Онтологические прогулки

Продолжим вразброд, пожалуй, самым удобным, ни к чему не обязывающим, но предоставляющим возможность предельной откровенности – дневниковым записям.

"Мало-помалу я и впрямь забылся и неприметно погрузился в воспоминания. Во все мои четыре года каторги я вспоминал беспрерывно всё мое прошедшее и, кажется, в воспоминаниях пережил всю мою прежнюю жизнь снова. Эти воспоминания вставали сами, я редко вызывал их по своей воле. Начинало с какой-нибудь точки, черты, иногда неприметной, и потом мало-помалу вырастало в цельную картину, в какое-нибудь сильное и цельное впечатление. Я анализировал эти впечатления, придавал новые черты уже давно прожитому и, главное, поправлял его, поправлял беспрерывно, в этом состояла вся забава моя".

Все четыре года каторги и поселения, да, я уверен, и всю оставшуюся жизнь Ф.М. был прежде всего, преимущественно занят тем, что он называет здесь "поправлением впечатления". Стоит внимательнее вглядеться в то, что составляло решающее содержание жизни Достоевского в столь трудные для него годы и что потом превратилось в привычку, освоенный механизм работы с собой, в намерение работы с впечатлениями.

Это совсем не тот образ Достоевского – мучающегося и страдающего человека, пойманного в сети моральных, нравственных и психологических проблем и для которого единственным выходом становится православие. Совсем не тот. Мне видится вполне крепкий и стойкий человек, но крепкий и стойкий не верой, а, используя его же слово, - правдой.

Вот праздные дни Пасхи на каторге, когда до невозможности ясно обнажается и проявляется вся "низость" каторжан: пьянство, воровство, драки. Достоевский не находит себе места, мечется в ненависти к своему окружению, даже встречает солидарных с ним в этой ненависти. И что ему удаётся? Сделать для других вид, что он спит, а самому впасть в забытьё. В котором у него появляется воспоминание из детства, в котором он, испугавшись воображаемого волка, нашел защиту и даже утешение у пахавшего неподалёку мужика; защиту и утешение искреннее, полное любви и сочувствия, которые он в этом забытьи намеренно переживал, тем самым придавая этому воспоминанию новые черты и таким образом превращая его в сильное и цельное впечатление. Заметьте, в Достоевском это детское воспоминание не отложилось действительной любовью к мужикам, оно жило в нём нетронутым и могло вспоминаться различным образом: как переживание страха, как мистическое восприятие, не имеющее никакого отношения к мужикам вообще.

"Значит, залегла же она в душе моей неприметно, сама собой и без воли моей, и вдруг припомнилась тогда, когда было надо".

Работая в состоянии забытья над своими воспоминаниями, которые есть – необработанные впечатления, Достоевский и создаёт, и развивает совершенно новую феноменологию, психотехнику, решающая особенность которой – освобождение человека от внутреннего духовного насилия его же собственных, само собой и без воли его случившихся с ним впечатлений. То, что произошло с ним-мальчиком, случилось, впечатлилось и запомнилось ему само собой, без его воли. И так же без его воли заставляло его до этих самых пор воспринимать мир и относиться к другим людям, например, ненавидеть их за пьянство, воровство и драки. Только это и называет Достоевский духовным насилием.

Теперь он нашел, как он может освободиться от безвольных для него, но очень даже своевольных для них самих – своих же собственных впечатлений. Теперь он начинает такой трудный путь с каторги впечатлений на свободу воли.

Что значит "придавать новые черты" или "поправлять" впечатления? Это значит обращать внимание на то, что может освободить тебя от гнёта сложивших твою психику впечатлений. В данном случае – освободить от ненависти к мужикам. Если даже и вспоминал Ф.М. этот случай из своего детства раньше, то точно не в контексте того, как трогателен, сердечен и мягок может быть русский мужик. Так что теперь в забытьи ему предстояло направить своё внимание именно на это обстоятельство, удержать внимание на нём настолько долго и настолько подробно, чтобы это воспоминание преобразилось в сильное и цельное впечатление, которое преобразит его самого. Но уже и по его воле!

Теперь по его воле, вольно, свободно.

Теперь он не только ненавидит мужиков, но и любит их. Сам любит. Тут мне вспомнился Родион Раскольников, который мучился тем, что любит других не по своей воле, а сам собой, невольно, по сложившимся впечатлениям и который хотел полюбить их сам, по воле, для чего и нужно было разорвать само собой сложившуюся любовь. Таков Достоевский, не оставит и щели.

Кто не имеет опыта такой работы, тот не может понять, насколько это трудно и насколько это преображающе.Не это ли имел в виду Достоевский, когда говорил, что не только русская интеллигенция должна брать у русского народа, но и русский народ должен брать у неё? То есть каждый должен будет работать над собой, освобождаясь от насилия безвольных впечатлений, каждый должен будет переписывать всю книгу мозга (жизни).

Слова Достоевского о том, что воспоминание появилось именно в тот момент, "когда было надо", следует понимать не в телеологическом смысле, то есть как подсказку свыше, предустановленную гармонию человеческой необходимости и божественного предвидения и предустраивания, а как тип внимания человека, характер его направленности. Вспомните последние страницы "Братьев Карамазовых", в которых Алексей Карамазов призывает мальчиков помнить то светлое чувство, которое они испытали, в течение всей своей жизни, потому что даже простая память об этом светлом и прекрасном чувстве очень поможет им в будущем. Это опыт жизни Ф.М., а не красивая фраза. Опыт освобождения, который стал возможен только благодаря намеренной работе, или, что то же самое, работе намерения.

    

Василий Шульженко. "Упавший", 1990 г 

Кто не знает, как тяжелы ненависть, ревность, зависть? Как можно освободиться от этих тяжелых, изматывающих и крайне депрессивных состояний? Только беспрерывным поправлением впечатлений. Или, как иронично называет Ф.М. свой метод в дневниках, - забавой".

Обратите внимание, что здесь речь идёт только о реально случившихся переживаниях-впечатлениях, здесь нет никаких догматов, тезисов, морали, нравственности; только реальный жизненный опыт, в котором есть всё, что необходимо и что вообще возможно человеку. Придать новые черты, поправить можно только то, что уже есть и больше ничего.

В этом вся трудность русской феноменологии забытья, в котором всё говорит о беспредельном, в котором всё хочет нам помочь, если мы направим наше внимание на правду и сможем удержать его так долго, что сформируется намерение правды, намерение силы и цельности.

В западной феноменологии основной техникой феноменологической редукции является обнаружение "первичных актов" (первичных восприятий, первоактов), которые становятся кирпичами достоверности и на которых возводится всё здание мировосприятия.

В русской феноменологии забытья первоакты не обнаруживаются как уже случившиеся и наличные, а создаются самой работой намерения, направленностью и удерживанием внимания. Поэтому русское мировосприятие не отражательно, не рефлексивно, а живительно, забавно!