Онтологические прогулки

   В предыдущем эссе промелькнуло интересное направление внимания – социальные последствия действий матриц первичной и вторичной индивидуации. Если первичная индивидуация есть интенсивное переживание живого, то в содержание интенсивного переживания живого (живым) вторичной индивидуации добавляется элемент "самости", "себя" или "я", то есть в этом случае человек переживает себя! живым. Будучи субъектом, теперь он становится субъектом и для себя самого, о чем так много говорили классические философы, навязывая каждому необходимость, обязательность осуществления рефлексивной процедуры, для чего человек должен был, во-первых, подвергнуть себя и мир универсальному сомнению, чтобы, во-вторых, в результате очищения мышления осознать, пережить себя как "я", соответственно, "я" чистое, истинное, трансцендентальное. Благодаря метафизическому опыту Декарта философия открыла вторичную индивидуацию, но, к сожалению, только в превращенной форме рефлексивной процедуры, которая с самого начала, то есть с момента своего возникновения, приобрела черты ритуала, мистического действа, осуществляемого избранными. Ритуалом для избранных она осталась до сегодняшнего дня, потому что, если сомнение еще может быть элементом индивидуации, то отождествление индивидуального "я" "Я" трансцендентальному слишком мудрено для осуществления;  собственно, на практике этим никто не занимается, только изучением этого "святого" для человечества ритуала посвящения в философы.

   Теперь, на этом витке спирали созерцания состояния актуальности, а индивидуация именно такова, я понимаю, что то "я", которое участвует во вторичной индивидуации в качестве ее элемента, не становится трансцендентальным, да и с чего ему таковым становиться? На примере мучений Декарта ясно и отчетливо видно, что это "я" не теряет своей сомнительности, по-прежнему оставаясь элементом случайным, изменчивым, колеблющимся. И главное, оно таким и должно быть, такова его природа как синхронизатора постоянно меняющихся обстоятельств жизненного потока, и оно с этой ролью эффективно справляется; смотрите, при кажущейся неизменности человека, как его состояние в данный момент времени, так и внешние ему обстоятельства очень подвижны и изменчивы, например, утренняя головная боль или резкий шум отбойного молотка должны быть синхронизированы в целостность личности именно как актуальные на данный момент, как формирующие актуальность личности здесь и сейчас, независимо от того, можно ли подвергнуть их сомнению как нехарактерные для данной личности, случайные и т.д. Наоборот, именно эта боль и этот шум в этот момент времени становятся решающими элементами, по отношению к которым выстраивается все поведение человека, которое и обеспечивается временным "я". Более того, во все время осуществляемого созерцания, например, того созерцания, которое разворачивается в этих эссе об актуальности, "мое" временное "я" продолжает свою постоянную работу по консолидации мерцающих элементов жизненного потока, пью ли я чай, гуляю или набираю читаемые вами и мною, вот эти буквы на смартфоне. Одновременно, "внутри" созерцания тоже работает временное "я", которое синхронизирует сменяющие друг друга обстоятельства, например, смены направленности внимания, отвлечения на боковые темы и т.д., работа различных "я" продолжается все время "работы" такого сложного феномена, как человек и осуществляемые им действия. Я уже показывал, что временные "я", сколько бы их не было, одно или десять, на единство личности никак не влияют просто потому, что это не входит в их задачу как элемента психики, единство обеспечивается индивидуацией. Как эти различные "я" взаимодействуют друг с другом? никак, поскольку они обслуживают различные кластеры личности, очередной разворот внимания разворачивает очередной горизонт, в котором другие обстоятельства, другие способности, другая интенсивность событий, требующие своей синхронизации, в такой ситуации, если у человека слишком тесная связь временного "я" с личной индивидуацией, любой разворот внимания приводит к необходимости "тащить" это единственное "я" в новую ситуацию, где оно может оказаться менее эффективным, чем в ситуациях других. Классическим примером может служить образ профессора философии с развязанными шнурками, расстегнутой ширинкой и всклокоченными волосами, "зажигающего" перед восхищенной аудиторией студентов лекцию по античной философии, как это делал в мою бытность студентом философского факультета МГУ профессор (тогда он был доцентом) Чанышев. Слишком связанное и поэтому ригидное "я" профессора позволяло ему относительно эффективно вести лекцию, но терялось при застегивании пуговиц и расчесывании волос, тем более что это нисколько не мешало, а, скорее, помогало создавать образ углубленного в "эфиры" мыслителя. Если временное "я" алертно, способно эффективно действовать в различных сферах жизни и, соответственно, варьировать способы действий, менять личины, как это делает хороший актер, то не так важно, одно ли временное "я", перепрыгивающее из одного контекста в другой, как Хлестаков, или их несколько, действующих параллельно, к чему склоняюсь я, важно то, что ни одно из них не может называться трансцендентальным, истинным, чистым, в противовес другому, грязному, ложному. Все "я", если их несколько, или все модусы одного "я" одинаково необходимы, одинаково истинны, хотя, конечно, некоторые из них (временных "я" или модусов одного "я") вполне могут быть менее эффективны, чем другие; и снова: горизонт внимания формируется не "я", каково бы оно не было, "я" действует в уже сложившемся развороте, выполняя одну из функций его синхронизации, не более, но и не менее того.

   Принципиальное отличие вторичной индивидуации от первичной заключается в том, что осуществивший ее человек приобретает матричный, можно сказать, метафизический опыт, не в том смысле, что он имеет отношение к метафизике, как хотелось бы философам, а в том, что он формируется по матрице современной цивилизации, а именно:
- мудрая направленность внимания
- удерживание этой направленности
- формирование намерения
- актуальное действие.
Каждый из этих этапов целостного события, во-первых, необходим, не может быть пропущен, и, во-вторых, имеет свою специфику, влияющую на саму возможность осуществления действия. Возможность формирования определенной направленности внимания кажется нам сегодня само собой разумеющейся, однако это далеко не так, такая возможность появилась и характерна только для современной цивилизации, в родовой и, тем более, первобытной матрицах такой возможности не было, поскольку направленность внимания формировалась по законам этих матриц, например, в родовой матрице направленность внимания определялась родом, а не индивидом, и в создании разворота горизонта внимания принимали участие, просто своим образом жизни, а не намерением, все члены рода, усилением или спадом активности солнца, фазами луны, наводнением или ранним перелетом птиц. Индивид рода не мог воздействовать на род на этом уровне, он не мог даже сам! формировать свой собственный горизонт, поскольку вообще не имел собственности (не в предметном смысле, а в смысле собственности существования индивидом). Первичная индивидуация несет на себе все основные признаки родового общества, то есть человек переживает живое, живым не себя, ни в коем случае, но некую общность, не человечество и не некую ограниченную общность людей, а что-то вроде рода как биосферы, в которую обычно входит его семья, кошка или собака, дом, улица или деревня с ее окружением  река, овраг или холм и пр., живым для него становится некое окружающее его пространство, сфера, так хорошо описанная Набоковым в "Других берегах". Так вот, каждый человек и родовой, и современной цивилизации первый раз индивидуируется, "оживляя" свои берега, очерчивая тот круг живого, из которого он черпает жизненные силы до тех пор, пока этот источник не иссякнет или он не умрет. В родовом обществе первичная индивидуация подкрепляется и развивается строгой последовательностью взросления через инициацию, женитьбу, рождение ребенка или становление отцом, охоту и пр., а вот в современном обществе такого выстроенного подкрепления нет, сегодня переходные, межцивилизационные  принципы настолько архаичны, что их эффективность, как индивидуирующих, крайне низка, а результат неустойчив. Тогда как информативное давление, манипуляция фактами и пропаганда свое значение усилили, прежде всего на тех, кто живет в горизонте первичной индивидуации, поскольку у них нет внутреннего, собственного критерия оценки. Способствовать ориентации на самость может соответствующим образом организованное образование, социально-информативная среда и разнообразное, многоэлементное устройство общества.

   Итак, первичная индивидуация не позволяет человеку выстраивать собственное поведение и формировать мудрую направленность внимания, то есть не позволяет ему быть субъектом, но только – частью некой общности, которая, конечно, потеряла основные черты рода как целостного феномена биосферы, сохранив актуальным только феномен семьи как социума. Впрочем, для некоторых государств так называемого восточного типа все еще характерны черты родовой матрицы, которую они удерживают в превращенной форме, а именно:  биоцелостность рода в этих обществах превратилась в социоцелостность клана, касты, общины, секты и других ограниченных, если не замкнутых на себя социальных кластеров. Естественно, родившийся и живущий в таком кластере человек свою первичную индивидуацию осуществит как опыт переживания живым этого кластера как некой "родной" сферы, "своего" облака, в котором он чувствует себя живым, своим, родным, близким, где даже "палочка" может быть живой, как она стала таковой для Толстого. С одной стороны, это облако родового наследия с той или иной степенью эффективности социализирует человека, с другой, социализирует ограниченно, привязывая его к узко-племенной ментальности.