Онтологические прогулки

Куда (и откуда) смотрит человек, когда думает, будто смотрит в себя?

Начнем с того, как открывается «внутреннее зрение», как обживается «внутренняя реальность» человека нашим современником.

Литература по этому вопросу, разумеется, огромна. Выберем работу Д. К. Лилли «Центр циклона. Автобиография внутреннего пространства» как достаточно типичную для темы: ее самиздатовские переводы ходили по рукам в эпоху расцвета застоя. Это отчеты об опытах с психоделическими препаратами (ЛСД), поставленных на себе с научной целью – изучить возможности химического «расширения сознания». Они интересны не только для психиатра.

«Центр циклона – поясняет Лилли во введении, – это центр нашего индивидуального «я». Циклон – это «вихрь нашего собственного эго, конкурирующего в бешеном круговом танце с другими эго. Если покинуть центр, рев коловратного вихря охватывает все более и более по мере того, как присоединяешься к этому танцу». Но в его средоточии «можно научиться жить вечно». Книга описывает опыт приближения к этому центру как историю «личных 56-летних поисков смысла жизни». Отметим ее основные вехи. Медицинское образование, затем «хорошее общенаучное образование» в Калифорнийском технологическом институте. Изобретение новых, получивших сенсационную известность, методов изучения «разума» дельфинов. И, наконец, несколько лет обучения психоанализу, каковой и побудил Лилли к экстремальному опыту – попытке «расширить сознание» посредством наркотиков.

«Есть новая естественная (!) наука, введение в которую было сделано еще В. Джемсом, а ныне направляемая молодежью – такими, как Чарльз Тарт или Карлос Кастанеда». Это наука рационального исследования человека, открывающая доступ к его внутренней природе методами естествознания. Этот подход уже реализован наиболее отважными исследователями, побывавшими в глубинах человека с помощью психотропных средств навигации. Их показания – это «отчет естествоиспытателя внутренней действительности о фауне, флоре, географии и особенностях местности внутренних пространств, которые молодые американцы называют запредельными».

«Некоторые из тех, кто ушел в эти высокие сферы, остались там; другие вернулись и учили, некоторые, очень немногие, вернулись и писали. Некоторые, вернувшись, пребывают исполненными благочестивого трепета, страха или вины…». Так вот, читатель, эти люди – единственные, кого сегодня еще стоит слушать. Классические (школьные и академические) представления о человеке – «интеллектуальный мусор».

«…Я картографировал несколько новых пространств, чем и хочу здесь поделиться. Я также обнаружил, что побывал в большинстве тех грандиозных сфер, которые описаны в восточной мистической литературе…». «В этой книге я говорю как человек, достигавший самых высоких состояний сознания…».

Метод самопознания у Лилли основан на особой, им самим усовершенствованной технике «сенсорной изоляции». Обеспечивая полное отключение человека от внешней реальности, подобная техника используется в экспериментальной и прикладной психологии, в частности, при подготовке космонавтов. Лилли применял ванну с солевым раствором, имеющим температуру и плотность человеческого тела. Из ощущений человека, погруженного в нее, она исключает воздействие даже гравитации и температурного перепада, сигнализирующих о внешнем мире. Теперь ничто не мешает человеку остаться наедине с собой. Это технически реализованное «эпохе» Декарта-Гуссерля: закрою глаза, заткну уши … Постылая реальность выносится за скобки. Перед нами лабораторная метафизика.

В разное время было предпринято несколько опытов самопознания, о которых Лилли дает подробный и правдивый, «насколько возможно», отчет. Вот несколько избранных фрагментов.

В самом первом из опытов с ЛСД солевой ванны еще не было, а сенсорную изоляцию гарантировали два стереодинамика, из которых на полную мощность звучала 9-я симфония Бетховена. «Музыка вошла в меня и запрограммировала меня на глубоко религиозное переживание… Вместе с музыкой я поднялся на небеса. Я увидел Бога на высоком троне, как огромного, мудрого, древнего Человека. Он был окружен ангельскими хорами, херувимами и серафимами, святые проходили мимо Его трона в величавой процессии».

Вторая половина эксперимента не так банальна.

«Затем я взглянул в зеркало на свое собственное лицо и увидел на нем многочисленные «проекции». Сначала я увидел себя таким, каким был в то время, а затем вспышками, приблизительно по одному в секунду, прошел через образы самого себя». Потом настал момент, когда Лилли сознательным усилием «спроецировал» на себя лицо своего отца, а затем лицо своего деда, и «следовал по ряду лиц, которые считал своими предками». Так промелькнуло, по его прикидке, около 2000 поколений, «и вдруг морда волосатого антропоида появилась на моем лице. В этот момент у меня проснулось чувство юмора (вспомнил Дарвина, засмеялся), и вдруг на месте моего лица возникла морда саблезубого тигра с 6-дюймовыми клыками, торчащими из пасти». Дальше провал в памяти. Но затем Лилли припоминает, что в устремлении к своим началам он «пребывал в чреве матери, плавал в пустом, чудесном экстатическом пространстве, окруженном светом. В чреве я становился все меньше и меньше, пока … не стал оплодотворенным яйцом. Вдруг я стал двумя: я был в сперме, я был в яйце. Время обратилось, и они внезапно объединились. Произошел фантастический взрыв радости…».

Итак, уже первый эксперимент обнажает державную ось, духовную вертикаль современного человека. Напряженную между полюсами самоидентификации: Богом и зверем. В других наркотических экспедициях Лилли благополучно одолевает научный барьер, разделяющий живое и неживое, и опускается (по страницам школьной физики) еще глубже к таинствам своей личности. В странствии вглубь собственного тела, протискиваясь среди клеток и нейронов, он приближается ко все более тонким состояниям материи и видит, наконец, игру блаженных атомов в облаках орбитальных электронов. «Я был поистине напуган зрелищем туннельного эффекта и других феноменов, имеющих место на квантовом уровне».

«Я вернулся из этого путешествия, поняв, как много во мне пустого пространства». Это первое приближение к опыту паскалевой бездны, который углубляется в другом наркотическом трансе, теперь уже в солевой ванне.

«Первое пространство, куда я попал, оказалось совсем черным, пустым и совершенно безмолвным». Оно казалось бесконечным. «Как я позднее узнал, иллюзия черноты и безмолвия означает, что я все еще придерживался пространства познания, обычного для тела». «…Я оставался центрированным в единственной точке сознания и чувства», хотя «начало координат» ощущалось как внешняя точка, куда еще можно вернуться. Потом Лилли ненароком попал в мир бесконечно больших величин, откуда спешно ринулся назад в свое тело… «Я выбрался из ванны, глядя на небо, смакуя тот факт, что я человек на этой планете. Впервые с детства жизнь была столь желанной… Я сел и созерцал чудо нашего творения, творения нашей планеты». В мире величин, соразмерных человеку, куда как уютней.

А вот и опыт машины, без которого современный человек уже невозможен. «Вдруг я оказался ввергнутым в то, что позднее назвал «космическим компьютером». Этот компьютер был абсолютно бесстрастным, объективным и наводящим ужас» – видимо, аналогом какого-то высшего судии. В другом откровении машины Лилли «стал просто очень малой программой в чьем-то громоздком компьютере… программировался другими бесчувственными программами выше меня и другими, выше этих программ. Весь этот компьютер был результатом бесчувственного танца каких-то атомов в каком-то участке Вселенной».

Итак, перед нами увлекательное странствие по страницам научно-популярных изданий, рассказывающих о внешнем мире, но собираемых в более или менее связную картину психики.

В одном из экспериментов, нацеленных на попытку «родить самого себя», то есть опытов «второго рождения», Лилли вдруг обнаруживает себя зависшим «точечным источником сознания, сияния и любви примерно в двух футах от пола». Эта картинка приближает нас к опыту «космического поля». Далее описываются групповые эксперименты, суммирующие познавательную энергию (энергию сознания, сияния и любви) сподвижников Лилли в духе новой теории сознания.

Исходные идеи этой теории, как и ее предмет, воистину носятся в воздухе. «По-видимому, существуют энергии, к которым чувствителен каждый человек, но которые мы еще не можем улавливать посредством наших инструментов». Их должны излучать негуманоиды, соседние галактики, звезды, космическая пыль, внеземные цивилизации, опередившие нас на тысячи и миллионы лет научно-технического развития. «Далее теория предполагает, что индивидуум, сидя в позе лотоса или какой-либо иной позе, медитируя, может ввести себя в резонанс с этими энергиями и получать сигналы от различных сущностей, гуманоидных и негуманоидных, земных или неземных…». Отсюда идея «группового резонанса», вдохновленная техническими представлениями о резонансных контурах – электромагнитных цепях, способных взаимодействовать на любом расстоянии друг от друга. Сигналы космоса можно усилить, если объединить множество малых контуров в единый приемник. Такова разработанная Лилли теория «группового вовлечения в космическую сеть».

И вот венчающий ее эксперимент. 18 человек, лежа спинами на полу в фигуре «ромашки», сцепленной руками и ногами участников действа, образуют род приемной антенны. Прослушав в полной тьме «Болеро» Равеля, они описывают полученные из космоса впечатления. В одном из типичных сеансов показания разделились на 5 групп: первые ощутили просто космическую энергию; вторые видели ее как световой поток, растекающийся по группе; третьи наблюдали энергетический столб, пробивающийся сквозь потолок в центр группы; четвертые заметили 18 источников света где-то наверху; пятые просто отмечали «некие» световые сущности. Все, «кто сообщил о видении светового столба посреди комнаты, чувствовали, что этот столб был разумной сущностью, направляющей то, что происходило в помещении».

Книга завершается описанием сотрудничества Лилли с Оскаром Итазо из Чили, другим бывалым психонавтом. Совместное обсуждение полученных результатов навело их на мысль систематизировать формы «расширенного сознания», выделить в них «уровни», включающие классическое сатори, становление Буддой, становление Христом и т.д., а также Чистилище и Ад. В систематике применяются гурджиевские вибрационные числа. А венчает систему чисто инженерный график количественной зависимости на разных уровнях между «я», «сущностью» и «эго», соотношение коих выражается в процентах от общего объема сознания.

В эпилоге Лилли еще раз подчеркивает свою преданность науке. Он рад, что даже в столь рискованных ситуациях «не утратил своего скептицизма». «Я – научный исследователь. Я верен …объективному эксперименту и воспроизводимым наблюдениям».

О фантастичности этих опытов можно судить даже по беглому изложению. Начать с того, что смысл жизни ищется на путях естествознания и в строгом, по мере сил, следовании его методу – хотя результаты оного отвергаются прямо с порога: психонавтика провозглашается альтернативой космонавтике. Дело выглядит так, будто силами передовой науки Лилли заново, через 2000 лет после рождения Христа, открывает внутреннего человека. Все это еще недавно казалось немыслимым, тем не менее, он сам, а также его сподвижники, взволнованные и отчасти даже напуганные грандиозностью своих открытий (открытий всей глубины нашего неведенья по части смысла жизни) – это факт нашей культуры.

Хорошо, забудем о странностях в постановке задачи. Не будем также допытываться о результатах ее решения и спрашивать у людей, ведущих «дневники внутренних путешествий», как ныне обстоят у них дела с этим самым «смыслом». В конце концов, кто-то должен был этим заняться – свести лицом к лицу триумфы естествознания с «жизненным миром» обыкновенного человека. Но опыт Лилли доказывает прямо противоположное его намерениям. Он свидетельствует, что за исключением искусства, коему инженер, конечно, доверять не может, мы не имеем никакого языка для описания мира внутреннего. Его мы видим на внешнем. Отсюда также следует, что все, окружающее нас, способно стать символом – свидетельствовать о человеке внутреннем. Человек – существо символическое.

Опыт Лилли наглядно подтверждает, что внутри современного человека гнездятся символы – и только символы. Вся психонавтика сводится к интенсивному переживанию расхожих образов популярной культуры. Обращаясь к себе, человек отправляется в обиходную культуру, и можно заранее предсказать, кого и что он там встретит: это Бездна, Обезьяна, Машина. Ну и, конечно, некое верховное существо, если описанное Лилли «нуминозное» явление света и силы можно идентифицировать с теистическим Богом. Единственное, что его опыт отличает от среднестатистического, так это короткое знакомство с понятиями электротехники. Инженер еще не успел ознакомиться с Карлом-Густавом Юнгом.

Можно ли нагляднее описать, как переживается в жизненном мире нашего современника и становится его духовной опорой все, что сообщает ему наука? Свидетельство это тем более убедительно, что Лилли перед собой ставил совсем другую задачу. Поставь он ее сознательно, быстро запутался бы в сплетениях многосложных научных условностей и едва ли сумел бы выделить их основные узлы. Именно безыскусность «психонавтики» сообщает его книге ценность достоверного документа.

Образно переживается человеческое содержание (бесчеловечной) науки – акция, какую нельзя запретить, как нельзя запретить пищеварение. Так сегодня выглядит паломничество образованного человека к его собственным истокам – с Фрейдом в роли Вергилия. Так воедино связывается все то, что разделяется различными, давно позабывшими о родстве, научными дисциплинами. В другой традиции будут другие узлы бессознательного (неважно, Лотос, Яйцо или Пузырь), другая экстатическая техника (аскеза, медитация). Но наше бессознательное пропитано наукой.

Так что если это и безумие, то в нем есть система, и очень жестокая. С искренним пафосом Лилли бросает фарисеям: я не взял это из книг – я сам это видел! Но все, что он увидел в себе неизведанном, в себе однократном, в себе ненаглядном, ему поведали книги. И преимущественно школьные.

Причем здесь ЛСД как средство навигации? Обостряя чувствительность технически, как микроскоп – зрение, наркотик помогает Лилли невидные и неслышные архетипы претворить в эмоционально яркие образы. Кроме того, обеспечивает автору внимание любопытствующих. Где он нашел бы широкую аудиторию, если бы попытался свой внутренний мир описать обыкновенными средствами – как, скажем, поэты – не рискуя наркотиками? Кого это в нынешней Америке еще интересует, что там происходит у Д. К. Лилли «внутри»? Впрочем, возможно, что в действии наркотика существен и гедонистический эффект, сообщающий положительную окраску переживаниям независимо от их смысла. Не он ли, хотя бы отчасти, свидетельствам придает мажорный тон?

Одним из первых наркотики в тех же целях принимал П.Д. Успенский – еще в начале прошлого века. Честнейший из эзотериков, свою работу он называет экспериментальной мистикой. Не менее дерзкая, чем у Лилли, она несравнимо более самокритична. А ее результаты показывают, что наркотический транс дает не столько «расширенный», сколько принципиально другой опыт – структурированный еще менее, чем сновидческий. Поэтому он просто непереводим в житейский: его приметы нельзя поименовать, его сюжеты нельзя пересказать, – в нашем мире нет им аналогов. Успенский детально описывает ухищрения, предпринятые им, чтобы вынести из «того» мира, удержав в «этом», хоть какие-то позитивные сведения. Все они оказались тщетными.

Похоже, что «тот» мир допускает очевидцев, но в принципе не терпит свидетелей. Допустим, мы исхитрились трансмутировать в дерево или в лошадь. Но вжиться в мир лошади можно только ценой утраты языка. Если и удастся постигнуть все, что разумеет конь, то рассказать о том – вопреки мечтаниям Н. Заболоцкого – никак не можно.

То, что Лилли называет психонавтикой, в начале прошлого века, при другом состоянии техники, называлось духовной авиацией, а еще раньше, в отсутствие сподручных орудий, летанием на метле. Переименовывается, поспешая за научно-техническим прогрессом, раздел оккультизма.

В объемистой, своего рода итоговой работе М. В. Лодыженского (от 1911 года), посвященной систематике и анализу форм «сверхсознания», глава восьмая поименована так: «Астральное ясновиденье. Астральный мир и духовная авиация». Два последних слова – это рабочий термин, обозначающий у Безант, Ледбиттера, Штейнера проникновение в астрал – нижнюю ступень сверхсознания . По Лодыженскому, именно с этим миром каждый из нас еженощно общается в сновидениях. Другой его отблеск – галлюцинации: «мимолетное раскрытие внутреннего зрения на существа, населяющие астрал». Специальной техникой овладения этим миром служит гипноз. Обученному человеку «сферы эти … делаются такой же действительностью, таким же научным и достоверным фактом, как обыкновенное путешествие в Африку».

На оккультном издавна лежит печать чего-то запретного, нечистого, жутковатого, а тем и притягательного своей таинственностью. Поэтому при близком знакомстве оно сильно разочаровывает.

Оккультное, по учению его знатоков, представляет собой «тонкий мир», незримо сосуществующий с физическим. Традиционно он делится натрое: астральный (душа), ментальный (рассудок) и духовный (разума). Однако в соответствии с требованиями и достижениями физики, эти миры различаются также на уровне первоэлементов. Поскольку существуют душа, ум и дух, то «представляется логичным признать мир астральный, ментальный и духовный» … «аналогичными миру физическому, который мы так хорошо знаем». По существу, средствами атомизма, соединенного с восточной мистикой, нас призывают признать, наконец, реальность души, псюхе.

Согласно Лодыженскому, физическое тело человека составляет триединство плотного тела, эфирного тела и праны. Даже лишившись физического тела, душа продолжает существовать в астральной, ментальной и духовной субстанциях. Две первые тоже смертны. Например, наш эфирный двойник умирает через несколько часов после смерти физического тела, пока магнетическая связь между ними постепенно слабеет. Бессмертен лишь дух, представляющий собой триаду: Атман (истинное Я), Будди (тело блаженства) и Высший Манас (разумное Я).

Впрочем, эта систематика – одна из многих. У знаменитого антропософа Р. Штейнера та же реальность упорядочивается посредством тетрадных структур.

Наиболее уверенно описываются, конечно, низшие формы сверхсознания, начиная с астрала. Ибо, как замечала еще Анни Безант, «общий вид астрального мира весьма схож с земным миром, так как большая его часть наполнена астральными двойниками физических объектов», – их тонкими копиями. Эти текучие и подвижные существа называются элементалями. Есть также «искусственные» элементали; они не копируют физические тела, а действием нашей мысли образуются из элементальной эссенции, напоминающей протоплазму. Жизненность такой элементали зависит от силы порождающей ее мысли, ясность очертаний – от ее четкости, а окраска – от ее морального качества. Так в астрале возникают «мыслеформы». Сосредоточенная злоба, к примеру, вызывает к жизни «опасный элементал красного цвета с острыми и крючковидными углами, приспособленными к тому, чтобы наносить вред». Напротив, по наблюдениям А. Безант, «молитвы любящей матери реют вокруг ее сына, принимая форму ангелов, отвлекающих от него дурные влияния – это охраняющие элементали». А в целом астрал в зарисовках Безант напоминает чистилище: там «имеется много существ, присутствие которых тяжело для человека». Как мир демонов он страшен для христианина, но не для оккультиста, способного покорить его своей воле. Астральное ясновиденье – это низший вид сверхсознания, доступный «даже спиритам».

Аналогично рисуется мир ментальный – сфера рассудка. Там тоже есть свои элементали и эссенции – более светлые и устойчивые, но менее уловимые. В высшей части этой сферы зла уже нет. Менее всего ясны оккультизму очертания духовного мира, с Логосом и другими вершинами, мало доступными для набега туристов. Можно только заметить, что высший мир строится отрицанием законов низших миров. Так, Безант утверждает, что если движение астрального и ментального миров определяется, как и в физическом мире, принципом «захвата» (одни формы «пожирают» другие), то духовная жизнь оформляется, напротив, принципом «жертвы».

Итак, учение об астрале – это взгляд на наши психические образования: мотивы, влечения, страсти, предчувствия – как если бы все они были живыми существами, населяющими особый мир со своими законами. Подобно оккультизму в целом, это скверная, но в высшей степени наглядная психология. Ведь ее призвание и состоит в том, чтобы развить у адепта «внутреннее» зрение, сделать видимым невидимого человека. Что ее отличает от обыкновенной, то есть «научной», психологии, так это откровенное, ни чем не прикрытое обращение к наглядностям физики как образцу, а отчасти даже фундаменту тайного знания.

Вот, например, книга Ледбиттера, авторитетнейшего в начале прошлого века теософа, «Человек видимый и невидимый. Биоэнергетические поля человека – ауры». Открывается она посвящением в метод: читатель предуведомляется, что он не «умозрительный», а строго научный. Далее он описывается так, чтобы у читателя, знакомого с курсом школьной физики, не оставить никакого сомнения в его научной надежности. Цель метода сводится «к умению видеть, и эта книга написана в надежде помочь, во-первых, тем честным исследователям, которые еще не обладают этой способностью, и дать ему понять, как выглядит душа и ее проявления для ясновидящего, и, во-вторых, помочь тем, кто уже обладает ясновиденьем, в той или иной мере совершенства, разобраться в смысле увиденного».

Итак, нам обещают показать, «как выглядит душа», и помочь постигнуть увиденное.

«Первое, что необходимо очень ясно осознать – это то, что окружающий нас мир удивительно сложен и содержит в себе значительно больше, чем видит человеческий глаз». Тому же учит физика, и Ледбиттер на нее ссылается, когда пишет об открытых ею фазовых состояниях вещества: твердое тело, жидкость и газ. «Оккультная химия говорит о еще одном, более тонком состоянии, чем газ, в которое могут быть переведены или трансмутированы все известные нам вещества. Мы называем это состояние эфирным». «Его можно получить делением всего, что в физике считается неделимым…».

«Науке хорошо известно, что даже в самом твердом веществе два атома не соприкасаются друг с другом. Каждый из них обязательно имеет необходимое пространство для движения и вибрации. Каждый физический атом плавает в астральном море – море астральной материи, которая окружает его и заполняет любую щелку физической материи. Ментальная материя, в свою очередь, точно таким же образом проникает в астральную».

Оккультная материя погружается в прорехи обычной, заполняя все ее «щели». Чуть позже она хлынет в гиперпространства, заготовленные впрок математиками для физиков.

Человек имеет столько тел, или планов бытия, сколько существует тонких материй, связанных друг с другом посредством резонанса. « У нас имеется своего рода телеграф между физическим телом и душой». Мысль – это движение ментальной материи, которое вибрациями переводится сначала в астральный, а затем в эфирный план, каковой и действует на «серое вещество мозга» – опять же вибрациями.

С физикой покончено, дальше лирика. Ясновидящему человек открывается «как обычная книга». «Если мы посмотрим на примитивного человека сверхзрением, то увидим его физическое тело окруженным светящейся овальной дымкой…». «Взрыв гнева покроет все астральное тело темно-красными вспышками на черном фоне, внезапный испуг мгновенно окутает его отвратительным серо-сизым облаком». «По виду ментального тела можно вывести, что за человек перед нами и как он использует свою жизнь в данной инкарнации».

В заключение этого беглого курса ясновиденья стоит привести хотя бы некоторые из его шедевров – вклад теософии в красочное душеведенье. «Черный – густые черные скопления в астральном теле свидетельствуют о ненависти и злых намерениях. Когда человек разгневан, в его ауре можно видеть страшные мыслеформы, которые плавают в ней наподобие колец тяжелого ядовитого дыма». «Коричневый … означает корыстолюбие. Он обычно располагается параллельными линиями поперек астрального тела, придавая ему очень странный вид». «Серый … означает депрессию. Этот цвет, так же, как и в случае жадности, имеет любопытное свойство располагаться параллельными линиями, и оба создают впечатление, что несчастная жертва заключена в клетку». Аура здоровья – это тоже параллельные линии, излучаемые из всех пор тела, но их так много, что в совокупности они образуют дымку. Синий выражает религиозное чувство. Голубой – высшую духовность, особенно со вспышками золотых звезд, свидетельствующих о возвышенности духовных устремлений. Вокруг же адепта, то есть человека, «который достиг цели развития человечества», наблюдаются « огромные концентрические оболочки, которые всюду пронизаны лучами живительного света».

Под тайной человека теософия подводит черту, и словами совсем простыми: «…Видения мистиков и святых, ясновидения йога и развитого оккультиста, все что познается в вещих сновидениях и в наиболее высоких состояниях человеческого сознания, все это не более как проникновение в физический мозг человека вибрации высших миров, воспринятых высшими телами человека» (А. Безант).

Вот, собственно, и все тайноведенье. Есть тезисы и более замысловатые. «Мы видим, что так же, как Божественное состоит на 7-ом плане из 7-ми аспектов, так и божественность мира человеческого духа внешне троична на 5-ом плане». Но поскольку образ души никак не связан с ее математическим закулисьем, эти устрашающие декорации мы оставляем без разбора. Важнее другое: явленные нам тут картины располагаются в тревожной близости к открытиям художественного авангарда.

Так к какой же реальности обращаются психонавты?

(Окончание следует)

____________________

Примечание. Эта статья не вошла в недавно изданную монографию В.В. Шевченко "Прошальная перспектива".