Онтологические прогулки

     Древнего человека, в полном соответствии с максимой античного философа - "человек - мера вещей", мы воспринимаем, меряя его по себе, в результате чего древний человек видится нам как наш современник, только недоразвитый, у него те же качества и способности, что и у нас, только в своём зачаточном состоянии: он разумен, рефлексивен, с пятью (шестью – плюс интуиция) чувствами, живёт семейной, родовой и социальной жизнью, практичен, религиозен, мифологичен, иерархичен, любит хорошо поесть и одеться, чадолюбив, склонен к азартным играм, агрессии и насилию, любопытен, мечтателен, любознателен и т.д. И что характерно: археологи, антропологи, культурологи, историки и прочие учёные дамы и господа находятся в плену этого глупого предрассудка (обозначить этот предрассудок представлением отказываются даже кончики моих пальцев, мельтешащие по плоскости планшета) точно так же, как и абсолютное большинство остальных дам и господ, не имеющих к этой теме никакого и, тем более, профессионального отношения. Степень наивности учёных меня не удивляет, меня даже не удивляет степень их удовлетворённости тем представлением о себе, в соответствии с которым они меряют своих древних предков, ещё меньше меня удивляет тот пафос, которым они мотивируют себя на работу: ведь увлеченно рассказывая о неандертальцах, питекантропах, кроманьонцах, бушменах и североамериканских индейцах, они рассказывают исключительно о самих себе!

     Древнего человека мы не знаем совершенно, а не частично: мы не знаем ни его физиологии, ни его психологии, ни его социальности, ни его "ментальности". Нельзя наделять древнего человека природой человека современного, хотя бы по причине элементарного уважения и к древнему человеку, и к своему труду. Уважение – решающее условие корректного исследования; ещё одним необходимым условием такого исследования является "безразличие" исследователя, ему должно быть совершенно всё равно, каков предмет его изучения. Таким образом, для успешного выполнения поставленной задачи необходимо предполагать "совершенство неизвестного", уважительно предоставлять тому, что ты собираешься изучать и что ты заранее никак себе не представляешь, максимум возможного.

     Открой горизонт неизвестному, и оно откроется тебе во всём своём совершенстве.

     Несколько риторических вопросов, которые указывают на существующие несоответствия в "классических" представлениях о древности и которые до сих пор игнорируются учёными:

     - почему столь совершенные творения древних, как, например, разбросанные по всей земле пирамиды, построены на основании столь "куцых" представлений?

     - как мог древний человек изготовить технологически столь совершенные предметы, если его умственное развитие было столь несовершенно?

     - как мог древний человек настолько хорошо и детально разбираться в астрономических явлениях и в природе земли, циклы которых несоизмеримо превосходят возможности не просто отдельного человека, а даже возможности человека как вида? И т.д.

     Человек, как и любое другое существо, например, планетарная система или атом водорода, не может быть развит частично (по максиме уважения), какой-то одной или несколькими своими способностями в ущерб или в сравнении с другими; если он достаточно развит для строительства пирамид, значит он достаточно развит для того, чтобы иметь вескую причину для такого строительства: то есть причина, побудившая древнего человека строить пирамиду, столь же совершенна, как и её исполнение. Мы обязаны это предположить и, соответственно, мы обязаны предположить некий развитый до совершенства топос или континуум жизни древнего общества, одним из элементов которого было строительство пирамиды. Задача тем более интересная, чем менее удовлетворительны ответы исследователей, которые не замечают, что, копаясь в земле, они стремятся найти там только свои собственные кости.

     Для ответа на этот вопрос решающее значение имеет природа общества, в котором были построены пирамиды (пирамиды здесь лишь наглядный пример того, как необходимо реконструировать древность, я мог делать это на примере дротика или наскального рисунка), а именно: если пирамиды были построены в цивилизации современного типа, то "теории" наших антропологов более или менее корректны, здесь можно вспомнить бесчисленные монументы советских вождей, иногда просто колоссальные, единственной причиной которых был культ личности, так похожий на представления специалистов о древних культах. А что если пирамиды были построены не в современной цивилизации, а в цивилизации родовой? Это что-то меняет? Безусловно меняет и меняет практически всё. А именно: в родовой цивилизации субъектом всякого действия и всяких отношений является не человек (как в современности), а род, поэтому никакого культа личности в то время быть не могло, - просто не было личностей! Точно так же, как не было и богов (в современном смысле), но были – духи. Духом было и воспринималось любое, практически  каждое живое существо – камень, фараон, река, гора, черепаха, земля, океан, звезда, шакал, солнце, ящерица, терновый куст, ветер. Не в том, конечно, смысле, что в океане или в камне жил некий дух, а в прямом и непосредственном смысле того, что океан или камень были особыми духами этого или  другого рода. Каждый род состоял из ограниченного количества живых существ (духов), каждое из которых было и воспринимало себя как ВЕСЬ РОД, не принадлежащим к этому роду (как видится современному человеку, в том числе – наивному антропологу), а именно и обязательно – всем родом в целом. Современным антропологам, в самых первых контактах с туземцами Австралии и Южной Америки, приходилось встречаться с таким – родовым восприятием и отношением. "Я – красный попугай" - уверял одного из исследователей бразильский туземец.

     Тот культ, который знает и практикует (если практикует) современный человек, никакого отношения к родовому обществу не имеет, поскольку последнее не знает ни людей (как отдельных живых существ), ни одного (или нескольких) бога как абсолютного существа. В роде никто не выделен и одновременно – все разные, все отличаются своим положением в роде, но, повторяю, не выделены и не воспринимаются как отдельные существа. Не пробуйте это представить, современному человеку это принципиально невозможно, поскольку способность представлять – это способность именно современного человека, но никак не древнего. Древний человек не мог представить себе предмет вне непосредственного восприятия этого предмета, для этого требуется особый тип внимания, древнему человеку недоступный.

     Итак, субъектом любого действия был род, поэтому всё, связанное со строительством пирамид, мне следует воспринимать как действие рода, а не отдельного человека, в соответствии с чем пирамиды были построены не по приказам фараонов, жрецов или старейшин, а по намерению всего рода. То есть мне необходимо найти для этого "проекта" достойное, гармонирующее ему обоснование, а не удовлетвориться отождествлением фараона и всего Египта с каким-нибудь папой, императором или диктатором. Максима уважения к древности склоняет меня предположить, что строительство пирамид было не просто проектом всего рода как целого, но и осмысленным для всего рода делом, делом, в котором приняли посильное участие все члены рода, объединенные некой "великой" целью; в этом проекте не могло быть насилия, прагматики сиюминутного выживания или реализации личных амбиций, это должен был быть проект, целью которого было сохранить целостность рода или прославить (в древнем, а не в современном смысле) его, но, скорее всего, и сохранить, и прославить одновременно.

     Теперь займёмся реконструкцией обоснования: несомненно, что множество пирамид, построенных в разных местах планеты, говорит нам о том, что их возведение является решением задачи, стоявшей перед каждым достаточно развитым обществом родовой цивилизации. Одно это замечание направляет наше внимание в направлении родовой или общей для всего рода проблемы – сохранения единства рода. Конечно, некоторые детали решения поставленной задачи у различных обществ отличаются, но в своём основном, формирующем элементе они тождественны, а именно: возведение пирамид связано с феноменом смерти. И снова я должен отвлечься от восприятия феномена смерти, которое в ходу у современной цивилизации и реконструировать положение этого феномена в цивилизации родовой.

     В родовой цивилизации смерть представляет собой определённый переход, некоторую трансформацию, которую претерпевает каждое существо рода, переходя не из живых в мёртвые, а из живущих в смертные, тех, кто уже умер, но всё ещё жив, тех, кто присоединился к смертным предкам рода. Все члены рода живы, но не все ещё живут, абсолютное большинство членов рода живы в смерти. То есть смертные – такие же члены рода, как и живущие, но, во-первых, гораздо более многочисленные, и, во-вторых, гораздо более могущественные, так как в разряде смертных – основатели рода, его главные герои и мудрецы (напомню, что людей среди них обычно не так много). В принципе, живущие составляют бесконечно малую часть рода, так что их главной задачей является сохранение себя как "малого" рода под сенью "большого" рода, под сенью смертных (живых умерших), сохранение действенной связи с ними. Это нетривиальная задача и родовое общество, конечно, решало и решило её, разработав специальные технологии, а именно: во-первых, технологию действующей двухсторонней связи между живущими и смертными, и, во-вторых, технологию "эффективного" перехода в смертные и присоединения к "большому роду", скорее всего, перехода совместного, коллективного.

     Двухсторонняя связь между живущими и смертными, то есть между малым и большим родом, была существенной сферой жизни каждого без исключения родового общества с особой безупречно развитой технологией, эту связь обеспечивающей. Только не представляйте себе шаманов, пифий и колдунов как посредников этой связи, посредников не было, проводником, "отправителем" и "получателем" был сам род, род в целом. Такое важное дело или, используя термин Николая Фёдорова, "общее дело", должен был осуществлять весь род как один субъект, но не только должен был весь род, но и мог только весь род. Одному человеку это невозможно. Живое общение со смертными или большим родом требовало колоссальной концентрации, безупречной собранности ("соборности") и действительного единства малого рода, поэтому происходило достаточно регулярно, но достаточно редко, думаю, около трёх-четырёх раз в году. Это было грандиозное событие: весь род собирался в определённом месте, скорее всего, там, где "жил" наиболее древний и могучий член этого рода: на берегу океана, озера, реки или на вершине горы, я не удивлюсь, если "собирались" и остальные члены рода: животные, ветер, птицы, змеи, громовой фронт или торнадо. Собравшийся и настроившийся род "расширялся" до большого рода, но не за счёт одурманивающих средств, игры воображения, каких-то фокусов жрецов и т.д., а посредством актуализации всем родом особой технологии внимания, которую я здесь назову "живой памятью" или "родовой памятью", суть которой заключается не в том, конечно, чтобы вспомнить умерших, а в том и только в том, чтобы испытать себя смертными, умереть самим и тем самым полностью воссоединиться с родом, стать единым родом!

     Переход живущего в смертные для восстановления единства рода - вот на что было направлено внимание рода как на его самое важное "общее дело". Не воскресить всех умерших, как предлагал Фёдоров, опаздывая на десятки тысячелетий, перевернув направление внимания и переоценив живущее как живое, а ожить, воскреснуть смертными, соединиться с большим родом, встать рядом с предками, основателями и защитниками рода. Быть изгоем, быть изгнанным или каким-либо иным образом потерять свой род было самым страшным событием для родового человека; соответственно, для него очень страшно не попасть в смертные своего рода. Вот ради чего стоит объединяться в общем деле, быть одним вниманием и – разрабатывать новые технологии! Например, технологию пирамид как своего рода пушек, порталов, отправляющих живущих точно в род смертных. Технология пирамид разрабатывалась и осуществлялась, конечно, гораздо раньше их строительства в том же Египте, в котором пирамиды были последними и, скорее всего, отчаянными попытками живущих заменить безвозвратно потерянную родовую память и, следовательно, безвозвратно потерянную возможность и способность живущих стать смертными СВОЕГО рода, а не потеряться в беспредельности вселенной и бесконечно скитаться в поисках своего большого рода.

     Когда герой Чехова, глядя на молодую армяночку, испытывал невыразимую печаль от безвозвратной потери чего-то  самого важного, он тосковал именно об этом – невозможности соединиться с родом, невозможности стать смертным и быть с нею и со всеми остальными родными одним нераздельным живым целым; эта печаль соткала все произведения Антона Павловича.

     Наши представления о древних чрезвычайно скудны и примитивны, прежде всего потому, что скудны и примитивны наши представления о самих себе, прежде всего потому, что мы сами скудны и примитивны. Современная цивилизация находится в самом начале своего пути, она ещё не чувствует и не знает, наследницей какой во всех отношениях совершенной цивилизации она является.