Онтологические прогулки

 

Набрел на стихотворение Рильке, которое страстно захотелось перевести... Какая могучая стена разделяет Рильке и современную поэзию, почти сплошь симулятивную и эстетствующую, исходящую из мировоззрения, которое я давно называю эстетическим фашизмом.

 

Поэт, конечно, – это тот, кто осознает Себя в себе. Но эта мысль или переживание должны быть постигнуты в восточном модусе, поскольку в западной схеме они реализовывали себя почти исключительно в фашизме (разнообразных толков и одежек). Западный провокационный будораж в людях повышенного чувства "я" (жизненного аппетита, "воли-к-жизни", "воли-к-власти", воли-к-убийству) приводит не к осознанию вневременного в себе, а к перманентной ненависти, прикрытой внешне-бытовыми фиговыми листочками вежливости. К яростному неприятию любого другого существа. "Все должны быть уничтожены кроме меня", – таков в своем ядре современный, западного покроя, человек. Для примера возьмем цитату из кодекса "Шулхан Аруха"  Иосифа Каро 16 века: "Солнце освещает, дождь оплодотворяет землю только ради иудеев". И т.д., и т.д. Практика европейского конкистадорства, "мессионерства" и колонизаторства исходила их тех же принципов. Человек – это англосакс, германец, испанец, все остальные – скот. В сублимированном виде этот императив присутствует и в поэзии.

 

Культурологический фильтр в поэзии возник и вошел в моду именно потому, что душа человека вследствие временной слепоты, видит опору не в реальности (в восточном смысле слова), а в культуре, то есть именно в той ловушке, в которой дух человека скончался.

         Возникает вопрос: может ли культура быть не культуроцентричной? Но ведь она и не должна быть зациклена на саму себя. Бог создал природного (из божественной глины) человека. Что есть природа человека кроме священства глины? Я Есмь. Природоцентричность есть в известном смысле даоцентричность, духоцентричность. Природа не в смысле развернутости нам неведомого живого вещества.

         Тьма и свет культуры не существуют сами по себе; они не субстанциальны. Они видимы только потому, что их освещает духовный свет.

 

Индийский мудрец двадцатого века объяснял очень доступно: «Итак, мир – это феномен на единственной Реальности, которая никоим образом им (миром) не затрагивается. Реальность только одна. Будучи сейчас в мире, вы видите этот мир как таковой. Выйдете за его пределы, и такое видение исчезнет: будет сиять только Реальность (то есть абсолютный Экран чистого Сознания. – Н.Б.)».

 

Притягательность западного интеллектуализма для многих именно в том, чтобы странствовать и блуждать, никогда не выбираясь из лабиринта. Лабиринтофилия. Жажда действия, бега, азарта: сексопатия. Бег вовне Себя. И тайный страх перед истиной, которая остановит этот карнавал чувственных утех, мыслей и эмоций, который почему-то называют поэзией.

 

Удивительно, что, когда человек освобождается ото всех дел, его охватывает паника. А ведь он в это время приближается к Атману, к бессмертному потоку Я-есмь.

 

Свет сияет не с Запада и не с Востока, а изнутри каждого из нас; а если не свет, тогда мрак подобный черному квадрату Малевича. Там-то и обретается "духовный центр". Но не мира, конечно. Ибо у мира нет духовного центра, только политические, культурные и пр., и пр. (так или иначе всё это текучие центры моды и "мейнстримов": торговля центрами). Космос как время-пространство Души обладает безсчетием центров. Древние даосы выразили это понимание даже в живописи.

 

Что такое "поэтическая истина"? Это тайна, которую поэзия созидает и атмосферой которой она наслаждается. Но величайшие из поэтов, то есть люди, жившие истинно поэтически, всегда говорили с сожалением, что люди влекутся к тайнам и к тайне, но не к истине. Но что есть истина? Переживание тайны особого рода.

        

Истина не познается, но переживается: например, так происходит выпадение из ума в дурость, в Ивана-дурака. И ничего сверх. Ни вещей, ни званий, ни связей, ни друзей, ни заслуг. В лучших образцах поэзии, живописи, музыки достигается то же или похожее переживание.

 

Рильке десять лет трудился на своих внутренних вневербальных полях, надеясь заслужить поэтическое откровение истины, однажды в 1912 году вдруг начавшееся и столь же внезапно прерванное с Той Стороны. Он ждал продолжения диктовки десять лет, хотя красивые стихи он мог писать ежедневно в неограниченном количестве.

 

Известное высказывание Бориса Пастернака о том, что есть одна настоящая новость, и она называется талант, не просто неудачно. Писателей девятнадцатого века это бы покоробило. О таланте не болтали, талантами не мерялись. О гениальности не трепались. Ею не торговали. Писательству не учили.

         В том-то и ужас новой эпохи, что демона от ангела никто отличить уже не может, ибо уши и глаза настроены днем и ночью на одну-единственную новость: ах, талант.

 

Истинная новость не талант, а порядочный человек. Истинная новость не Пугачев, а Петруша Гринев. Вот всегда неожиданная новость: се христианин (о котором узнаешь только из его поступков), се индуист! Вот потрясающая новость: кроткий, смиренный, внимательный человек, то есть истина в обличье человека!

 

Читать надо бы немногие книги; но "зачитывать их до дыр". Никем не исполняемая банальность.

 

Настоящий поэт, вероятно, служит плероме, а не языку. А плерома говорит Молчанием: трансцендентальной речью.