Онтологические прогулки

Время просмотреть накопившийся за предыдущие 17 размышлений материал.

Итак, человек как вид трансформируется, образуя три последовательных типа цивилизаций: первобытную, магическую, современную.

Современный человек, или человек современной цивилизации как вид характеризуется способностью ко второму вниманию. Второе внимание – не сознание и не осознание (рефлексия), а именно внимание, то есть направленность, скоординированность всех конституирующих человека способностей в одном направлении, например, направленность на наличную предметность. В этом смысле и первое, и второе внимание тождественны. Отличие второго внимания заключается в том, что оно самостоятельно! что оно не только не рождается в первом, но даже не связано с его содержанием. Это не внимание внимания и тем более не сознание сознания, не чистое и т.д. сознание или внимание.

Второе внимание – это намеренное внимание, тогда как первое – непосредственное, внимание, не требующее усилий и дополнительного напряжения. Второе внимание не надстраивается над первым и не живёт за его счёт, как это представляется западной философии относительно осознания и сознания. Второе не контролирует, не очищает, не проясняет и т.д. первое внимание, поскольку и возникло, и функционирует особым образом, как внимание усилия. Оно возникает как необходимость удержания уходящего единства рода, как усилие магического человека сохранить род как единичность, для чего требуются специальные действия, специальная направленность внимания. То, что происходило до этого само собой, естественно и непринуждённо, не требовало для своего существования никакого специального усилия, теперь нуждается в этом, требует усилия.

Так рождается то, что мы понимаем под магией, - специальный культ восстановления единства рода, специальная технология разнообразных практик и мифология, эти практики обслуживающие. Продолжительное усилие, удерживаемое напряжение, сохраняемая направленность внимания, - вот тот новый опыт, который стал формирующим опытом позднего магического человека. Его прежняя благодарность превращается в просьбу о помощи, торжественная песня в прославление, пожелание в заклинание, щедрость в жертву, радостный танец в смиренный поклон, естественная трансцендентальность в мистическую трансцендентность. Рождается культура (в узком значении этого термина) как усилие, понуждение и как ...мечта. Много тысячелетий второе внимание несло в себе и будет ещё нести эту перинатальную матрицу стремления к невозможному, тягу за горизонт, притяжение недоступного.

"Привычное от вечности" (Толстой) "безвозвратно потеряно" (Чехов), "небесная струна" естественного единства порвалась и теперь перед человеком встал новый вызов – САМОМУ ВОССТАНОВИТЬ ЕДИНСТВО СЕБЯ И МИРА.

Этот вызов и пафосен, и зануден одновременно. Занудно стремясь восстановить единство посредством создания его искусственного аналога, человек научился формировать намерение естественно! Такова ирония истории: стремясь к естественности, ты становишься искусственным, достигнув искусственности, становишься в нём естественным.

Раздвоение не человека, а его внимания, точнее, не раздвоение, а удвоение.

Одним из побочных результатов этого процесса становится игра. Игра как намеренное становление естественным. К игре ещё вернёмся, пока продолжим вспоминать наработанное.

Внимание, удержанное достаточное время, становится намерением. Намерение же – единственная непосредственная связь человека с формой жизни. И если для пищеварения или дыхания достаточно первого внимания, то для движения, речи или эмоций необходимо внимание второе. Как бы это ни казалось вам странным, но ни говорить, ни ходить, ни радоваться, ни многого другого человек не может, не в состоянии, но он может сформировать намерение говорить, ходить или радоваться. А вот сформированное намерение позволяет человеку говорить, ходить или радоваться, то есть актуализировать некую форму. Любая блокировка намерения тотчас блокирует доступ к данной форме жизни и человек теряет возможность самой этой способности.

Освоенное намерение становится для человека инстинктом, само собой происходящим действием, но при любом сбое намерения действительная природа данной способности проявляет себя вполне открыто.

Второе внимание ещё не стало для человека, даже современного, его физиологически-генетической природой, возможно, не станет никогда, в отличие всё от тех же дыхания и пищеварения, УЖЕ не требующих от нас специального внимания, усилия, напряжения.

До сих пор второе внимание человека было развёрнуто в прошлое, в "усилие воскресения", однако этот тренд уже набил оскомину своим безнадёжным романтизмом, сизифовым геройством, бесконечностью бесплодного усилия вернуть невозвратное. Но этот опыт оказался не пустым, а очень даже плодотворным: в своей мечте мы стали прагматиками и теперь желаем тратить свои усилия не на мужество длящегося усилия быть хорошими и не на бесконечное приближение к недостижимому абсолюту. Мы начали разворачиваться из прошлого в настоящее и уже не нуждаемся в невозможном; усилия наших предков отложились в нас иммунитетом к недостижимой духовности, сделав нас трезвыми в наших стремлениях.

Совершенство для нас практично. Дело нашего внимания.

И ещё немного занудства.

Мы находимся (то есть время и место данного размышления) в современной индоевропейской цивилизации, представленной тремя основными модусами (запад, восток, срединность), в тот момент развития этой цивилизации, когда каждый из модусов добрался в своей специфике до стадии самоидентификации и, следовательно, самоидентичности. Одновременное удерживание во внимании специфики всех трёх модусов позволяет идентифицировать цивилизацию как тотальность, целостность, единичность. Или словами Демокрита – атом.

До тех пор, пока хотя бы один из модусов не смог идентифицироваться, представить цивилизацию как целостность, единичность невозможно; точнее, она будет представать только как один из объективированных модусов, как, например, это распространено сейчас, когда индоевропейская цивилизация воспринимается по преимуществу и прежде всего как западная.

Первым идентифицировался восток (приблизительно с середины 1 тысячелетия до н. э. до середины 1 тысячелетия н. э.), затем запад (1 тысячелетие н. э. до середины 2-го тысячелетия н. э.) и, наконец, срединность, русский модус (2 тысячелетие н. э.). Только с обретением идентичности русского модуса стало возможно построение методологии исследования целостности цивилизации. Соответственно, эта методология должна включать в себя в качестве равнозначных три характерные для каждого из модусов технологии – предметность (трансцендентализм) запада, созерцательность (бессубъектность) востока и срединность (бесцельность) русского. Теперь, то есть с обретением всех составляющих "объективности" или полноты самовосприятия индоевропейской цивилизации, у неё появляется возможность, если не необходимость, коррекции собственного развития как целостности.

Что является главным ресурсом нашей цивилизации? ресурсом, объединяющим нас в единое целое? – внимание. Но не просто внимание, а внимание, направленное на жизнь как творение, как стихию творения. Этот тип внимания характерен именно для индоевропейской цивилизации. Например, внимание арабской цивилизации направлено на жизнь как субъект, а не стихию творения.

Что отличает и самим этим отличием разъединяет нас (восток, срединность, запад)? разъединяет в рамках одного внимания? – его (внимания) направленность. Восток сосредоточен на бессубъектности, запад – субъектности, срединный модус на единстве субъектности и бессубъектности. В полном соотвествии со своей направленностью или особенностью внимания каждый модус развивается по-своему: запад осваивает и обустраивает освоенный мир (предметность или субъектность жизни), восток осваивает и обустраивает освоенного человека (как бессубъектность или элементность жизни), русский модус удерживает их единство.

Таким образом, внимание индоевропейской цивилизации как целостности однонаправленно, обращено на стихию творения. Однако в своей направленности это внимание тройственно, оно одновременно должно учитывать, или как говорит Гоголь, "соображать", удерживать три своих вектора – предметность, созерцательность и бесцельность. И, соответственно, работать посредством конгруэнтного применения трёх выработанных в нём технологий: трансцендентализма, созерцания и забытья. Трансцендентализм обеспечивает предметную определённость внимания, его пространственно-временную привязанность или континуальность. Созерцание позволяет выделить составляющие континуума, его элементы, прежде всего, элементы, связанные с фиксирующей природой человека. Забытьё или живой сон координирует выделенные элементы в их возможности быть захваченными стихией творения. Ни одна из технологий сама по себе не обеспечивает доступа к стихии творения: трансцендентализм видит наличное и поэтому может исходить только из него, созерцание видит элементы наличного и способно уравновесить их, но только как элементы наличного: живой сон (забытьё) видит единство жизни, но не видит наличное ни как предмет, ни как элемент.

Только единство трёх технологий позволяет и видеть наличное, и согласовывать, уравновешивать его, и соединять со стихией творения.

По отдельности друг о друга западный человек может построить дом, в котором будет жить, но только из того, что может найти в мире; восточный человек может построить себя, который будет жить в этом мире, но только из того, что уже есть в нём (человеке) в наличии; русский же может пребывать беспечным в своей бесцельности существования, но вынужден мириться с этим существованием как данностью.

Феноменология творения состоит из трёх техник: умения обращаться с миром и собой как предметом, умения обращаться с миром и собой как элементом и умения внимать творению.