Онтологические прогулки

Продолжим тему авторства или невидимого присутствия личности во всем, к чему она прикоснулась сама, и в том, что коснулось ее. Присутствия невидимого, но решающего, определяющего характер случившегося воз- или взаимодействия. Продвинуться в этой теме мне помогла античная концепция клинамена или «отклонения», то есть эффекта, который производится не неким специальным действием, а самим фактом присутствия, наличия, существования данного феномена, будь это частица, земное существо или галактика.

Если говорить о человеке, то его клинамен заключается не в том, кто он, где, когда и у кого родился, как жил и что делал и т.д., а в том своеобразном, исключительном, единственном, точнее, единичном отклонении или искажении, которое производится фактом его присутствия в мире. Это было бы само собой разумеющимся и легко понятным, если бы не одно существенное обстоятельство, а именно: далеко не каждый человек производит эффект присутствия!

Отклоняют вселенную единицы!

И это не Сократ с Эйнштейном, не Александр Македонский с Наполеоном, не Пушкин с Джойсом и не Пеле с Месси, а невидимые личности, невидимое присутствие, возможно, того же Сократа.

Почему невидимое? Разве тотальное воздействие Толстого не в созданных им «Войне и мире» и «Анне Карениной»? Воздействие, которое можно отследить, выделить и исследовать. После чего сам факт существования автора становится уже второстепенным, поскольку заслоняется практически вечным существованием оставленного им наследия. Зачем нам «ушедший» Толстой, если «вечно» под рукой «Анна Каренина»? Лишние сущности должны быть удалены, по справедливому правилу философа. «Автор умер», как только признается автором чего-то. Нам кажется, что мы помним автора только потому, что жив его аватар, и, соответственно, помним автора ровно столько и ровно настолько, сколько и насколько нам интересен аватар.

Нет ничего глупее и, главное, хитрее само собой разумеющегося, того, что само собой, услужливо и всегда кстати появляется в наших мыслях, как только мы направляем наше внимание на какой-нибудь предмет. И нет ничего навязчивее; мы привыкли и даже не замечаем это «мысленное насилие» или, точнее, «безмысленное» насилие, господство квазимыслия.

Если я буду размышлять над этой темой в привычной для себя манере прояснения себе самому, то большинство читателей проскочит эту тему, не уловив ее, - настолько она непривычна, поэтому попробую внести в ход рассуждения эпатирующие элементы. Например, попробуем увидеть невидимое – клинамен Толстого, то, что отклонило, исказило мир самим фактом его существования. Впрочем, нужно помнить, что Толстой мог и не присутствовать в мире. Граф, стремящийся жить как крестьянин, писатель, публицист, военный, семьянин, общественный деятель, и т.д., все по отдельности, вместе или в различных сочетаниях, что именно стало феноменом вселенной? Фактом присутствия и незаменимости.

Здесь отвечу восприятием особенности Толстого Ф. М. Достоевским: Л. Н. – это полностью доверившийся и открывшийся людям человек. Причем открывшийся и доверившийся намеренно, до конца, на полную катушку, до идиотизма. Человек стеклянный, полностью беззащитный, снимающий какие бы то ни было барьеры. Это лев, ставший мышью, или мышь, ставшая львом, что одно и то же. Именно ставший, а не воображающий или играющий. Каждый, столкнувшийся с таким человеком лично или опосредованно, увидит в нем что-то особенное, близкое или далекое ему, он или не заметит полного к себе доверия или заметит его как одно из ряда других качеств, но именно оно, доверие, формирует любое взаимодействие, любое общение, прямое или косвенное, с Толстым. Хотим мы этого или нет, работает именно оно, доверие, оно уже исказило мир и этим втиснуло Толстого в бытие, с которым мы теперь имеем дело и которое мы не можем изменить. Как бы мы не меняли свои представления о Толстом, от прежнего восхищения до нынешнего пренебрежения, континуум нашего общения с Толстым уже определен и его силовые линии крепко держат нас. В центре этого континуума – клинамен, искривление Толстого, полное доверие и открытость к каждому без исключения: жене, ребенку, студенту, ходоку-крестьянину. Клинамен, который теперь, как формирующая матрица, будет сопровождать человечество, до сих пор предпочитающее жить за заборами, и показывать ему, что можно жить иначе.

Отклонение принципиально единично: не может быть двух одинаковых отклонений.

Отклонение принципиально свободно: оно не имеет никаких законов своего появления и не имеет внешней себе причины. Его можно только принять как факт.

Отклонение не воспроизводимо и не клонируемо, не может быть социализировано институционально.

Отклонение безупречно и совершенно, не в том смысле, что не может быть безобразным, а в том, что не может быть изменено или дополнено, исправлено каким бы то ни было образом.

Пока остановлюсь, а в следующем эссе обращусь к клинамену Гоголя.