Онтологические прогулки

 Недавняя полемика Дмитрия Быкова и Антона Долина может помочь нам в прояснении некоторых особенностей русской матрицы. Реагируя на возмущение Быкова по поводу фильма "Анна Каренина", снятого в Великобритании и появившегося в российском прокате, Долин в небольшом, но очень решительном тексте настаивает на том, что является "завоеванием мировой культуры ХХ века", а именно - "свободе творческого самовыражения" и "свободе интерпретации". В своей защите культурных достижений сначала он поставил под номером один свободу творчества, а свободу интерпретации под номером два, и тем самым как бы дал нам всем понять, что является для него неоспоримым приоритетом. Однако тут же, разъясняя суть дела, указал на то, что всё творческое самовыражение, то есть спектакли, картины, симфонии "создавались для читателя, слушателя, зрителя", тем самым значительно ограничивая свободу номер один.

"Что он (потребитель) увидит в произведении, то в нем и содержится. Точка."

То есть свобода творческого самовыражения существует только для того, чтобы быть свободно проинтерпретированной. Как ботинок существует только для того, чтобы его купил тот, кто захочет его купить. Например, чтобы носить его на голове, прогуливать по улице на поводке или кидаться им в головы ненавистных политиков. В этом смысле клиент всегда прав. Или по Долину – тексты важнее авторов. Роман "Анна Каренина" важнее для нас (как потребителей), чем автор данного романа – Лев Толстой. Очень решительное заявление, но именно этой смелостью и прямотой высказывания оно и интересно. Эпатаж публики можно опустить, а вот само основание такого взгляда следует рассмотреть подробнее. Или, пользуясь образами Долина, можно поближе познакомиться с мировоззрением Антона – тем, что он хотел сказать, и его же миросозерцанием - тем, что сказано им помимо его воли. По выбору самого Долина, "второе важнее первого". То есть всем строем своей личности, всем текстом своего образа, или просто – самим собой он манифестирует гораздо более содержательные и важные вещи, чем то, что он написал словами.

Всмотримся в это миросозерцание.

Применим предложенный нам скальпель к его хозяину. Раз "автор умер", умертвим его основной посыл – защиту свободы самовыражения, то есть свободу авторов. Долин как автор-мировоззренец данной статьи хотел защитить основное достижение культуры ХХ века - "свободу творческого самовыражения", а вот как автор-миросозерцатель возвёл в номер один и защищал совсем другое достижение этой же самой культуры – "свободу интерпретации".

"Текст всегда и богаче, и долговечней того, кто его создал".

Узнаю тебя, брат Виссарион! Никуда от тебя не спрячешься. Ты первый в нашей критике отделил автора от вдохновения, человека от творчества, личность от текста и тем самым дал нам в руки метод, позволяющий без особого труда, или как любил говорить сам Белинский, "мимоходом", препарировать любой текст, совершенно отвлекаясь от того, кто его написал.Его славные ученики развили этот метод и сегодня мы можем не просто игнорировать автора, говорящего о своём произведении, но мы можем игнорировать автора внутри самого произведения. Теперь нам не составляет труда сделать произведение безличным, лишенным  опыта, который стал основой данного творения.

Что нам Толстой? Если его легко можно выкинуть из написанных им романов, значит, он действительно неинтересен.

Текст интересен. Человек – нет.

Текст богат. Человек – беден.

Текст сохранится. Человек – умрёт.

Действительным автором текста является не написавший его человек, а посетившее его вдохновение, некая божественная, высшая, неведомая и т.д. сила, которая может сделать своим избранником далеко не самого достойного. Вдохновение слепо, вот незадача, иначе вряд ли оно назначило бы в гениальные писатели Толстого, жалкого труса, вечно убегающего от созданных им самим же проблем, – так, например, исключительно по праву купленной человечеством свободы интерпретирует Толстого Павел Басинский. Прямо по Антону Долину.

Этот стройный хор текстовых шовинистов сегодня вышел на авансцену культурных дискурсов, попал в тренд, превратился в сёрфинг реальных пацанов, смело убивающих в произведениях то, что мешает им наслаждаться собственной свободой быть наследниками поверхностных считываний, легко парить в гламуре или жести безличного, вытирать ноги об каждого, кто осмелится видеть и помнить в оставленном нам автором – человека.

Человека в полном смысле этого слова.

Человека, всего присутствующего в том, что он сделал.

Человека, которого мы узнаём, знакомясь с оставленным нам наследием.

И, узнавая и помня другого, мы узнаём и помним себя, открываем уже не в тексте, а внутри себя самих тот опыт наших предков, который сделал нас теми, кто мы уже есть, и который мы можем развить дальше.

Обезличивая своих предков, мы обезличиваем себя. Собственно, в этом и состоит решающая цель "текстового" миросозерцания – обезличивание, возможность верить во что угодно, не веря ни во что, возможность не иметь якорей, корней, небесных струн, соединяющих нас с историей нашей родной земли.

По Долину, Басинскому и К – это главное достижение мировой культуры: ничего не помнить! И особенно не помнить то, что мешает тебе быть от всего свободным, что мешает тебе быть кому-то обязанным. Это позволяет тебе без угрызений совести сбросить со своих плеч руки твоих предков. Кому охота испытывать оставленные Гоголем нам и в нас любовь и боль, читая "Старосветских помещиков", когда можно легко посмеяться над ними, как это сделал Белинский? Кто прочтёт его же шедевр – "Прощальную повесть", если сердце и настроено, и привыкло к "полифонии прочтений", как сказал бы Игорь Волгин?

В российской критике, культуроведении, образовании, да и в "актуальной" художественной среде давно уже не читают, не смотрят, не слушают, а только – считывают, соревнуясь в оригинальности интерпретаций. И, разумеется, подводят под это теоретическую базу, обогащают наше – личное и авторское – мировоззрение неведомым нам, но гораздо более богатым – почти божественным - миросозерцанием. Служат нам проводниками свободы, освобождают нас от всего, что мешает нам наслаждаться потреблением всех достижений мировой культуры. Для этого пришлось отправить в небытие всех авторов, но эта сакральная жертва стоит поставленной цели: получите и распишитесь в том, что вы согласны не помнить себя, чтобы быть всем чем угодно.