Онтологические прогулки

     Философское наследие растет как снежный ком, однако каждое новое поколение вынуждено начинать сначала, в пустоте, с чистого листа, поэтому, пройдя полный курс философии, человек остается у разбитого корыта, так как единственный опыт, который он может извлечь из этого обучения, заключается в понимании того, что ему придется действовать одному, имея лишь заполненное помойное ведро идей, концепций, понятий, теорем, категорий, парадигм, аксиом, рассуждений и размышлений, что ему придется действовать по матрице "я сам" или ты сам, один, наедине с самим собой или наедине со всеми, на свой страх и риск, без малейших гарантий, в очном или заочном противостоянии с миром и человечеством, особенно - с человечеством, которое, если тебе повезет и ты что-то сможешь, проглотит твою жизнь, нисколько ее не заметив, как бы ни была нова, потрясающа, благородна, парадоксальна, возвышенна, совершенна, гениальна, всеобща, уникальна, нравственна, увлекательна, поучительна, трагична, пафосна, патриотична, космополитична, своеобразна, исключительна, доступна, мистична, таинственна, очевидна, феноменальна, изощренна, чиста, общечеловечна, гармонична, символична, последовательна, противоречива, перспективна, сложна или проста твоя мысль, человечество отправит ее туда, куда им уже было отправлено бесчисленное множество других, не менее светлых и безупречных мыслей твоих предшественников и современников, - в помойное ведро, на свалку, в небытие, в чем как раз и заключается весь пафос, внутренний нерв философии: как Израиль осознает свою миссию как борьбу с богом, так и философ противостоит человечеству как тот, кто готов или даже предпочитает идти только своей собственной дорогой, как тот, кто удерживается/воздерживается от подчинения овладевшему человечеством духу "слишком человеческого", кто точно знает, что разбросанные по земле муравейники жизни не знают и не любят философии, не потому, конечно, что та слишком проста или совершенно непонятна, повсеместно распространена или скрытна и доступна лишь избранному кругу лиц, не знают и не любят потому и только потому, что философия направляет и удерживает свое внимание, и, следовательно, создает намерение другой, странной, подозрительной, чужой, непредсказуемой жизни, которая никак не может быть продолжением, улучшением, развитием вот этой самой, так хорошо знакомой наличной жизни человечества, которое боится нового намерения даже одного человека, и боится совершенно не зря, так как созданное намерение уже не принадлежит создавшему его человеку, но принадлежит кому угодно, то есть всем, кто к нему прикоснется, при этом совершенно неважно, что страх человечества, как и любой страх, фантомен: бояться человечеству нечего – философы мир не меняют, не увлекают людей и нисколько не угрожают стремительному бегу человечества, ведь стволовые клетки не знают мысли и действуют вне зоны влияния мышления, не испытывают сомнений и не страшатся неудач, они действуют напрямую, проходя сквозь любую культурную среду, превращая ее в то, что им помогает; более того, что бы ни создал человек, человечество ассимилирует это, найдет ему место в своей истории, справедливо принимая его в свои сыновья, но несправедливо лишая его отцовства, переиначивая и перевирая сделанное человеком любым удобным способом, нимало не заботясь хоть о каком-то действительном внимании к пережитому человеком и предложенному им всем опыту, в чем бы он ни заключался, каким бы ни было его учение - великим или нет, сохранившимся или нет, все они причесаны, пронумерованы и складированы так, что изучив их все, вплоть до самой последней захудалой концепции, ты, в конце концов, все равно останешься только с одной мыслью, с единственным переживанием - "я сам" или ты сам, один, наедине с самим собой или наедине со всеми, на свой страх и риск, без малейших гарантий, в очном или заочном противостоянии с миром и человечеством, особенно - с человечеством, инерция которого так сильно стремится прижать тебя к земле, что тебе кажется, что даже земля не может тебя оттолкнуть и отправить тебя в свободный полет, сквозь синеву, в сияющую ночь бесцельности, тебе кажется невероятным, чтобы землю покинул ты один, скорее, сама земля остановится и все человечество сдует с ее лица в открытый космос и лишь ты один, не прижимавшийся к ней, на ней останешься: может полететь не тот, кто разбежался, а только тот, кто смог свой бег сдержать, поскольку нет никакой философии, которой можно было бы обучиться, нет никакой философии, которая чему-то учит, кроме того, что философией может стать только то, чего может достичь одиночка: великий поход Александра, смерть Сократа, прощальная повесть Гоголя или молитва Хармса, поскольку философией станет только то, что сделаешь ты сам, один, наедине с самим собой или наедине со всеми, на свой страх и риск, без малейших гарантий, в очном или заочном противостоянии с миром и человечеством, особенно - с человечеством, которое не щадит и выдавливает из себя даже того, кто обращен к нему всем своим существом, кто хочет стать таким как все, быть единым с человечеством, быть одним из, стоять в ряду, чувствовать плечо другого, помогать, действовать сообща, взаимодействовать, не отличаться и не выделяться, собираться за столом в кругу семьи, растить детей и няньчить внуков, зниматься благотворительностью, строить дома, иметь дело своей жизни, участвовать в дебатах, писать стихи, кто - душа и кровь человечества, вынужден самой своей природой современного человека, индивидуума, неизбежно, но не намеренно отделившись, противостоять всем, хотя отделяет его от всех всего лишь способность внимать себе самому, вынужден быть изгоем человечества и с болью в сердце он стремится обратно, домой, отказываясь от себя, проклинает "ненавистное разделение" (Сергий Радонежский), но все равно так никогда и не вернув себе "привычное от вечности" (Лев Толстой), наивности непосредственности, своего подлинного и "безвозвратно потерянного" (Антон Чехов) родства со всем, в отчаянном стремлении любой ценой и жертвой восстановить единство, цельность, что становится философией жизни, философией любви, всеобщности и всечеловечности: любить человечество (сходить с ума по человечеству) может лишь тот, кто потерял человечество, которое, в свою очередь, не щадит и тех, кто не щадит его, кто, как современный человек, изгнан из родства с другими самим фактом своего существования, но в отличие от многих, отвратил свое лицо от всех, кто ненавидит человечность, кто акцентирован на том, что его никто не любит и что весь мир против него: кто отворачивается от людей за то, что они отвернулись от него, затаенная обида порождает ненависть и жажду мести, боль обостряет чувства и собирает человека воедино, консолидирует его силы ничуть не хуже, а чаще всего даже сильнее и лучше, чем любовь и стремление к людям, собирает воедино то, что потом станет философией ненависти, войны всех против всех, но прежде всего, - войны одного против всех, философии раздора, разрушения, мести, исходящей от того, кто мстит миру за свою отверженность, кто готов смести с лица земли этого человека, этот народ, эту страну, эту расу или это государство, очистить человечество или даже всю землю от скверны: князья мира сего хорошо развили и далеко продвинули эту философию, настолько хорошо, что человечество и сегодня тратит максимальное количество своих ресурсов на философию войны и минимальное - на философию любви и единства; в результате человечество прекрасно научилось убивать, мечтать и разговаривать о прекрасном, игнорировать одиночек, тех, кто живет своей, другой жизнью, которая исходит из точки, в которой "я сам" или ты сам, один, наедине с самим собой или наедине со всеми, на свой страх и риск, без малейших гарантий, в очном или заочном противостоянии с миром и человечеством, особенно - с человечеством, сумел избежать каких бы то ни было противостояний, одержимости одиночеством, любовью или ненавистью, потому что направил и удержал свое внимание на том, что отклонило твою жизнь туда, где все нити твоей жизни сплелись для тебя воедино, связались в странно притягательный и одновременно вселяющий ужас твоего личного бытия, топос, зазор, щель (подполье), подвес или, что то же самое, твоей философии, мудрого стремления жить всем, что ты есть, от однажды промелькнувшей мысли до созерцания вселенной, в ту точку, где мир сделал тебя своим центром, не превращаясь в периферию тебя