Проза

   Что может линия логики, поделенная на звенья причин и следствий, выверенных посылов и ответов? Стать кольцом? Схватить, как Уроборос, себя за хвост, питаться собой, самопорождаясь в бесконечном переплетении старых понятий, где привычка - вера в надёжность, критерий истины? Логика не способна быть древом разума, разве что заместить собой другие иссохшие ветви или убедить разум, что здрава только она, а на самом деле быть его опухолью. 

   Кто очертил  круг, за которым остались "вещи в себе"? Видеть и чувствовать, мыслить и заключать, разве одно и то же? Взгляд вокруг упирается в горизонт, но чувство себя глубоко до бесконечности, идеи океаничны, однако иссыхают до лужи, до видимого дна в понятиях и выводах. Мы сами определяем рубежи наших миров, ибо каждый находит то, что ищет, как пчела или муха, каждый открывает свою истину или ту, которую ему предложат. 

   Не должны ли мы сами творить свою реальность, а не боготворить чужие иллюзии, вместо того, чтобы использовать их всего лишь, как трамплин? Не должен ли творец нового говорить на "да" - "нет", и отвечать на вопрос "почему нет?" - "потому что да", зачем искать новое в забытом старом? Перестановкой не освежить использованное, живя по старым правилам, не добьёшься другой судьбы, как их не видоизменяй. Поправки не помогут, нужны абсолютные перемены, бросок за горизонт. 

   Зачем держаться за старое, ведь каким бы крепким  не казалось, оно рушится на глазах? Неужели не видно, как время гложет его, неизбежно открывая новые грани вечности? Чем старше, тем надо быть мудрее, пользоваться своим, копать только в себе, быть обязанным лишь перед своей душой, ведь ей жить дальше и дальше. Её путь простирается через вечность, за горизонт, в ней все проблески далёкого будущего и свет настоящего, надо идти со своим светом, никто не зажжёт его за нас. 

  Разве душа ни распятый на теле дух, претерпевающий на нём все тяготы и радости странствия по вечности? Зачем ему чужие лишние гвозди, другая боль на свою, неужели для гордыни навьюченного верблюда? Но человек - не верблюд и не овца, и даже не пастух и не наездник, он странник, должный идти на своих ногах и взлетать на своих крыльях, жить не чужими жизнями. Его любовь - избыток вечности, а не канат бурлака, не долг, а раздаривание себя, прилив океана. 

    Разве истинный человек не поэт, и его поэзия не от чувства полноты, где метафора - кусок слоёного пирога вечности, смешение времени и пространства, прошлого, настоящего и будущего? Разве мудрость это не танец с жизнью, и философия - не песнь песней, а не пыль библиотек? Ведь живя над пропастью своего Я, странствуя по тонкому льду созерцания, где бездна с той и этой стороны, как не удивляться хрупкости и в тоже время крепости иллюзий, сплетающих мир? Как не славить столь прочные и гибкие сны,  развлекающие нас целую вечность в абсолютном тумане Ничто, в пустом свете бесконечных потенций?

   Можно по-профессорски морщить лоб, делать вид знатока, у которого карманы полны истин, убеждать себя в здравости своих мыслей и ценностей, оглядываясь на окружение. Можно верить, что смысл прячется за твоими целями, что ты делаешь должное, а не наивно следуешь за кажимостями ума, не просто блуждаешь по бесконечному лабиринту идей. Но разве созерцающее Я не есть вся цель Абсолюта, и смысл, как раз, не в том, чтобы стать зрителем, чутким наблюдателем сменяющих друг друга картин, и даже участником, сменщиком правил игры? Разве смерть - не вынужденная смена плёнки, чтобы не заскучать посреди бесконечности, не очередной всплеск, удар, виток, вдох нового миража?

   Как умершие не знают, что они умерли, так и живые не знают, что они жили до этого, что Я живёт всегда.  Как у любого движения есть центр, так и у вселенской круговерти есть воронка, дыра, замочная скважина реальностей, открываемая золотым ключом Я, червоточина, в которую Сознание подглядывает за мирами, за разумом вездесущего Алхимика, разлитого и варящегося в причудливых колбах снов. Разве это не Абсолют подглядывает за собой сквозь трещины, которые зовём своей душой, сквозь щели в хаосе Его полноты, лопающуюся кору остывших идей, уплотнившихся миров? Кому, как ни Ему вечно созерцать, познавать и чувствовать Себя, во всех Своих ипостасях, всеми способами и глазами всех душ? 

   Разве это не Абсолют живёт нами, удивляясь Своим чертам, отношениям, взглядам, ругаясь и мирясь с Собой? Кому молится, на кого медитирует Он в нас, что ищет и ждёт, куда спешит, зачем Ему суть происходящего, вещь в себе, истина, пребывающая за горизонтом? Может, Его хроническая надежда - знак собственной неисчерпаемости и Он торопится лишь из-за желания испробовать всего Себя сразу? Но это невозможно, ибо всё это ничто, ничего конкретного, хаос  стопорящих друг друга возможностей, неконтрастность, размытость, туман. 

   Как охватить Себя необъятного, коснуться всего в единый миг, увидеть начало и конец бесконечности? Пожалуй, только чувствовать Свою безграничность, догадываться о вечности перевоплощений, интуитивно понимать, что смерть - лишь очередные врата на пути безначального странствия. Познавать можно лишь по частям, и потому Абсолют живёт во мгле неведения, знает только Его воля, но ничего не может сказать, только намекнуть, указать общее направление. Вот и подталкивает она нас всё вперёд и вперёд, в далёкие края, на неизведанный путь, за горизонт нашей мысли.