Русская философия. Совершенное мышление 166. Святая рефлексия
Современная философия начинает себя с формулы Декарта: «я мыслю, следовательно, я существую», или в краткой кантовской формулировке – «я мыслю». Однако, к моему удивлению, постдекартовские философы и, особенно, философы последних двух столетий не принимают формулу Декарта именно как самостоятельную матрицу, присоединяя к ней тот путь, который привел к ней Декарта. То есть добавляют к этой формуле универсальное сомнение в качестве непременного и единственного средства ее достижения. Странное и пагубное решение!
Странное просто потому, что универсальное сомнение не является обязательным условием актуализации представления «я мыслю»; да, пройденный Декартом путь проходил именно через универсальное сомнение, но это не означает, что это единственно возможный путь. Красота декартовского решения – добыть очевидность в разрушении мнимостей, несомненна, однако само по себе разрушение мнимостей ни к какой очевидности не приводит.
Благодарность Декарту со стороны последующей западной философии чрезмерна: они отказались от найденной им формулы свободы в пользу канонизации самой этой свободы. Как это по-человечески и как это похоже на то, как освобожденные от ветхих оков люди сами заковали себя в рабство оков новых. Однако под видимой благодарностью философов скрывается точный расчет: канонизируя формулу Декарта вместе с универсальным сомнением в качестве единственного ведущего к ней пути, философы становятся жрецами, священнослужителями, и, следовательно, полновластными властителями доступа к чистой мысли.
Чем дальше от Декарта, тем величественней и недоступней здание трансцендентальной философии, храма трансцендентальной, чистой мысли; каждому, кто захочет прикоснуться к святыне философии, обязательно требуется пройти обряд посвящения – универсальное сомнение или феноменологическую редукцию. Мало допущенных, единицы избранных, обитающих в чистоте трансцендентности, тогда как весь остальной мир пребывает в статусе «феномена» или существующего только как предмет рефлектирующего.
Решение присоединить универсальное сомнение к декартовской формуле пагубно потому, что доступное всем и каждому в отдельности - феномен «я мыслю» - превращается в предмет культа посвященных, в канонизированное и ритуальное действие, осуществление которого становится обязательным и единственным условием попадания в узкий круг избранных, чистых трансцендентальных философов. Философский епископат строго следит за чистотой своих рядов, допуская туда только своих последователей, тех, кто усомнился в реальности мира, заменив его феноменальностью, и, посредством этого, установил себя мыслящим и поэтому существующим.
Ловкий трюк – уберите универсальное сомнение, и вся грандиозная конструкция универсальной канонической трансцендентальности развалится на ваших глазах. Если для того, чтобы мыслить трансцендентально или, что одно и то же, рефлексивно, совсем необязательно универсальное сомнение, то совсем необязателен и весь долгий тернистый путь сомнения и сведения мира к феноменам. Более того, оказывается совершенно необязательным и сам трансцендентализм! По крайней мере, трансцендентализм становится необязателен именно как исходная точка философствования. А это как раз самое главное в философии и есть.
Философия никогда не начинается с философии.
Нечто становится философией, не переставая оставаться собой. Так универсальное сомнение Декарта стало философией, не переставая оставаться сомнением. Гегель, Кант, Пруст, Толстой, Витгенштейн, Мамардашвили ии многие другие стали философами, пройдя каждый своим путем, а не путем Декарта, они начинали не с сомнения и не с рефлексивной процедуры! Действительные философы становятся философами вопреки строгим предписаниям трансцендентальной философии, в том числе и потому, что следование этим предписаниям никак не способствует появлению философии и становлению философом.
В одном из предыдущих эссе («феноменология творения 58») я разобрал, что же действительно означает термин «философия», показав, что его значение заключается в «мудром стремлении» или «мудрой любви», то есть в таком стремлении (любви), которому удается породить намерение. Тот, кому удалось породить намерение, становится философом, вне зависимости от того, какое именно намерение он создал. Декарт не искал рефлексивную процедуру, он стремился найти (создать) действительное доказательство существования (бога и человека), сила и постоянство его стремления (любви) создали намерение, в котором Декарту открылась рефлексивная процедура. То есть феномен «я мыслю, я существую» появляется в континууме намерения доказательства существования, а не в континууме универсального сомнения!
Материал романа Пруста «В поисках утраченного времени» появляется не в пространстве стремления написать роман и не в пространстве стремления вспомнить свою жизнь, а в пространстве стремления удержать странное, необычное состояние, возникшее у Пруста, когда он стал есть пирожное. Сработало упорное стремление Пруста быть внимательным к происходящему с ним. Стремление Декарта, как и стремление Пруста стало мудрым, принесло никак не предполагаемый результат: рефлексивная процедура стала самим существованием, а вкус печенья «мадлен» – эгрегором целого массива воспоминаний.
В следующем эссе продолжим эту нить.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы