Онтологические прогулки

     Самым откровенным началом современной эпохи является античная культура во всех её разнообразных и мощных проявлениях, из которых меня здесь интересует, прежде всего, выделение человека как индивидуума, автономного субъекта и, следовательно, как меры, истины; выделение субъекта как того, кто именно в качестве меры и истины сам является последней инстанцией какого бы то ни было объяснения, отнесения и обоснования. За, под, ниже, перед, выше, внутри и снаружи человека ничего и никого нет, всё начинается с него, потому что именно он находится в центре всего.

     Человек – точка любого отсчёта.

     Человек – мера и истина существующего.

     Этот принцип античности представляет собой квинтэссенцию современной цивилизации, её формирующую и доминирующую матрицу, максиму действия и отношения, "максимальней" которой уже ничего нет: то, что сделает или подумает человек, становится мерой и истиной существования, независимо от того, насколько сделанное и подуманное "гуманно", "человечно", "безобразно", "мерзко" и т.д. Что человек ни сделает/подумает, - всё мера и истина. Так в течение более чем полуторы тысячи лет человек воспринимал себя рабом единого бога и соответствующим образом действовал, - в результате всё это время, в полном согласии с матрицей современности, истиной стала и была религия. Как только человек решил, что субъектом действия теперь будет он сам, как это решил и сделал Декарт, ровно с этого момента его решение стало истиной и мерой всего.

     На пороге нового времени человек возродил себя мерой и истиной, но теперь уже из совершенно другой ситуации. Античность родилась в условиях уходящей родовой цивилизации, которая не знала бога, но только - духов (хотя и могла называть их богами), и не знала отдельного человека, но только человека как одного из духов рода. Поэтому, выделившись в качестве отдельного и не связанного родом, античный человек, как человек современный, смог направить внимание на себя, на свою особенность, уникальность, на своё совершенство. Теперь всё должно было помогать именно ему потому, что он действительно этого достоин: ему дают власть над огнём, память, предвидение и многое, многое другое. Теперь весь мир оттачивает его совершенство, подчеркивает его выделенность и особенность, утверждает его свободу от родовых традиций.

     Возрождение начинает с прямо противоположной ситуации: человек на земле уже не в центре мира, а далеко, далеко на периферии, он - нарушитель божественных заповедей, изгнанник из рая, тот, кто отказался от бессмертия и совершенства, выбрав своеволие и, как следствие, неизбежную смерть. Любое действие человека от себя, из себя в религиозном мировоззрении воспринимается как действие зла, как несовершенство, как безобразие, и, наоборот, только исходящее от бога в человеке - добро, красота и истина; религия отняла у античного человека достоинство, оставив достоинство только одному единственному человеку, а всех остальных превратив в вольных или невольных рабов. Отдельному человеку было отказано в собственном совершенстве и даже - в искренности его стремления к совершенству. Всё от одного бога и ради него одного, - такова матрица средневековья.

     Если античный человек должен был преодолеть родовое наследие, сначала (нечаянно) убить отца и мать, принять затем на себя наказание за невольное ослепление ослеплением вольным и, наконец, покинуть род, превратиться в изгнанника, изгоя, которого род преследует даже на чужой земле, как это случилось с Эдипом, и – пройдя через это – очиститься от родового проклятия. Если тебя прокляли, ты получил от рода последнее из того, что он может тебе дать.

     Родовое наследие всегда превращается в родовое проклятие.

     Если ты примешь проклятие, оно тебя очистит.

     Что до человека возрождения, то он должен был преодолеть наследие религии, - невозможность действовать самому, из себя, преодолеть сомнение в собственном совершенстве, для чего ему снова необходимо было взять ответственность на себя, отделиться теперь уже не от отца с матерью (рода), а от абсолютного бога как недоступного, трансцендентного источника всякого совершенного действия. Теперь я должен действовать сам, "я сам", как будто я и есть бог, единственный источник совершенства. Так думает и действует не язычник, сектант, еретик или атеист, так думает и действует истинный наследник религии, искавший себя в боге и в результате этих поисков нашедший бога в себе.

     Человек античности получил в наследство от рода – родовую совесть, человек возрождения – совесть религиозную или, что то же самое, совесть индивидуальную, действенный механизм соотнесения своих поступков внутреннему богу или собственному совершенству. По земле стали ходить люди, внутри каждого из которых жил бог, совершенство, мера и истина всего. Теперь человек чувствовал себя не изгоем рода, а изгоем самого себя как меры и истины; новый человек или человек нового времени заглянул внутрь себя и не нашел в себе границ, ему открылся целый мир, вселенная, бесконечная и тёмная. Куда бы он ни направил свой взгляд, открывающийся внутренний горизонт освещался единственным источником света – его собственной совестью, образом совершенства. Всё, что можно было соотнести с этим источником, всё, что не замутняло и не затемняло его, признавалось существующим истинно и достоверно.

     Однако совесть, всё равно какая – родовая или индивидуальная, представляет собой адаптационный навык, действует естественно, сама собой, делая человека "знающим", обладающим знанием без усилий, но в то же самое время – самое существенное – не расширяющим его горизонт, оставляющим человека в наличных и уже освоенных границах. Совесть освещает лишь наличное и проблематизирует его преодоление. Шаг вправо или влево, но, прежде всего, шаг вперед – расстрел от совести: можно ли нарушить родовые запреты? является ли раб человеком? равна ли женщина мужчине? отделена ли церковь от государства? гелиоцентрична ли солнечная система? совместимы ли наука и религия? как относиться к клонированию? и т.д., и т.д., и т.д. 

     Тысячи вопросов порождают постоянное соотнесение действий с соответствующим откликом совести, человек от суждений или суда совести переходит к рассуждениям, обсуждению самого суда. Так появляется сознание, родное дитя совести, переросшее своего родителя тем, что его (сознания) знание, в отличие от естественного знания совести (вести), получено искусственно, путем связных и взаимосвязанных рассуждений. В античности рассуждение помогало человеку ориентироваться в преодолении родовых доминант, в новое время – доминант религии. В течение как минимум двух тысячелетий европейский человек (вместе с ним и человечество) развивал рассуждение и к началу нового времени развил рассуждение до уровня способности, которую стали называть мышлением. Конечно, это не значит, что опыт совести является единственным основанием возникновения мышления, но что он является одним из нескольких, - точно.

     Всё, что делает человек, - дышит, двигается, воспринимает, вспоминает и пр., он совершает не некой своей особенной частью, но всем собой; всем собой он и мыслит, рассуждение представляет собой лишь один из модусов способности мышления, мыслить можно предметами, образами, словами, линиями, числами, категориями. Однако совершенно некорректно, особенно для философа, полагать, что все модусы мышления можно и даже нужно отнести к сознанию как к его, мышления, существенной характеристике. Сознание охватывает горизонт ориентации, открывающийся феноменом совести, а именно: соотнесением действий человека, во-первых, с наличной общественно-родовой иерархией, и, во-вторых, с внутренним образом совершенства. То есть на максимуме сознание представляет собой осуществляемую совесть, протянутое в действие живое наследие, снятие проклятия, которое свершится на человеке, который забыл, проигнорировал звучащий в нём голос предков.

     Но вот вопрос: связано ли вообще сознание с наукой и философией, если все эти феномены возникают в конце родовой – начале современной цивилизаций?