он Бог, который не забыл Себя в человеке. Или как говорил ещё один святой мудрец: я и Отец – одно”.               

             После некоторой паузы Заратустра предложил вернуться в пещеру и разжечь огонь. Когда мы поужинали, он продолжил начатый перед этим разговор: ,,Каждого человека в ныне обустроенном обществе, склоняют к мыслям о некоем личном счастье. Делай так-то и получишь то-то, уже сейчас, а не в раю. И пусть человек получит не совсем уж райское наслаждение, но оно будет у него в данный момент, не откладывая на послезавтра. Так человек потихоньку привыкает к своему маленькому оформленному счастью, и, если его начинают дразнить чем-то большим, то это будет всего лишь количеством и, уж поверьте, не качеством.                                         

        Раньше человека приучали к мысли о том, что он ничто, а Бог всё, поэтому, служа Ему, человек получал кусок с пиршеского стола и завещание на место в раю. Теперь же всё иначе, каждый человек это что-то нечто особенное, могущее завоевать себе рай уже на земле. Или, хотя бы, понемножку получить всё, что можно на Земле, не тешась какими либо обещаниями. Не ждать, а выхватывать с пиршеского стола куски побольше и побыстрее. Маятник в человеческом уме качнулся от Бога в крайний индивидуализм, ныне человек возлюбил самого себя до глупости. Однако себя ли он любит в действительности? Может человек любит себя таким, каким он ещё только хочет быть? И чаще бывает так, что он считает себя уже таковым!

        Но то, что касается тела человека, которое уж точно им не выдумано, то в нём весь эпицентр его внимания. Человек так любит украшать этот земной костюм и напичкивать его всевозможными усладостями и интересностями, что напрочь забыл о чём-то нетленном в себе, пребывающем в отличном от его глупости измерении”.

         Я спросил Заратустру: ,, И что же Бог, который знал всё наперёд, Он решил ради человека пожертвовать Своей мудростью?” Наш учитель ответил: ,,Бог забылся в человеке мучительным сном, Он жаждет проснуться, и чем больше Его желание, тем сильнее Он вязнет в болоте Своего забытья. Только прохладный свежий воздух гор и тихое возможное для человека умиротворение могут пробудить в нём Бога, где чаша с сонным зельем в его голове опрокинется, и ум снова окажется пуст. И лишь тогда он будет готов опять, как в детстве, принять блаженный нектар бытия. А пока человек в плену у своего ума, где желания сменяются, как стражи, удерживая в оцеплении его душу.

           Люди всячески стараются поддерживать глупость друг друга, они всегда готовы оправдывать перед собой и другими свои нелепые цели, им так легче пребывать в иллюзии, что всё идёт как надо. Человек внушил себе свою значимость там, где он просто какой-то винтик, который могут заменить тысячами других, и потерял понимание себя, как сознательного существа, бесконечно плывущего по волнам необъятного мира”.          

Я не выдержал и возразил: ,,Тогда по-вашему получается, что земная цивилизация, разделённая государствами, как наиболее совершенными, на данный момент, сдерживающими и контролирующими человека структурами, отбирает у него же истинный смысл жизни? Но, если бы не культурное общество людей, оберегаемое государственной машиной, люди бы так и жили дикарями, далёкими от понимания, что вообще в их жизни есть какой-то смысл!”

         Заратустра улыбнулся на мои слова и ответил: ,,Вижу твою веру, но можешь ли ты себе сказать, что знаешь то, о чём говоришь доподлинно, или эти мысли тебе кто-то внушил? Посмотри в своей памяти на дикую лошадь, бегающую по полям, и на оседланную, привязанную к стойлу рядом с положенным ей пучком сена. Неужели ты думаешь, что вторая лошадь только теперь понимает своё истинное предназначение, или может она чувствует небывалое счастье от своих подков, а закусанные удила так и тянут её к великим свершениям? Человек, усмирив лошадь, надломил её волю, всё, что ей остаётся - это ждать, подчиняться и падать, когда нет больше сил. Теперь её воля проявляется в том, что иногда она брыкается, и даже её может понести, а так же она может впасть в бешенство, но надо ли мне говорить, что делают с такими лошадьми?                                                                 

       Скажи, в каких учебных заведениях учат птиц плести гнёзда и ознакамливают с картами перелётов? Где пауки овладевают искусством плетения сетей, и где бобры осваивают строительство плотин? Разве чувства дикаря, смотрящего на звёзды, не могут быть сильнее и глубже, нежели у цивилизованного дурня? Или ты думаешь, что образованный человек знает гораздо больше природу и землю, на которой он живёт? Чего дикарь не знает такого, что необходимо ему для жизни? Его интуиция может дать большую фору любому профессорскому знанию! Разум дикаря не исковеркан хвалённым современным образованием и всегда открыт для новых восприятий, он не ограничен категориями, теоремами или доказательствами каких либо законов. Мир так называемого дикаря гораздо богаче, нежели разложенный по полочкам мир образованного человека. И, если не жить всем своим существом, отдаваясь бытию без остатка, оно может показаться скучным повторяющимся круговоротом. Так уже мудрствовал один еврейский царь, говоря, что ничто не ново под солнцем и всё суета сует. Это неизбежное признание книжного червя! Неужели без образованности человеку не дано понимать и чувствовать себя в единстве с окружающим миром?”                   

       Поначалу    я не знал, что ответить, но потом одна мысль мелькнула у меня в голове, которая показалась мне скверной, но потом очень даже похожей на правду. И тогда я сказал следующее: ,,Жизнь в городе связана с постоянным общением с другими людьми. Надо достаточно понимать и любить людей, чтобы жить с ними рядом и разделять их заботы. Вы ушли от житейских проблем в горы, и теперь свысока смотрите на человечество, которому, несмотря на свой большой прирост, всё же как-то удаётся сосуществовать более или менее мирно. И всё благодаря мудрости тех людей, которые не оставили других на произвол судьбы. Я не знаю всех причин вашего недовольства современным обществом, но, возможно, вы за что-то хотите ему отомстить. И теперь вы сеете в наши головы зёрна сомнений и косвенно подбиваете нас к заговору против того, что так долго выстраивалось людьми и ради чего было принесено множество жертв”.

         Заратустра сидел рядом со мной и как всегда улыбался, не смущаясь моими упрёками. Чувствуя моё раздражение, он положил свою руку мне на плечо и уже спокойно, даже с неким состраданием, посмотрел мне в глаза. Возможно увидев в них моё отчаяние, Заратустра тихо сказал: ,,Я лишь пытаюсь, чтобы вы в редкие моменты пробуждения могли взглянуть на себя со стороны, ведь иные и вовсе не просыпаются, так и оставаясь всю жизнь в сновидениях. Но раз уж вы пришли ко мне, значит, ваша душа смогла достучаться до сонного сознания и, как поводырь, привести вас в горы. Конечно, идя сюда, вы продолжали мечтать в ваших снах, но что-то внутри настойчиво тормошило вас и не давало окончательно успокоиться в собственных иллюзиях.

         Время пробуждения – это самый болезненный период, потому что оставляя сладкую дрёму, ещё не пришла ясность бодрствования и человек оказывается в муках выбора: продолжать спать или пробуждаться и, напрягаясь, руководить собой. Почему с возрастом людям хуже спится ночью? Да потому что их дневной сон становится настолько сильным, что вмешивается даже в ночной, теперь им не составляет труда встать рано утром с постели, ибо они уже полюбили своё привычное дневное сновидение. Так из сна в сон совершает путешествие человек и называет его своей жизнью. Но вы сейчас рядом со мной, поэтому даже не думайте, что я буду вас убаюкивать сладкими обещаниями счастья в той жизни, к которой вы привыкли. И не думайте, что вам удастся завоевать уважение к себе у спящей толпы. Они уважают лишь тех, кого боятся, кто может погрузить их в ещё более крепкий - смертельный сон.                                                                         

       Вот ты говорил сейчас, что я подбиваю вас к какому-то заговору против нынешнего уклада жизни в известных городах и государствах, ради которых было принесено множество жертв. Но я скажу больше: в фундамент здания власти, возвышающегося над людьми, было брошено великое множество жертв. Из поколения в поколение людей превращали в навоз, и удобряли ими почву кровавой истории человеческих притязаний. Однако какая польза и значение в своекорыстных делах властителей для каждого отдельного человека? Благодаря своей разумности человек легко приспосабливается к окружающей среде, но когда он стал гражданином, теперь ему надо прижиться к наглым претензиям немногочисленной группы близких по крови и отдалённых по духу настойчиво стремящихся к власти человеческих особей.

        Жить в природе для человека не составляет большого труда, но, обстроившись в городе, он вкусил массу наркотиков, ибо иначе не выдержал бы того перекоса своего существа, который в нём создала искусственная среда городской жизни. Обвешенный всевозможными обязательствами, замкнутый в пространстве своего имущества, напряженный однобокой трудовой деятельностью, человек стремится к праздности как к долгожданному счастью. Заснуть в иллюзиях и не понимать несчастья своей ограниченной беспокойной жизни – вот, пожалуй, самое лучшее, на что ещё может рассчитывать добропорядочный гражданин.                                          Спросите себя, почему вы этого не видели раньше, а если и замечали, то наверняка быстро забывали в надежде, что вас это обойдёт, и вы непременно достигните благополучия и станете беззаботно счастливы. Но подумайте, какие блага вы собрались получать, и какого счастья можно ожидать в суете городской жизни?”

         Мы переглянулись и безответно пожали плечами. Однако я решил продолжить свои дерзкие выпады, и спросил Заратустру: ,,Разве можно однозначно ответить на то, что есть истинное счастье, или в чём состоит смысл жизни, если человек так и не может ответить на вопрос: ,,Что есть истина?”

           Заратустра как всегда был невозмутим и, улыбаясь, сказал следующее: ,,В обществе, которое вы знаете, есть циничное, по-мещански здравое понятие: ,,Каждому своё”. Но откуда каждому доподлинно известно, что то, к чему он стремится, на самом деле нужно его душе? Пока человек не стал хозяином своего внутреннего мира, и, как хозяин, не разобрался в нём и не навёл порядок, его душа так и будет сопротивляться  всем игрушкам, которые он, не спрашивая, подсовывает ей. Душу можно, как ребёнка, чем-нибудь отвлечь, но потом она вновь устремится к своей цели. Однако сознание человека настолько задёргано всевозможными желаниями, что оно не может ясно отразить постоянного влечения его души. Истина для человека – это глубоко пережитый и всесторонне осмысленный опыт. Только таким образом можно понять природу и цель души на Земле, и всё, что будет сопутствовать и помогать ей в её поисках, даст человеку ощущение счастья и наполнит смыслом его жизнь”.           

           Но я на это ловко, как мне показалось, возразил: ,,Не вымысел ли человека – его душа, может быть жизненный опыт, который он приобретает всеми своими чувствами, развёрнутый в памяти, и есть – вся его душа? По-моему правильно говорят в том обществе, которое я знаю: ,,Где родился, там и сгодился”.                                               Заратустра посмотрел мне в глаза и спросил: ,,Что же привело тебя в горы?” Я ответил: ,,Желание узнать кто же тот человек, который приходил в наш город и подарил нам в память о себе несколько кристаллов горного хрусталя”. Заратустра же, усмехнувшись, сказал мне: ,,Ну тогда я рад за тебя, ибо твоё любопытство было настолько сильным, что смогло оторвать тебя от прежних интересов в привычной среде твоего обитания. Надо же, оно затащило тебя прямо сюда – в опасные неизвестные края! Вот только ты забыл спросить себя, откуда взялась такая сила, сплотившая твою волю к своенравному осуждаемому обществом поступку? Ты покинул уют родительского дома и город со всеми его благами, неужели ради мимолётного интереса? Может ты, просто заскучал, и тебе захотелось новой жизни? Но что тогда в тебе могло затосковать, если, как ты говоришь, внутренний мир человека – это только известный ему жизненный опыт? Ты не должен был бы тогда желать того, что покрыто тайной.

          Можно долго спорить о человеческой душе, но к чему слова, если за ними нет действия? Ты говорил, что ради счастливо существующего нынешнего общества, которое ты знаешь, было положено много жизней, но я тебе скажу о главной жертве, которую принёс каждый живущий в этом обществе. В человеке есть мир, который ему ещё предстоит открыть. Конечно, многим людям удастся сделать это открытие лишь в следующих жизнях, всё будет зависеть от того, насколько крепко они спят и как обернутся для них пробуждающие обстоятельства. Именно этим великим, я бы даже сказал необъятным миром, человек жертвует, отдаваясь лени своего ограниченного сна. У общества тоже есть свой большой исторический сон, который заключил в себе сны состоящих в нём граждан. Люди объединили свои иллюзии в страну своей мечты, они верят, что их общество ещё, как дитя, которому суждено повзрослеть и стать совершенным. Но что происходит с человеком, когда он смотрит куда-то в даль, не видя, что у него под ногами? Какие перемены возможны с человеком и вокруг него, когда он спит? Здесь уместна известная людям поговорка: ,,Хотели как лучше, а получили, как всегда”.

         Разочарованный своими неудачными аргументами я сказал Заратустре: ,,Неужели всё так плохо в том обществе, которое я знаю? Неужели в нём не найдётся несколько прозревших героев, которые смогут повести своих сограждан к новой по-настоящему счастливой жизни?” Но Заратустра, покачав головой, сказал: ,,В этом обществе, которое ты, как тебе кажется, знаешь, есть люди, которым понравилось включать в свой сон сны остальных людей. Они научились использовать их мечты, теперь они сами творят иллюзии для масс, очаровывая молодое поколение новомодными идеями. Им уже не нужны своевольные гении и прозорливые таланты. Современные медиа-магистры –  профессионалы в своём деле, ими сформированы почти все мысли городского жителя. Они изощрённые фабриканты грёз, и чем больше бездарностей, тем больше материала для их созидания”. Последние слова Заратустры меня сильно расстроили, в отчаянии я вышел из пещеры и всю ночь просидел на камнях, утешая себя скудными размышлениями о том, что не так уж всё в цивилизованном обществе безнадёжно.

       - Я вынужден пока прервать показания Анаура Вижну ввиду завершения регламентированного времени, завтра мы продолжим слушание его свидетельств. А сейчас выслушаем мнение известного ведущего политика Лисаия Шухая, после будет дано слово в защиту себя обвиняемому Заратустре.

       -С уважением ко всем присутствующим в зале, хочу сказать следующее: с одной стороны я не вижу особого преступления в свободомыслии Заратустры. Но с другой стороны…э-э-э…мне думается, что навязывать свои бунтарские мысли молодому поколению и…э-э-э… не оставлять им шансов на самостоятельное размышление – в лучшем случае не этично, а в худшем…э-э-э… губительно для них и преступно для государства.         

       Так вот, все пришедшие на суд пытаются разобраться, в чём же суть преступления Заратустры, и я…э-э-э…постараюсь им помочь в этом. Уже пятый день идёт судебное разбирательство, и я всё это время размышлял о том…э-э-э, где заканчивается свободомыслие и начинается бунт, преступающий законы цивилизованного общества. Человек наедине с самим собой может думать обо всём, что ему заблагорассудится, но, как гражданин, он должен понимать и быть ответственным за те мысли, которые передаёт другим. Ибо с этого момента…э-э-э, мне думается, начинается подрывная деятельность против устоявшихся норм поведения и принятого всеми правопорядка.

        Как политик я понимаю, что должен защищать новаторские идеи своей партии, диктуемые быстротекущим временем. Но какими бы новыми эти идеи не были, они выносятся на всеобщее обсуждение. Да, я знаю, что чаще всего они подаются, как диктуемая временем необходимость, но всё-таки люди, голосуя…э-э-э, совершают свой выбор. Мысль, навязанная в частном порядке какому-то определённому лицу, и мысль, вынесенная на обсуждение обществу, это два противоположных действия, первое из которых…э-э-э…отнимает у гражданина свободу выбора, а другое – предоставляет её. Я понимаю, что каждый гражданин выбирает из того, что ему предлагают, поэтому выбор его…э-э-э…несколько ограничен, максимум, что он может сделать – это не выбирать ничего. Но в ситуации, когда ему кто-то убедительно навязывает какую-то идею у него не остаётся даже этого выбора, здесь на лицо…э-э-э…посягательство на гражданскую и общечеловеческую свободу. Отдельные так называемые свободомыслящие личности могут съязвить мол, что подсунут толпе, то она и съест. На это я могу сказать следующее: мы граждане высокоразвитого общества, все мы…э-э-э…имеем образование и способны к самостоятельному мышлению, поэтому повлиять на наше мнение не так уж просто, как заявляют. А вот, если начать влиять своими мыслями на ещё не совсем сформированный ум молодого гражданина, тогда-то, мне думается, и возможно…э-э-э…намеренное вмешательство во внутренний мир этого человека, вплоть до полного искажения его морального облика. Как раз в этот момент законное свободомыслие обвиняемого Заратустры переходит в преступное действие против отдельных молодых людей и всего общества в целом. Ибо такая деятельность, как организация преступной группы, с целью провокации заговорщиков к незаконным бунтарским действиям, должна преследоваться по закону.

          Будучи гражданами цивилизованного общества, мы должны понимать…э-э-э, что нельзя оставаться равнодушными к тем, кто злонамеренно пытается подорвать основы общества, используя в своих преступных планах молодое поколение. Как человек, я понимаю стремление Заратустры к свободомыслию, но, как гражданин и представитель демократической партии ,,Свободный труд”, я, Лисаия Шухай, обязан, в меру своих прав, пресечь…э-э-э… ставшие преступными навязываемые им идеи и наставления молодым людям. Таких же обязательств желаю и от всех уважаемых присутствующих на суде граждан.

       - Теперь выслушаем Заратустру, что он скажет в свою защиту.

       - Сегодня жаркий летний день, но я вижу многие пришли в костюмах и при галстуках в дань уважения сего заведения. Ну что ж, затяните потуже галстуки на ваших шеях, господа, дабы лучше почувствовать себя гражданами достойного вас государства.

       - Судя по словам Заратустры, ему сказать нечего в свою защиту. На сегодня заседание закончено, слушание будет продолжено завтра, как обычно, в десять утра. 

 (Продолжение следует)