Онтологические прогулки

 

 

 

Просматриваю свою переписку с физиком-экспериментатором, поэтом Владимиром Мялицыным, который пытался защитить Достоевского от пристрастного внимания писателя Леонида Цыпкина, подозревавшего нашего гения в антисемитизме. Я вполне согласен с Мялицыным: Достоевский, разумеется, не был антисемитом, несмотря на весь свой холерический темперамент и ментальную страстность. Вообще вируса расизма в русском человеке отродясь не было. И все же он не мог не видеть угрожающего характера еврейской экспансии в русскую культуру. Однажды наш гений высказался  в письме по проблеме, которая тогда весьма муссировалась в обществе: по проблеме жаления евреев. Мол, кто их жалеет, тот выказывает свою интеллигентность. Федор Михайлович отвечал своему корреспонденту: «Когда еврей "терпел в свободном выборе местожительства", тогда двадцать три миллиона "русской трудящейся массы" страдали от крепостного права, что, уж конечно, было потяжелее "выбора местожительства". И что же, пожалели их евреи тогда? – Нет, они и тогда точно так же кричали о правах, которых не имел сам русский народ, кричали и жаловались, что только они забиты и мученики». (Текст воспроизвожу по памяти).

       Федор Михайлович (во многом бывший пророком) обращался в этой реплике, собственно, к русской интеллигенции, судьба которой уже была будущими еврейскими комиссарами в кожанах предрешена. Приговор русской интеллигенции (а заодно и русскому крестьянству) уже был подписан. Вот почему ее даже и сегодня нет, она какая угодно, но только не русская: русского духа, о котором писал еще Пушкин в своих сказках, в ней ни на грош. "Она не видит и не слышит..." Она все время хватается за чужое, завидуя "свободе", якобы даруемой богатством и эманациями "мировых красот".

 

Впрочем, о засилье евреев в литературной критике (в жанре интерпретации культуры) с огромной тревогой писали еще Чехов, Розанов, Андрей Белый, Куприн и многие другие. Чехов писал о непонимании этими критиками "русской коренной жизни, её духа, её формы, её юмора" и, соответственно, о категорическом непонимании существа русской литературы. Если б он знал, что с 1917 года в России будет полностью искоренена русская точка зрения на любой предмет. Громадность этой катастрофы нами еще не осознана.

 

Интеллигенции у нас нет, но есть духовные (пытающиеся жить в касаниях духа, пусть и нечастых) люди, хотя их, вероятно, очень мало и разбросаны они по самым разным скромным профессиям, не имея ни малейших выходов "в общество". Они маргиналы в чистом виде. Я их встречал и встречаю. Но они весьма мало интересуются искусством. Им достаточно природы. Они с Лао-цзы и с Пришвиным, а не с виртуальными мозговыми измышленностями. На досуге они поют для себя русские песни. К этим людям примыкает низовая, стихийная Русь, которая органически не принимала и не принимает все американского образца заманки.

 

Эклектика, действительно, главное свойство эпохи постмодерна. Но природа её отнюдь не эстетического порядка. Она пришла из интеллектуальной жадности, из глупости суммирования, из жажды "всепознания". Залихватские попытки манипулировать мифологиями. Но всякая мифология – тайна конкретного живого роста, растения, этноса как организма, и извне она не может быть познана и тем более "прихватизирована". Извне возможна только патологоанатомия.

         Раскрыли границы, стали всё смешивать со всем, создали чудовищно несъедобную кашу, от которой по всему телу полезли прыщи. 

 

Жажда информации, знаний не менее отвратительна, чем жадность до денег, секса, путешествий.

 

Земля стала сплошным разбойничьим вертепом. Земляне – стыд и позор космоса. Таково мнение о нас духовных цивилизаций вселенной, о чем сообщил в свое время Георгий Гурджиев. Верить или не верить этому авантюристичному магу? Как подскажет интуиция.

         И действительно, кому и когда человечество сделало добро? Во имя чье и когда в последний раз оно принесло благородное жертвоприношение?

 

Кто дал человеку право подниматься в воздух на самолетах, ракетах и затем превращать воздушное пространство в клоаку? Кто позволил терроризировать земные сады давлением воздушных демонов и их выбросами?

 

Между тем известно, что небо населено ангелами. Даже не так: ангелы и составляют небо.

 

Мы все стали абстракциями. У нас абстрактные глаза, абстрактные сердца. У нас абстрактная земля. Абстрактный человек пишет абстрактные стихи, у него абстрактная этика, у него абстрактная красота, у него абстрактные родители и абстрактная родина. У него абстрактная мудрость, которую он надувает абстрактным газом в абстрактные шары.

 

Абстрактный фашизм, абстрактное зло, абстрактная вина, абстрактное покаяние.

 

Общий тип души современного художника мне чужд. Это жадное до удовольствий существо, влюбленное в себя либо в свой талант. Ладно, пусть бы он оставался нарциссом, но он лезет во все зоны сакрального, к которым не причастен ни сном, ни явью.

 

Мы каждый миг в такой пучине смыслов, что смотреть на старые фотографии страшно и больно.

 

Старый шкаф, старые папки... Смешные материалы от моих друзей. Некая филологиня, называвшая себя Лилит, и некая философка, называвшая себя Селена, бешено-виртуально влюбляются в знаменитостей средней руки (мои знакомые), изливая им непомерные, словесно (и даже музыкально) небезталанные восторги, вовлекают в романы и... быстро остывают, находя новые предметы. А скромная учительница Елена влюбившись в заурядного журналиста, женатого, косоглазого, равнодушного, остается ему верна десятилетиями и, когда он гибнет в автокатастрофе, кончает с собой...

         Что означает в письмах у Лилит "навеки твоя"? Означает виртуальное качество вот этого мгновения, вот этого дня, этой ночи, качество ее виртуального переживания, её маленького надуманно мистического экстаза, а вовсе не прозаическую уверенность в пожизненном бюргерском союзе.

         С одной стороны, здесь давно восславленное искусство отпускать прошлое, не держаться за него и плыть вместе с днем сегодняшним; а с другой – что-то пародийное и жестко эгоцентричное есть во всех этих бесслезных и бескровных "отпусканиях". Ни дня отчаяния, ни слезинки во взоре. Некий робот души. Некий искривленный эскиз в жанре имитации поэзии.

 

Огромной ошибкой было дозволение показать человеку ограниченность Земли как материального субстрата. Это наполнило сапиенса, лишившегося трепета (перед неизвестным), самодовольством и гордыней, а затем пресыщением и скукой.

        

Когда любовь пытаются сделать профессией, рождается дьявол. Есть некоторые вещи, превращать которые в профессию – более чем смертный грех. Не может быть профессионалом поэт или философ или влюбленный. Лишь дилетантизм и глубочайшая провинциальность хранит их свыше.

 

Представляю сонм возражений, массу примеров чудных философов, сделавших карьеру при университетских кафедрах. Того же Хайдеггера с его двумястами томами или Гуссерля. Но разве я говорю об этом? Да, написаны чрезвычайно умные, интересные книги. Но философ (не историк философии, не член философской корпорации и союза) реализует мудрость не словами, не ученым авторитетом, он действует не от лица ученого содружества и консенсуса, не в понятиях науки, он устанавливает личную, безоглядную, вненаучную, внесоциумную связь с бытием. Так что, я полагаю, существовали два Хайдеггера.