Комментарий | 0

ПИАНИЗМ. Освобождение примет (9)

 
93 ПРОИСХОЖДЕНИЕ   ВИДОВ
 
В перечислении бабочек, птиц и растений
Спрятаны мебель и станции, и имена,
Родословная Рима, происхождение
Дарвина самого и его борода.
 
Мебель с подробностями неземными,
И, что важно, составленная из обломков.
Если использовать в качестве рифмы наитие
Это становится очевидным. Картон
 
Имеет темное свойство мокнуть. За сим
Является общим с мебелью предком капустниц
И махаонов, если использовать в качестве рифмы Рим
Как использовали для имен названия улиц
 
Проводники из пернатых в бреду революции
Так же темнеющей, если дождь. На вкус
Революции солоны как щавель и так же полосками рвутся,
Но не превращаются в птиц, согласно иллюзии.
 
Рвутся ворсистыми ленточками на бинты ли,
Чудные слова или что-то еще чудное,
Рифмующееся со стуком колес и пылью,
Загораживающей того, кто водит моей рукой.
 
 
 
 
 
94
 
Если «вчера» вытекает из «позавчера»,
А внезапная смерть - возведенная в степень игра,
История с переменой эпохи случай,
Когда скоротечный солнечный луч
Схватит за спицу велосипед,
И тебя уже нет.
Целое мгновение.
Это, где-нибудь
Сотня лет,
Если смотреть на просвет.
 
Когда свидетель, или, точнее, зритель,
Если смотреть в рапиде,
Морщится, будто хлебнул керосина,
Или, напротив, уже без сил
От смеха. Будто бы это не смерть
Приоткрыла в белую комнату дверь
На мгновение.
Это где-нибудь
Сотня лет,
Если смотреть на просвет.
                                   
А что на театре, какая игра?
Хрустят позвонками «похорона»
Подробно до неприличия.
 
Когда в лавке у керосинщика
Займется румянцем зеленая медь…
 
Смешлива посмертная маска столетия.
 
 
 
 
 
95
 
Исходя из того, что частная жизнь - не город, а лес,
Все видимые и невидимые предметы окрест
Наблюдают и находятся под наблюдением, что имеет смысл,
Равно как и то, что кажется красным лис.
Только кажется, на самом же деле он сед,
Сед, а точнее прозрачен. Если пристальнее всмотреться - его нет,
При том он является старинным нашим знакомым,
С детских лет он снует в нашей памяти заблудившимся сном,
Скор и хитер, хитро улыбается нам, мы прощаем ему коварство,
О котором знаем, как знаем о том, что он должен быть красным.
Вот так  же и лис знает про нас практически все,
Даже если мы на морозе прячем свое лицо
Глубоко в меховой воротник…
 
 
 
 
 
96 НА СМЕРТЬ О.Н. ЕФРЕМОВА
 
Врата алтарные сошлись. Свет, дрогнув, сник. Спектакль окончен.
Аплодисментов стая взмыла как- то наискось к колосникам и выше.
Исход уже немолодых подошв, след в след, сосредоточен
На проводах мечты, печален был, то бишь,
Притих большой ребенок. Печален был и краток. Пауза. Притихла мышь
 
В пропахшей сапогами костюмерной со смиреньем погорельца.
Успели сливки смысла разбавить синеву фойе и лестниц,
Иль не успели до пришествия Морфея уж не важно, Кончено. Конец
Интриги. Конец любого царствия один - бесчувствие. И даже если
Триумф, и брызги, и триумф, и весело и тесно,
 
И будто бы один язык на всех и слух. Кровосмешенье. Пауза. Детали
Присутствуют в беседе при бобах или за рюмкой водки. Пауза. Забыли кран
В бездонной грим уборной. И вот уже, за каплей капля царствие уходит как вода и
Вся громада закулисья, постанывая, глухо накреняется и оседает, и диван
Чернильный в декорациях кричит от страха и бесчувствия. Конец тысячелетья.                             Порван барабан.
 
Где остается представленье? Там где стрижи и колокольцы,
Где отрок с дудочкой и девушка с венком из васильков, и принц безумный,
Не узнанный, как и его создатель, пропавший в облаках и кольцах
Большого дыма над большой страной, золотоносным ульем,
Что есть дворец, укус и поцелуй, и трон - шатающийся стул.
 
Там, где всегда апрель. Где отраженье черное зимы запечатлелось как обидчик
У убиенного в зрачках. Где колдовское озеро встречает суету
Разнообразных рыб своих цветами. Там, где среди людей точильщик,
Похож на Швейцера, нахмурившись над колесом, рождает звездочки и звезды,
и пудру, и пургу
Для представленья Рождества. Где, заблудившись, бесконечно ищут те шестеро
не автора, слугу
Себе, поводыря и лекаря, который спит, который спит и, кажется, уже не дышит. 
 
 
 
 
 
97
 
Если немножечко все упростить
И вспомнить свой первый страх,
Блестящая стая волков обратится
В обыкновенных собак.
 
Если войной управляет луна,
А восторженность пахнет вином,
У Введенского вымокнет голова
Скорее всего, под зонтом.
 
Если Безухов и впрямь близорук,
А кража руна - происшествие,  
Спираль являет собою продукт
Добровольного сумасшествия.
 
 
 
 
 
98
 
Знаешь, утром рояль как будто теряет в размерах,
Однако это - не скромность титана и не обыденность нового дня.
Дождь моросит. У комнаты портится зрение.
Внимание вязнет. В деталях, в деталях и вне короля.
 
Вне торжеств и чудачеств история киснет разлукой,
Помнишь Юрку, когда он сошелся с первой женой?
Утром все по-другому. Особенно в дождь. Особенно звуки.
Даже если они превратились во чреве рояля в настой
 
Невесомости - в опий. Во что- то невнятное, ласку - не ласку,
Во что-то из жизни предчувствий, но не мелодию, в ряд
Незнакомых доселе примет, убедительных, но бессвязных,
Помнишь запах петрушки, витавшей над вымерзшим садом?
 
Мы пройдем этим пасмурным днем, этим пасмурным днем, этим пасмурным днем
Как проходят латынь, как проходит любовь,  как проходит дождь.
Мы настроим свой слух, мы, наверное, что-то поймем. Но как же похож
На Стравинского тот старичок на вокзале в Воронеже, помнишь?
 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка