Онтологические прогулки

   Безмолвное созерцание, которое практиковалось мной последние полгода, заметно расширило возможное содержание теоремы актуальности, не прибавив при этом к нему ни единого слова. Я вполне понимаю тех созерцателей, которым создание текста представляется нудной, а, может даже, и низкой работой, но вполне сочувствую и тем, кто, как поэт, создаёт созерцание словами. Это улица с двухсторонним движением: в первом случае, простор безмолвия приходится ограничивать веригами букв, подобно тому, как Лев Толстой отмерял мгновения полувековыми шагами; во втором, взлетать на энергии соединённого, как, например, взлетал Марсель Пруст, нанизывая "мадленки" на устремлённый в прошлое квазар своего внимания. Нисхождение первых и восхождение вторых образует бесконечность движения по ленте Мёбиуса, давая нам, наблюдателям, возможность выбора любого направления, чем я и пользуюсь, не утруждая себя гегелевски строгим разворачиванием содержания. Зачем?! Этот текст исчезнет, как исчез в поднявшемся вихре газет герой фильма "Шлягер Бразилия", но не исчезнет, по крайней мере, пока устойчиво моё внимание, это двухстороннее движение, начатое не так давно, несколько тысячелетий назад. Протягивая руку, я оживляю миллиарды лет непрерывного движения миллиардов существ, удерживая внимание на актуальном, я оживляю непрерывность мышления от античности до вот этого момента.

   Опыт безмолвия позволяет двигаться в непрерывности актуальности в любом направлении, задерживаться на любом содержании, более того, он позволяет даже выйти из этого потока в любом месте и в любое время; единственное, что невозможно, так это вернуться назад, снова встать на ленту, не восстановив в полной мере соответствующую настройку внимания. Такова актуальность: здесь всё и сразу, во всей достигнутой полноте, здесь всё совершённое совершенно, но, продолжая оставаться совершенным, может быть дополнено. Я не могу улучшить Пруста, разъяснить, прояснить, просветить его, но я вполне могу его видеть и слышать, и это видение и слышание самим фактом своего существования и дления проясняет и просвещает Пруста. Так это работает: достигает полноты, не умаляясь и не возвеличиваясь, я не умалился, Пруст не возвеличился, всё живо и живёт всем.

   Безмолвие научило меня не оценивать, не сравнивать, не предполагать: невозможно оценить вклад в актуальность мышления  сделанный Сократом, с тем, который совершил некий неизвестный истории современник Сократа или Декарта, вполне возможно, что так отчаянно разрекламированный и распространённый принцип – "я мыслю, следовательно, я существую", сильно повлиял на академическую среду, но практически никак – на реальный процесс мышления, который в своих существенных моментах вообще не получил словесного оформления, но был сформирован практикой "мудрого внимания" каких-нибудь торговцев мебелью или галантерейщиков, так организовавших производство товара и его распространение, что оно пожаром пронеслось по Европе, создав матрицы современного мышления. Не в трактате и не на университетской кафедре, а в цеху и на рыночной площади. У стихии творения, жизни нет правил и заготовленных схем: человеку как физиологическому существу, лучше бы ходить на четвереньках, но вышло иначе: ходит палкой с тяжёлым камнем на верхнем конце; где недодумает уважаемый философ, успешным может оказаться презренный лавочник.

   Можно ли сравнить мудрость античных философов с мудростью современных. Кто умнее, Платон или Гуссерль? Берёза красивее липы? Какой из распустившихся цветков вот этой вишни наиболее прекрасен? В актуальности эти вопросы не возникают, прежде всего, потому что совершенство и полнота любого из феноменов никак не соотносятся с совершенством и полнотой феномена другого, даже того же рода и вида. Толстой видел совершенство поломанного придорожного чертополоха, вопреки всему достигшего полноты возможного. Носом ивана кузьмича мир не совершенствуется. Поэтому любое предположение не актуально, находится вне ленты непрерывности; живое не бежит впереди самого себя, не кричит: берегись, и не указывает пальцем: я завтра буду там. Живое всегда в моменте дления, не здесь и сейчас, а везде и всегда, если ты в моменте, всё вокруг, позади и впереди тебя живо, предполагать нечего; книга жизни пишется не в вакууме мёртвого, а в "бесцельности сияющей ночи", ночь жизни сияет непрерывно или актуально, замедляясь в галактики или разбегаясь простором. Кто или что помешает кобылице мять ковыль?!

   И всё же некоторая логика в моём движении есть, логика разворачивания, или, вспоминая Гегеля, диалектика "самоформирования": направленность внимания, – удерживание направленности или созерцание, – действенная связь с формами жизни или стихиями, – и, наконец, венец возможного для живого существа, погружение в стихию творения. Связь со стихией творения, в случае "мудрой" направленности внимания, приводит к появлению новых форм жизни, как это, например, произошло и происходит с уже установившейся, но всё ещё формирующейся формой жизни – мышлением, или, в случае направленности "дурака", к хаосу, мерзости, разрушению. Мышление, как форма жизни, пока ещё только формируется, оно не стало действующей формой, как дыхание или движение, более того, эволюционный эффект от массового применения мышления, в силу его (применения) "глупой" направленности, откровенно отрицательный, характеризуется усилением вражды, насилия, геноцида, "расчеловечивания" и пр. Однако, несмотря на это, человечество по-прежнему декларирует в качестве приоритетов направленности внимания, – добро, истину, красоту, одним словом, совершенство. Это меня удивляет. Но меня не удивляет пара последних поколений, отказавшихся (эволюционно, то есть невольно) от "разумности", " логичности", "формальной обоснованности" своего поведения в пользу его индивидуальности. Скорее всего, таким образом избегается или уменьшается воздействие массовой социальной манипуляции через институты религий, идеологий, партий, движений, показавших свою полную эволюционную бесперспективность. Современник отказался "правильно" думать и это очень, очень правильно; каждый в некотором роде стал "индиго", тем, кто действует всем собой, не подчиняя своё поведение логике разума, поскольку, как оказалось на практике, под этой логикой скрытно действуют драйвы мерзости, социальной манипуляции. Это не означает, что драйвы мерзости исчезнут, они перестроятся, но на это нужно время, в течение которого мышление как форма жизни, нащупает новые тропы. Или не нащупает. В любом случае, классические формы мышления, формы "разумности", себя исчерпали как морально, так и эволюционно, теперь к стихии творения человек двигается или будет двигаться другими тропами. Эти тропы – непосредственный предмет моего внимания, сколь удачны, как, например, у античных мыслителей, или неудачны, как у мыслителей нового и новейшего времени, они бы не были.