Онтологические прогулки

§ 10. Любовь и проективная онтогносеология Гейзенберга

Пример с переосмысливанием понятия «случай» показывает, как современная наука наполняет новым содержанием и освещает новым светом старые образы. Касается это и всех трех элементов древнего мифа о древе жизни, древе познания и любви. Вкусив плодов древа познания и древа жизни, человек изменится физически, уподобится небожителям, бессмертным богам. Но пока личное бессмертие нашего «я» (путем ли винеровского телеграфирования человека или шмальгаузенского омоложения органов тела) не достигнуто, в центре внимания остается та любовь, которую природа подарила нам в качестве компенсации за смерть. Что же сегодня можно сказать о любви (учитывая информацию)?

Во многих случаях роль любви как спускового крючка механизма смерти дается прямо и недвусмысленно. У рыбы горбуши после метания икры количество холестерина в крови увеличивается в двадцать раз, и она умирает от множественных инсультов. То же происходит с растениями – монокарпами (т.е. плодоносящими один раз в жизни, бамбук, прожив 120 лет, цветет, дает плод и засыхает). Такая же судьба уготовлена пчелиным трутням после брачного полета. Один из видов рыб пошел в этом отношении еще дальше: самец, будучи, примерно, в сто раз меньше самки, весь целиком внедряется в тело самки и превращается в один из ее органов, выполняющий роль соответствующей эндокринной железы. Но чаще все же связь эта косвенная. В чем здесь интересы индивида, желающего жить долго, и интересы вида, тоже желающего жить долго, сталкиваются, можно видеть по общеизвестному факту: у сорокалетних матерей процент детей с болезнями, обусловленными мутациями генов от космического фона, в десять раз выше, чем у матерей двадцатилетних. Если для человека верхний предел жизни индивида связан, по-видимому, с вредоносным действием космического фона, то для многих других видов эти пределы явно зависят просто от смены времен года (однолетние травы, комары и т.п.). Но почему живущие примерно в одних и тех же условиях лебеди и гуси резко отличаются по своей видовой продолжительности жизни, никто из орнитологов пока ответа не дал!

По статистике женские особи долговечнее мужских и образуют как бы биологический центр вида. Мужская часть соответственно играет роль более изменчивой периферии вида, выполняющей функции разведки в контактах вида с внешней средой (в организме эту роль играют клетки эпителия). Замечено, что холостяки живут меньше женатых. Это же относится к евнухам и ловеласам.

Судя по коралловым полипам, торфянникам, и т.п. природа первоначально заботилась явно не об индивиде, а о виде. Но в процессе эволюции эта тенденция менялась в пользу индивида – от миллионов безликих икринок у рыб до единичных детенышей у слонов и человека. Этой направленности соответствуют такие факты, как цефализация и рост видовой продолжительности жизни человека за последние сто тысяч лет. Имеет ли в виду эта направленность эволюции ту цель, которую Тейяр де Шарден назвал «точкой Омега», т.е. Вселенной, которая осознала сама себя так же, как осознают сами себя полтора килограмма нашего мозга? Ответ на этот вопрос находится пока в области фантазии, но такой фантазии, без которой, как подчеркнул академик Сахаров в своем телевыступлении 24 июля 1988 года, нет науки (в этой же телепрограмме космолог Линде, категорически отвергнув стационарную координатно-протяженную вселенную Галилея-Логунова, говорил о стационарности вселенной в смысле закона сохранения массы-энергии-информации, где расширяющаяся вселенная может быть на каком-то этапе инфляционной, раздувающейся, не подчиняющtйся закону максимального вещественно-энергетического взаимодействия скорости света, а, следовательно, подчиняющейся закону несилового информационного взаимодействия типа взаимодействия в парадоксе Эйнштейна-Подольского-Розена).

Как и во времена Богданова, впервые поднявшего на принципиальную, мировоззренчески-философскую высоту вопрос о информационно-организующей роли конъюгации в развитии не только живой материи, но и всей вселенной, мы сегодня не знаем механизма связи этой информации с энергией и веществом. Когда две туфельки, после нескольких поколений бесполого вегетативного деления, соединяются и обмениваются своим ядерным веществом, то с точки зрения физики, химии, механики, физиологии абсолютно никакого прибавления ни энергии, ни вещества при этом не происходит: от перемены мест слагаемых сумма ведь не меняется! И тем не менее происходит чудо: уже угасавшая жизнедеятельность колонии туфелек вспыхивает с новой силой и обеспечивает еще несколько сот поколений вегетативного бесполого деления! Здравый смысл координатно-бытового мышления, видящий объективную реальность только в массе–энергии и игнорирующий информацию, также не способен понять информационную реальность этого чуда конъюгации туфельки, как он не способен понять чудо инфляционной вселенной Линде или телекинез Кулагиной! Не внешней аналогией, а непосредственным ключом к пониманию и конъюгации туфелек и нестационарной вселенной является ситуация обмена информацией, столкновения мнений, диалога между двумя умами, в результате чего получается нечто качественно новое, включающее старое, но не сводящееся к нему. Тем более это относится к диалогу душ, к любви! Ведь здесь есть и элемент случайного, субъективного!

Такой же не внешней, а внутренней аналогией для случайности-закономерности в биологии может служить случайность-закономерность в человеческой истории. В «Мастере и Маргарите» Булгаков утверждает, что если случайно разлитое Аннушкой масло может менять судьбы людей и государств, то, значит, есть в мире некоторый механизм управления, стоящий выше рациональных планов нашего здравого рассудка, а назвать ли этот механизм вместе с Эпикуром «случаем», или вместе с Плотиным «Богом» – дело второстепенное. Если бы Гриневецкий поскользнулся и его бомба не оторвала ноги Александру Освободителю, Россия шла бы по пути Столыпина с 1881 года. Если бы Сталин умер в 1933 году, если бы ножка дубового стола не ослабила взрыв бомбы Штауфенберга, если бы Берия не попался в ловушку Хрущева, а Хрущев – в ловушку Суслова, если бы не было Матиаса Руста, – сколько таких «если» можно назвать в любой истории прошлого! И совершенно очевидно, что, с одной стороны, факты истории идут друг за другом вовсе не в порядке теории вероятностей как здравого смысла, выраженного в числах, а, с другой стороны, ретроспективно все же те или иные закономерности заметить можно. Тихомиров и Желябов, составляя программу «Народной Воли», не усматривали никакой связи между собой и иезуитами, устроившими «земной рай» для индейцев племени гуарана в государстве Парагвай. Тогда это видел только Достоевский. Сегодня любой рядовой читатель книги Ю. Трифонова «Нетерпение», где все это описано, без труда замечает соответствующие параллели. История человечества более наглядно, чем биллиардные шары Синая, иллюстрирует ту неслучайную случайность «эффекта бабочки», которая связана с иерархией информационных уровней везде и во всем (в том числе, конечно, и в любви). Человек может запрограммировать будущее ликера, своей женитьбы или своей кухонной чашки, но не может запрограммировать дожитие до двухсот лет. Диапазон возможностей, обещающих стать действительностью, для пути червяка отличается от диапазона возможностей для пути человека!

Почему мир именно такой, какой он есть? Почему, например, род людской существует в форме миллиардов недолго живущих, а не в форме одного, живущего миллиарды лет? Этот последний вариант предлагает индийская философия, считающая весь видимый мир только четвертой частью невидимого одного человека, Пуруши. В древневавилонском мифе Гильгамеш тоже не желает быть временным постояльцем в этом мире. Все религии прошлого ставили вопрос о том, для чего, собственно, понадобилось создавать, творить, формировать мир таким, какой он есть? Почему холодному или горячему вакууму понадобилось превращать нечто по имени «ничто», в то ничто, которое мы воспринимаем сегодня как «нечто»? Ответ на этот вопрос следует, очевидно, искать на путях библейского «по плодам их узнаете их». Если мир един, то в том, что мы видим сегодня, продолжает действовать то, что было всегда. Тот импульс, который Шопенгауэр называл «волей и представлением», богословы – «божественным творчеством», космологи – «энергией и информацией Большого Взрыва», этот импульс действует сегодня как в феномене Вселенной, так и в феномене Человека. Необходимо только учесть ту диалектику возможного и действительного, о которой говорит Николай Кузанский, о которой говорит современная теория катастроф: нет железной поступи того Колеса Истории («Красное колесо» Солженицына), которому молились утописты и позитивисты последних трехсот лет, есть многовариантность путей развития, реализуемых в чем-то однозначном с учетом информационного «эффекта бабочки». Если сегодня есть возможность у семени прорасти, а у человека есть желание что-то сделать, значит, все это было и вчера! Если любовь существует, то это о чем-то говорит («как ни крутите, ни вертите, существовала Нефертити!»).

И вот, учитывая все это, можно уже несколько по-иному взглянуть на соотношение между Единым (как бы оно ни именовалось: сингулярность, вакуум, Большой Взрыв, Бог) и множеством кишащих 10⁸⁰ элементарных частиц, 10²⁰⁰ событий (включая не только рождения людей или смерть мух, но и переходы электрона с одной орбиты на другую), миллионов видов и триллионов живых существ.

Конечно, иерархия информационных уровней, идущих сверху вниз эманаций Плотина (херувимы, серафимы и т.п.) не производила впечатления научности на ученых, живших до утверждения статуса научности фридмону Маркова, холодному вакууму Сахарова, 27-мерному миру Шварца-Грина, «кактусу» инфляционной вселенной Линде, но сегодня только на базе возврата к эманациям Плотина, монадам Лейбница, возможному–действительному Николая Кузанского допустимо рассмотрение любой конкретной науки, в том числе и геронтологии. Проективная онтология индивидуального или социального солипсизма – это тупик, но проективная онтогносеология, начинающаяся с соотношения неопределенностей Гейзенберга и утверждающая зависимость объекта от того или иного его информационного проектирования (в одной информационной перспективе наша вселенная является космически огромной, а в другой информационной перспективе она же является микроскопически малой), – это тот краеугольный камень современной картины мира, которым заменили эвклидову коробку без стен. А с этой точки зрения голографическое волшебство «оптической реальности» не так уж далеко отстоит от биологического волшебства детей, похожих на своих родителей. Не на сто процентов, но в какой-то (и, по-видимому, очень существенной) своей части творение вселенной повторяется и в каждом живом существе, и в каждой элементарной частице. Мощность неисчислимого множества меняющихся условий существования соответствует мощности такого же многовариантного набора проекций вертикальной и горизонтальной информации (здесь следует подчеркнуть качественное отличие вещественно-корпускулярных множеств от множеств информационно-полевых: всех элементарных частиц в видимой Вселенной меньше, чем квантово-механических полевых состояний одной элементарной частицы).

Возможно, какого-то рода связкой между миром вещей и миром отношений является иммунная система.