Проза

 

 

      Мое участие в эстафете олимпийского огня состоялось помимо моей воли.

      22 ноября, в пятницу, трое следователей-мужчин подчиненного мне отдела решили расслабиться, а расслабляются в полиции испокон веков водкой. Еще один старинный обычай – распивать спиртное на рабочем месте. Дождавшись ухода начальства, парни сели за стол. Около десяти вечера пирушка была в самом разгаре.

      В это же время в наше УВД приехал проверяющий из областного управления. Бегло просмотрев в дежурной части сводку происшествий, он изъявил желание пройтись по этажам. На пятом этаже, который занимает следственный отдел, его внимание привлекли пьяные голоса, доносящиеся из дальнего кабинета. Многозначно хмыкнув, представитель главка осторожно постучал в закрытую дверь. Ему, не спрашивая, открыли.

      Тем же вечером, несмотря на все просьбы и увещевания виновных, официальный рапорт о выявленном дисциплинарном проступке двинулся по инстанциям.

      Наутро начальник городского УВД Ковалев вызвал меня «на ковер».

      Вступительная речь его, состоящая в основном из непечатных слов, была посвящена подрастающему поколению, которое «ни пить, ни работать еще не научилось, а туда же!». Не обошел начальник своим вниманием и меня. Его проклятия в адрес всех, прямо или косвенно имевших отношение к «залету», мне быстро надоели.

      - Васильевич, - перебил я его, - чего теперь-то зря распаляться? Влетели, так влетели. Ты лучше скажи, чего дальше ждать?

      С начальником УВД, бок обок, с лейтенантских лет, мы прошли огонь и воду, и, оставшись наедине, условностей и субординации не соблюдали.

      - До окончания эстафеты олимпийского огня, то есть до следующей субботы, ничего не будет. А вот потом…. В худшем случае всех распивавших спиртное уволят, в лучшем - отделаются строгим выговором. Тебе выговор так и так…

      Дальнейший прогноз прервал телефон прямой связи с дежурной частью.

      - Да, - раздражено ответил Ковалев. – Кого он ищет, Коршунова? Прямо сейчас? Понял.

      - К кому? – коротко спросил я.

      - К начальнику штаба главка. Кажется, Андрей Николаевич, я ошибся в прогнозе – линчевать тебя будут сегодня, до эстафеты. Иди, покайся в грехах, авось пронесет. Как все закончится, возвращайся, буду тебя ждать. 

      По случаю субботы в главке было многолюдно: по коридорам сновали шустрые клерки, корпели над бумагами штабисты и кадровики, хмурые начальники распекали подчиненных – все поголовно изображали напряженный трудовой день. Ровно в полдень их всех как ветром сдует – суббота все-таки, выходной!

      Начальник штаба главка Голубев принял меня без проволочек.

      - Коршунов, насколько я помню, тебе на следующий год звание получать?

 Краем глаза я заметил на столе у него мое личное дело. Подготовился к беседе, ничего не скажешь.

      Я, потупив взгляд, согласно кивнул – в марте мне получать полковника, представление уже в Москву ушло, а тут такое ЧП! Не видать мне каракулевой папахи как своих ушей!

      - Наш министр издал два приказа. Первый – о жесточайшем наказании за пьянство при исполнении служебных обязанностей. Второй – запрещающий привлекать следователей к охране общественного порядка. Намек понял?

      О новояз! Как любят тебя бюрократы!

      - Виктор Андреевич, - начал я вкрадчиво, - вы предлагаете мне и всем мужчинам следственного отдела проявить инициативу и добровольно принять участие в обеспечении общественного порядка при прохождении эстафеты олимпийского огня?

      - Мысль ты понял правильно, но не до конца. Женщины-следователи также должны выйти на улицу. Какая разница, кто будет стоять в оцеплении, мужчина или женщина в форме?

      - Виктор Андреевич, у женщин дети маленькие, сами они все болезненные…

      - С детьми путь мужья посидят, бабушки, дедушки. А если кто из твоих следователей здоровьем слаб, то пусть увольняется и поищет себе работу в другом месте. Понятно, Коршунов? Из всего личного состава разрешаю оставить в расположении только двух дежурных следователей – все остальные должны быть в строю. Никакие отговорки не принимаются.

      - Виновные во вчерашнем происшествии…

      - Участники пьянки получат по строгому выговору, тебе – устное замечание. Ты, Коршунов, не хуже меня представляешь, как можно отразить твою роль в заключении служебного расследования. Можно указать, что ты развалил всю работу с личным составом, наплевательски относишься к исполнению приказов министра. А можно ограничиться ремаркой, что вина твоя есть, но наказания не заслуживает.

      - Понятно. Сделаем!

      Я уже представил, какую бурю негодования в коллективе вызовет известие об участии во встрече олимпийского огня. Кому ж охота за чужие грехи торчать целый день на морозе?

      - Молодец! Иди, работай!

      Я неспешно поднялся, посмотрел в глаза президенту на портрете за спиной начальника штаба. Президент по-товарищески улыбался краешком губ.

      Голубев, демонстрируя, что рандеву окончено, придвинул к себе ежедневник.

      - Виктор Андреевич, - начал я, не отрывая взгляд от портрета, - есть какая-то необъяснимая странность в этой эстафете олимпийского огня. Вы не находите?

      - Какая странность? – предчувствуя подвох, напрягся начальник штаба.

      - У нас в городе, куда ни посмотри, везде сияют золотом купола православных храмов. Везде. Я даже навскидку затруднюсь сказать, сколько в городе церквей.

      - А ты что, хочешь, чтобы у нас вместо куполов высились минареты?

      - Минареты – это путь в Косово. Я совсем о другом хотел сказать. Сейчас все набожные стали: крестятся, свечки в церквях ставят, постятся, иконы в кабинетах держат. И тут эстафета олимпийского огня, а она, как ни крути, завязана на культе поклонения древнегреческому богу Зевсу. Факел олимпийского огня – это тот же жертвенник, только переносной. Странно как-то устраивать в православной стране всенародную встречу языческого символа.

      - Коршунов, -  отчеканил начальник штаба, - если я хоть от кого-то услышу, что встреча эстафеты олимпийского огня – это поклонение культу Зевса, то пеняй на себя. Мы никому не позволим вносить в спортивный праздник религиозный аспект.

      - Виктор Андреевич, я….

      - Что «ты»? – раздраженно перебил Голубев. - Эстафета огня проходит уже второй месяц, и еще никто на свете не додумался сравнить олимпийский факел и жертвенник. Иди, Коршунов, и не выдумывай всякую чепуху!

      Президент с портрета смотрел на меня осуждающе. Но я же не виноват, что сравнение само собой напрашивается! Возьмите любой учебник истории для средней школы и убедитесь сами – зажжение огня на жертвеннике есть часть ритуала поклонения Олимпийским богам, главный из которых Зевс.  

      Начальник УВД в ожидании меня смотрел телевизор.

      - Ну как, подрумянил тебе Голубев ягодицы? – спросил он не отрываясь от экрана.

      - Встреча «ястребов и голубей» закончилась с разгромным счетом в пользу любимцев Пикассо. Но мы нашли выход из сложившейся ситуации – если весь личный состав следствия «добровольно» выйдет встречать олимпийский огонь, то увольнять никого не будут.

      - Отлично! – повеселевший Ковалев раскинул на столе карту города. – У тебя 20 человек подчиненных. и мы сможем перекрыть ими улицу Нахимова в районе частного сектора, а освободившиеся силы двинуть поближе к центру города. 

      Со стены на меня с портретов взирали уже двое: президент и губернатор. Оба были мной недовольны.

      - Васильевич, тебе ничего не кажется странным в этой эстафете олимпийского огня?

      - Да нет, а чего в ней странного? – Ковалев был увлечен новой расстановкой оцепления.

      - Вот посуди сам, при Брежневе тоже была Олимпиада, и тоже была эстафета олимпийского огня. Как я понимаю, Леонид Ильич взял линейку, прочертил на карте прямую линию от Греции до Москвы и велел бегунам от нее сильно не отдаляться. А что мы имеем теперь? Из Греции в Сочи огонь несут через Северный полюс, через Чукотку и Владивосток. Скажи мне, те господа, что планировали маршрут олимпийского огня, они что, в школе географию родной страны не изучали? Они что, не понимают, что графическое изображение маршрута Олимпия-Москва-Сочи должно выглядеть как перевернутая латинская буква «V», а не как схема полета пьяной мухи в закрытой комнате.

      Ковалев оторвался от бумаг, близоруко прищурившись, посмотрел на меня.

      - Завтра вечером ты лично проведи рекогносцировку на улице Нахимова, прикинь, где кого расставишь. Если встретишь кого-то из местных жителей, расскажи им эту ересь о полете пьяной мухи, они оценят. Мне – не надо.

      - Ага, расскажи! Там, в частном секторе, одни старухи да маргиналы остались, им что Олимпиада, что Спартакиада – всё едино! Никто меня сегодня не хочет слушать, все рот затыкают. Но ничего, пробьются ростки правды сквозь ваши черствые души, и вы поймете….

      Я осекся на полуслове, глянул на портреты на стене и решил не развивать тему.

      Оставшиеся выходные в моей семье, стране и мире прошли спокойно, без заслуживающих внимания эксцессов. 

      В понедельник утром, собрав весь личный состав, я объявил им печальное известие: в качестве коллективного наказания нам поручено обеспечивать встречу олимпийского огня.

      - Поймите меня правильно, коллеги, - подытожил я свое выступление, - другого выхода у нас нет. Давайте воспримем реалии жизни так, как они есть. По моим прикидкам, простоять на улице нам придется часа три, не меньше. Если в субботу ударят морозы, то я никому из нас не позавидую.

      В моем кабинете устраивать разборки никто не решился, но как только следователи вышли в приемную, так дали волю чувствам – не успела за ними закрыться дверь, как донеслось первое смачное выражение. Дальше – больше. Стресс, ничего не поделать!

      После обеда я и ответственный сотрудник штаба приехали в Кировский район города на улицу Нахимова. Когда-то, лет десять назад, мне довелось быть следователем, а потом начальником следствия Кировского РОВД, так что местность я знал не понаслышке.

      Улица Нахимова практически вся состояла из одноэтажных домов частного сектора, с редким вкраплением трехэтажных обветшалых общежитий. Была у этой улицы одна странная архитектурная особенность – вдоль всей её правой стороны отсутствовал тротуар, и тропинки с дворов вели прямо на проезжую часть.

      - Встречающие будут стоять вдоль левой стороны по обочине дороги, - комментировал ход предстоящего шоу штабист. – Автомобиль с телевизионщиками будет ехать перед бегуном и снимать только эту часть дороги, так что руины с правой стороны картинки не испортят.

      Напротив нас, маскируя обвалившуюся штукатурку на общежитии, рабочие натягивали приветственный транспарант. За нашей спиной виднелись дом с провисающей крышей, сарай с выбитыми стеклами, обгоревшая баня, превращающийся в сугроб древний автомобиль без колес. Вид, скажем прямо, непрезентабельный.

      - Куда вы планируете поставить автобус, чтобы люди могли обогреться? – спросил я.

      - Автобуса не будет, да и ставить его здесь негде. Греться придется в общежитии. Мы с комендантом уже договорились.

      - А тем, кто будет стоять в начале улицы, куда бегать? Сюда? Вы что, хотите мне всех следователей угробить? Это сегодня тепло, всего минус пять, а если грянут морозы под тридцать, что тогда?

      Представитель штаба промолчал. О людях, как всегда, никто не подумал.

      - Андрей, да что ты психуешь, - успокаивала меня вечером жена, – в первый раз, что ли, сталкиваешься с таким отношением к людям? Нас в субботу всей поликлиникой на площадь отправляют, а там тоже греться негде.

      - На площади вам будут бесплатно раздавать горячий чай, за зданием администрации разобьют армейскую палатку для обогрева, так что помереть в разгар веселья никому не дадут. А вот там, в начале улицы Нахимова,  с пустыря постоянно дует ветер, там мерзко, понимаешь? Я как-то раз зимой выезжал туда на труп и за два часа так промерз, что вспоминать не охота. А здесь не два часа, здесь целый день проторчать придется. Мать его, кто это издевательство придумал?

      - Включи телевизор, он там сейчас каждый день про Олимпиаду рассказывает.

      - Лен, неужели ты думаешь, что президент сам лично составляет сценарий встречи огня? Он дал общие указания, а уж лизоблюды на местах постараются пыль в глаза пустить, массовость показать. У нас в УВД прикидывали и высчитали, что на 30 километров маршрута эстафеты огня по городу понадобится не менее 120 тысяч встречающих. Если народу будет меньше, то картинка по телевидению не получится. В нашем городе население 450 тысяч, из них примерно треть должна выйти на улицу. Скажи мне, хоть один психически здоровый человек поверит, что треть населения города добровольно выйдет встречать на хрен никому не нужный факел? Да еще в выходной? Да в мороз?

      - Успокойся, любимый! Вспомни, наш губернатор как-то насвистел, что треть населения области регулярно занимается спортом. Вот эта треть и выйдет на трассу.

      - Ага, выйдет! Как мы с тобой, из-под палки. Наш губернатор, Лена, давно впал в блаженную пору старческого слабоумия. Я иногда думаю, что он вообще не представляет, что происходит вокруг.

      Во вторник, как по заказу, меня делегировали представлять городское УВД на совещание по организации встречи олимпийского огня. Вел совещание губернатор.

      Свое выступление он начал с истории Олимпийского движения и его общественно-политического значения на данном этапе.

      Наш губернатор в последнее время, пристрастился к длинным монологам, в которых разжевывал неразумному населению суть происходящих событий. Так, в канун прошлого Крещения он вдруг разразился получасовой речью на богословские темы. Как бывший коммунист, губернатор не был силен в теологии, и в итоге сгреб всё в одну кучу: Крещение Господне, падение морали в обществе, обустройство «иорданей» в реке и пользу закаливания. Получилось, в общем-то, забавно. Лично я из его доклада понял, что Иисус Христос на реке Иордан окунался в прорубь, а сам губернатор был тому свидетелем.

      Пока главный чиновник области нес с трибуны привычную ахинею, я, примостившийся в задних рядах актового зала, рассматривал членов президиума. Все они сидели с отсутствующим выражением лица, словно погруженные в нирвану. Даю гарантию, если бы докладчик плавно перешел на украинский или польский язык, его соратники бы этого просто не заметили. Они витали в облаках.

      - Я считаю, - подытожил свое выступление губернатор, - что мы никого не должны принуждать к участию во встрече олимпийского огня. Но мы с вами должны, просто обязаны, приложить все усилия, чтобы встреча прошла на высшем уровне, без сучка, без задоринки, и уж точно не хуже, чем у соседей.

      После него выступал начальник департамента образования. Этот просто перечислил школы, задействованные в мероприятии. На «мою» улицу Нахимова были распределены две школы с Ленинского района города. Они и понятно: своих, местных учеников, не хватило бы даже на жиденькую цепочку в начале улицы. Ничего не поделать, частный сектор, молодежь можно по пальцам пересчитать. 

      - Так, - резюмировал его выступление губернатор, - в субботу занятия в школах отменим, учащихся старших классов и учителей поставим в первую линию. Вы все школы перечислили или кого-то обошли вниманием?

      - Одну школу, для детей с отставанием в психическом развитии, не задействуем.

      - Почему это вы решили их пропустить? Ничего подобного, детей надо с ранних лет приучать к участию в общественной жизни города. Выберете им место, пусть, как все, порадуются празднику.

      Дальше все было скучно: директора крупных предприятий докладывали, сколько трудящихся выставят на трассу и на площадь; мэры соседних городов рапортовали о планируемом усилении областного центра жителями периферии.

      Я немного оживился, когда на трибуну взошел Голубев.

      - В ряде СМИ появились провокационные сообщения, – он сверился с листочком, - что в эстафете олимпийского огня усматриваются элементы поклонения древнегреческому богу Зевсу. Чтобы избежать кривотолков, мы предлагаем немного изменить маршрут эстафеты и направить ее в обход основных церквей…

      Мне захотелось вскочить и крикнуть, потрясая вскинутой рукой:

      - Господин губернатор, не верьте ему, врет он все про СМИ! Это я, я придумал про культ Зевса! И про жертвенник я придумал! 

      Но природная скромность удержала меня на месте. 

      - Все равно людей не хватает! – в конце совещания заявил заместитель губернатора. – Где-то надо еще тысячи две-три поискать.

      - Давайте привлечем «Молодую гвардию»! – бодро предложил глава области.

      В зале напряженно замолчали. Организация «Молодая гвардия», о которой с подачи лживых подчиненных периодически заикался губернатор, существовала только на бумаге и в местной прессе. Возможно, эта организация была подпольная, так как членов ее никто не знал.

      Начальник департамента по делам молодежи первым нашел выход из щекотливого положения:

      - Мы проработаем этот вопрос и изыщем дополнительные силы.

      На этой оптимистичной ноте все расстались. Мне напоследок губернаторские клерки вручили кучу планов и схем проведения эстафеты, которые я, не читая, передал в наш штаб.

      Часов в семь, когда я уже собрался домой, ко мне в кабинет зашел начальник ОБЭП Кулачкин. В руках он держал картонную папочку на тесемках. Визит его ничего хорошего не предвещал.

      - Чего тебе, Вячеслав Анатольевич? – осторожно спросил я. – Каким ветром тебя принесло в столь поздний час? И что это ты так бережно прижимаешь к груди? Ты принес подборку своих юношеских стихотворений? Или переписку с начальником ЖКО?

      - Я принес материалы по Молочкову. На сей раз,он точно попался.

      - Слава, Молочков непотопляем, как айсберг. Я о нем даже слышать ничего не хочу.

      - Почитай, пожалуйста, а завтра скажешь свое мнение, - Кулачкин осторожно, как бомбу с взведенным взрывателем, положил папку на краешек стола.

      Не будь Вячеслав Анатольевич моим приятелем, я бы с ходу послал его, но тут уступил.

      - Черт с тобой, оставляй, завтра почитаю…

      Вечером я решил посмотреть новости. Перед Олимпиадой не менее половины всех новостей стали составлять бравурные репортажи о победах российских спортсменов. На сей раз показывали хрупкую миловидную девушку лет пятнадцати, в гимнастическом купальнике с медалью на шее.

      - Какой у тебя любимый предмет в школе? – неосторожно спросил интервьюер.

      - У меня нет никакого любимого предмета, - скривила губки спортсменка. - Я мечтаю побыстрее сдать ЕГЭ и посвятить все время спорту и подготовке к будущей олимпиаде в Рио-де-Жанейро.

      Корреспондент, не ожидавший такого откровенного ответа, поспешил перевести тему на родителей девушки, воспитавших такую выдающуюся дочь.

      - Вот он вляпался! – повеселел я. – Нашел что спрашивать! Этой девчушке из всей школьной программы надо знать математику и русский язык в объеме начальной школы да географию, чтобы представлять, в какую часть света на соревнования поедет.

      - Еще иностранный язык, - добавила жена. – Здесь же она жить не останется.

      Ночью я долго не мог уснуть: ворочался в кровати, выходил курить на кухню, попил теплого чаю – ничего не помогало – Молочков не выходил из головы.

      Первый раз я и Сергей Арнольдович Молочков, сухощавый дерзкий подросток из неблагополучной семьи, столкнулись в далеком 1991 году. В то время я только-только начинал работать следователем, а Молочков только начинал воровать. Направив его дело в суд, я бы, наверное, никогда бы больше не вспомнил про обвиняемого, который с кривой усмешкой заявил: «Больше такого не повторится. Второй раз я не влечу», но в начале 2000-х годов Молочков вдруг вынырнул в образе успешного предпринимателя, и я поневоле стал наблюдать за его карьерой. Не прошло и десяти лет, как легализовавшийся Сергей Арнольдович превратился в крупного бизнесмена, подвизающегося на ниве строительства. Молочков строил много, но частенько не доводил начатое до конца. Как-то он, на деньги вкладчиков, возвел многоэтажный жилой дом, в котором «забыли» провести отопление и достроить пару этажей. Скандалы и судебные тяжбы стали неотъемлемой частью имиджа Молочкова, но все сходило ему с рук. Поговаривали, что причиной тому удачная женитьба – Молочков, через жену, приходился свояком прокурору города. Но это только малая толика правды. Из оперативных материалов я знал, что Молочков исправно оплачивает крупные кредиты, взятые некоторыми высоко поставленными чиновниками областной администрации и прокуратуры. Я уж не говорю про такую мелочь, как спонсирование банкетов для чиновников и щедрые подарки нужным людям в день рождения. Да что там говорить, сын заместителя прокурора области Вьюнова учился в Англии на деньги Молочкова!

      В последние годы Сергей Арнольдович сосредоточился на строительстве спортивных объектов. Он, благодаря «выигранным» тендерам, фактически стал монополистом в этой области, исправно получая на возведение стадионов и спорткомплексов деньги из федерального и областного бюджетов.

      Мы несколько раз возбуждали уголовные дела на самого Молочкова и его подручных, но благодаря прокурорской и чиновничьей «крыше» сам Сергей Арнольдович был неприкасаем. А вот его «шестерки» все прошли через скамью подсудимых.

      В среду я ознакомился с досье, подготовленным начальником ОБЭП. После обеда мы встретились, и Кулачкин убедил меня съездить на место возведения крупнейшего в Западной Сибири спортивного комплекса «Олимпия».

      - Понимаешь, Андрей, втолковывал он мне всю дорогу, - вся беда в том, что хозяйственная деятельность проходит в двух непересекающихся измерениях: одно протекает в бумагах, другое наяву. Когда их сопоставляешь, то они иногда не совпадают. Да что говорить, сам президент признал, что на строительстве объектов в Сочи миллионы украли!

      На месте возведения спорткомплекса, состоящего из огромного крытого стадиона, манежа и школы олимпийского резерва, был пустырь с вбитыми в землю сваями и кучами строительного мусора. Судя по нетронутому снежному покрову, стройка стояла как минимум с начала ноября, а если ориентироваться на выполненный объем работ, то ее толком и не начинали. Покуривая, мы подошли к закладочному камню. Надпись на нем свидетельствовала, что сам губернатор три года назад дал старт этой масштабной стройке.

      - Как я понял из отчетов, здесь должно заканчиваться возведение купола над стадионом, а манеж через пару месяцев должен принять первых спортсменов. И где это все?

      - Сам видишь где.

      - Слава, а он не боится так нагло воровать?

      - Понимаешь, четверть средств на строительство должна была поступить от частных инвесторов. Они, естественно, денег не дали. Может быть, Молочков все на них хочет спихнуть? Честно тебе скажу, я затрудняюсь его понять.

      - Он пока не надумал убыть на постоянное место жительства в края теплые и приветливые? Куда-нибудь на Кипр?

      - Да нет, никуда он не собирается. Мало того, он купил право участвовать в эстафете олимпийского огня. Представь, Молочков, с его пузом, бежит с факелом, ручкой так приветливо машет…

      От одинокого строительного вагончика за нами наблюдали четверо смуглых мужчин, одетых в спортивные куртки с надписью «RUSSIA». Мои личные наблюдения показывают, что такие куртки носят в основном гости Сибири из южных регионов. Русские этим лубочным нарядом брезгуют. Зачем мне носить на всю спину надпись «Россия», если и так видно, что я русский? Патриотом себя показать? Так патриотизм не в надписях, а в делах.

      Совещание гастарбайтеров закончилось, и двое из них направились к нам. Если бы мы с Кулачкиным были в форме, то гости нашего города спрятались бы от нас в своем укрытии. А так они решили проявить бдительность и проверить, что это тут высматривают двое подозрительных субъектов.

      - Сторожа, что ли? – Кулачкин, на всякий случай, поправил под курткой пистолет в кобуре.

      Я ничего не ответил. Мне было безразлично, кто они такие.

      Таджики (а может, узбеки или пуштуны, я их не различаю), подбоченившись.подошли к нам.

      - Эй, вы чего тут шаритесь? – хамски начал было один из них и заткнулся на полуслове.

      Я просто молча, не проронив ни слова, посмотрел ему в глаза. Этого хватило. Гастарбайтер стушевался, визуально потерял в объеме. Он без всяких погон и удостоверений, по одному взгляду понял, осознал, что отсутствие наручников у него на запястьях э- то просто недоразумение, которое можно исправить.

      Я умею так «по-доброму»  смотреть на людей. С годами научился. 

      - Кто те двое? – негромко спросил я.

      - Те, те двое? – таджики обрадовались, что могут чем-то услужить опасному незнакомцу. - Это наши, они тоже сторожа.

      - Ты стой на месте, а ты беги за ними, – вполголоса приказал я.

      Не прошло и пары минут, как все четверо гастарбайтеров стояли передо мной. Старший из них протянул паспорта и еще какие-то бумажки, наверное, разрешения на работу. 

      - Оставь себе, - я жестом велел убрать документы. – Я все равно по-вашему ничего не пойму.

      - Почему по-нашему? – удивился таджик. - У нас русскими буквами все написано.

      - Не все, что написано русскими буквами, должно русскому понимать. Но я не об этом. Что вы здесь делаете? Стройку охраняете? Мать его, объясните мне, а что здесь можно украсть? Сваи из земли повыдергивать? Или вагончик ваш спереть?

      Они понуро молчали.

      - Сколько вам платят за это? Восемь тысяч? На всех?! А на что вы живете? Сами, поди, воруете?

      Я сплюнул на губернаторский камень. Мой сосед как-то жаловался, что на корм собаке у него уходит тысяч пять. Его бы собаку к Молочкову, научилась бы, моська, обглоданную кость за лакомство считать.

      - Слава, - вывел я из задумчивости Кулачкина, - помнишь, у нас «добровольно» высчитали однодневную зарплату на этот спорткомплекс? Мол, мы, сотрудники полиции, должны принять посильное участие в возведении Храма Здоровья и Спорта. Помнишь? Теперь я вижу, куда пошли мои кровные рубли. Спасибо, что показал….

      Вернувшись в управление, я вызвал следователя Абросимова.

      - Возьми материал, возбудишь по нему уголовное дело. Когда будешь подписывать возбуждение в прокуратуре, то тебя наверняка спросят, не связано ли это дело с Молочковым.

      Абросимов, поднаторевший в межведомственных распрях, понятливо кивнул.

      - На все вопросы отмахнешься, мол, «какой Молочков!», это дело так, пустышка, промурыжим пару месяцев и прекратим. Самого Молочкова вызовешь на завтра после обеда. Ему тоже ничего не объясняй, нагони мути, мол, проводим проверку, и надо кое-что уточнить.

      Вечером сын-старшеклассник позвал меня к компьютеру:

      - Пап, иди, покажу прикол!

      На экране монитора вдоль двойной линии разместились нарисованные человечки, сгруппированные в длинные прямоугольники. Каждый индивидуум на этой схеме имел свой цвет: человечки в прямоугольниках-фалангах были серые, впереди них стояли отдельные фигурки красного цвета, по бокам синие. Издали эта композиция напоминала две враждующие армии, приготовившиеся к решающему сражению.

      - Что это? Схема Куликовской битвы?

      - Это месторасположение нашей школы на бульваре Строителей в день эстафеты олимпийского огня. Правда, здорово, каждый ученик отдельно прорисован! Смотри, вот это мы напротив универсама «Дора», этот человечек с красной полосой – классный руководитель. Вот эти зеленые человечки позади нас – члены родительского комитета, а это полицейские в оцеплении.

      - Офигеть! Вот кому-то делать нечего! Откуда это у тебя?

      - С сайта департамента образования скачали. Скажи, при советской власти такой же маразм был или еще хуже?

      - При советской власти технический уровень маразма был на порядок ниже, чем сейчас. Компьютеров при коммунистах не было, а дури тоже хватало. Юра, а это что у вас, в тылу, флажком обозначено?

      - Директор и завучи. Они будут присматривать, чтобы никто не смог улизнуть. Пап, а ты где будешь стоять, на Нахимова? Сейчас найдем…

      Дислокация «войск» на моей улице была пожиже, представителей родительских комитетов не наблюдалось вовсе.

      - Пап, неужели кто-то не понимает, что вся эта эстафета – обычная показуха? Честное слово, надоела уже эта блевотина: то вечер воспоминаний ветеранов спорта, то «зарядка с чемпионом», то теперь встреча олимпийского огня. Кому это надо?

      - Андрей, вот это твое воспитание, - донесся голос жены. – Он скоро матом начнет через слово загибать, а ты этому потворствуешь!

      - Юра, - реплику жены мы единодушно пропустили мимо ушей, - это надо президенту и его окружению, которые хотят видеть в каждом молодом человеке спортсмена и патриота. Но не они правят бал на местах. На уровне руководства областей полным-полно дармоедов, которые ради того, чтобы пустить президенту пыль в глаза и выдать желаемое за действительное, готовы хоть каждый день проводить спартакиады. Дали им с Москвы установку на пропаганду спорта, они и рады стараться. Не им же на морозе стоять! Кстати, я убежден, что активистам от власти совершенно безразлично, что популяризировать. Если бы приказали развивать хоровое пение, то вы бы в школе каждое утро начинали с запева.

      - А вы?

      - Мы люди подневольные. Прикажут – будем петь.   

      - Пап, если бы ты знал, как мне не охота там целый день торчать!

      - Ничего не поделать, друг мой! Без вас да без бюджетников народу даже на центральную площадь не хватит. В новостях нечего показывать будет.