Кто кого посадил на цепь: разум приковал человека к нравственности или человеческое естество усмирило его ум рубашкой самосохранения? Кто из них одержим, порождает ненасытные страсти? Кто глуп в своих запросах, инстинкты или ум, мудрость у головы или тела? Или они учатся друг у друга, а может их учитель – сознание? Может благодаря только зеркалу они знают себя, видят свои гримасы и побуждения?

    Зеркало одарило человека созерцательностью, подтолкнуло к размышлениям над собой и жизнью, из-за которых  цели  размножились и тем самым размылись. Инстинкты потеряли определённость, перепутались и сместились, жажда стала обширнее. Человеческий разум возжелал от жизни избыточности, запросил блаженства без боли, вечного экстаза и беззаботного Эдема. Он оспорил земное счастье ради вечного рая или нирванического покоя. 

   Что нужно муравью или коту и насколько больше необходимо человеку? Это естественный рост желаний или скачок в безумие? Жажда невозможного или интуитивное прозрение? Воля к власти или знанию? Сознание случайность или цель жизни, средство к её бесконечному расширению? Может оно и есть жизнь, пошаговое пробуждение бездны в своих снах, осознание её нарастающих представлений, воля к собственной безбрежности?

   В человеке страх перешёл в удивление, желания превратились в страсти, буйство разума развернуло его к незримой цели, к тайне тайн, в сердцевину бездны. Он стал смотрителем сознания, свидетелем Логоса, искушенным вечностью. Зверь начал превращаться в ангела, человек приоткрыл абсолютность  своего я, подступило пробуждение в Боге, но путешествие только начинается. Иллюзии готовы взорваться в сверхновые, план бытия меняется, мерность углубляется. 

   Разве осознание вечной тоски, понимание бесконечности поиска себя, смены целей, туманности смысла, не отравляют, в отличие от низших тварей, жизнь человека? Чем выше, тем глубже боль, тем меньше надежды на потерю страданий? Чаши чувств так и будут колебаться от прибавки разума, восторги опрокидываться в скуку ради новых блаженств, а доверие сменяться сомнением ради новых горизонтов? Разве осознание не сделало человека самым одиноким существом на земле, какая глубь печали ждёт его дальше?

   Разум человека воспарил синей бабочкой, стал лоскутком небес, ветер перемен подхватил его и закружил над землёй, даже над страстями по Богу и Его мышце. Бездне стал смешон сон о Творце и Его ожиданиях, ведь у неё нет дна и берега, и её путь не имеет цели, он выше любого предела, дальше всякого горизонта. Глядя на всё вокруг, можно ли говорить об одиночестве бездны в поиске себя? Она использует всю себя во всех лицах, при каждой возможности, в любом сне. 

    Неужели бездна презирает себя настоящую и любит – будущую? Неудовлетворённость её рок, самонаказание? И всё ради движения вперёд, колеса сознания, вечного карнавала? Возможно спящая красавица не жаждет проснуться, зеркальный гроб – уютный кинозал для её грёз, сны лучше реальности пустоты, какой бы блаженной она ни была, ибо скука самый страшный яд, ложка дёгтя в бочке мёда. Неужели любовь будет всегда сопряжена с ненавистью, а красота притягивать и толкать в пропасть, обрекая на бесконечное падение в миры, вечное блуждание, иронию жизни и смерти, червя и Бога?

    Жизнь – мираж,  кто ты и чем живёшь – пустое, она всё равно проходит и сменяется другим сном. Важнее чувство присутствия, тень Зрителя, око бездны – единственной основы всего. Болезненная увлечённость снами лечится пониманием их текучести, прохождения мимо, Я всегда свободно, отождествления иллюзорны, формы бесконечно кружат вокруг сути, её не меняя. Разум – сеть с Золотой рыбкой сознания, исполняющей желания, творящей волшебство становления, и даже бездна ей не хозяйка, она с удивлением следует за ней. 

   Так что? Бездна всё время передаривает себе себя, и этот подарок мы называем жизнью? Её забывчивость – высшее благо для неё, и незнание себя – лучшая интрига? Бездне нравится копошиться в земле и других мирах, витать над чувствами и размышлениями, кричать себе: "А-у" и "Эге-гэй", созерцать себя со стороны? Она даже увлекается состраданием и в спасении себя находит своё призвание, гордится игрой в святость, героизм захватывает её дух, а так же, с азартом, бесконечно преодолевает себя?

    От чёрного до белого, от мрака к свету и наоборот, вращается  бездна в себе. Её движение вечно и неизменно, она проигрывает все свои фантазии, исполняет все роли. Бездна двойственна всегда и везде, её качества – лишь смещение в ту или иную сторону, перевес света или тьмы, созерцания или одержимости, осознания или причастности. Она – я и не-я, река и озеро, тень и зеркало, зверь и ангел, гусеница и бабочка, её мудрость глупа, а глупость – умна, она так и будет бесконечно возвращаться к себе, чтобы вновь уйти от себя. Бездна – гений отчуждения, мастер поиска, королева пряток, настоящий иллюзионист, мечтающий Бог, весёлый и грустный человек, желающий охватить весь мир, и, вместо этого, тонущий в нём. 

    Неужели бездна отреклась от Абсолюта, от вечного покоя ничто, от его никакого блаженства, ради кратких мигов пестроты, контраста чувств, горя и счастья, взлётов и падений? Однако она недовольна и миром, не находя его полным отражением себя. Или бездна и не спрашивала себя, ибо не у кого и незачем? Она просто течёт и вращается в своих снах, читает себя, как мантру, и решает, как коан? Обитает в своём Я и бредит миром? Ничтожится и рождается в каждом мгновении, растягивает вечность в круг времени, бросает вызов и побеждает сама себя?

    Бездна – всё содержащая, абсолютная стихия, она отражает и течёт, покоится и движется, пустует и наполняется. Бездна там, где ничего нет и там, где всё есть, она скрывается за миром и в мире от себя, вынуждена всегда быть и второй стороной, ибо двулика и едина, вечно возможна и отстранена. Она приснилась сама себе, и во сне поняла, что спит, что пробуждение – ничто, что сны – единственная реальность, действительность её сердца, что она – ангел и зверь, Абсолют и пустой звук, путь с недостижимой целью внутри, круг снов и сознание в центре, колесо вечности.