Проза

 

     

 К концу рабочего дня я вызвал к себе следователя Тимофея Волгина, самого доверенного человека в коллективе.

      - Ты видел сегодня Зворыкину?

      - Златовласку? Да нет, вроде бы не видел. А что случилось, на службу не вышла?

      - Откуда я знаю, что случилось! Нет ее в отделе весь день, и где она  - неизвестно.

      - Может, заболела? – неуверенно предположил Волгин. – Домой ей звонил?

      - Звонил. Телефон не отвечает. Значит, так, Тимофей, - гадать, что с ней стряслось, не будем. Никому пока ничего не говори, бери мою машину и дуй к ней домой, узнай, что там да как.

      Езды до Зворыкиной минут двадцать, но Волгин позвонил только через час.

      - Я от ее дома, с телефона-автомата звоню.

        Начало было настораживающим.

       - Андрей, тут такое дело, она, оказывается, продала квартиру месяц назад. Куда переехала - неизвестно.

      - Мать его, вот это новость! Тимофей, у Зворыкиной дочка – школьница. Поезжай  к ней в школу и все разузнай о дочери.

      - В школу? – усмехнулся Волгин. – В какую, не подскажешь?

      - Как - в какую? У нее что, несколько школ в микрорайоне?

      - Андрей, кто тебе сказал, что ее дочь должна ходить в школу по месту жительства? У меня сын в профильную гимназию через весь город ездит. У Зворыкиной дочери лет шестнадцать, она могла учиться где угодно.

      - Возвращайся.

      В кабинет с почтой вошла секретарша.

      - Людмила Иосифовна, - спросил я, расписавшись за полученную корреспонденцию, - вы сегодня, часом, Зворыкину не видели?

      - Зворыкину? Нет, не видела, - секретарша подозрительно прищурилась. – Что-то случилось, Андрей Николаевич?

      - Пока еще не знаю. Людмила Иосифовна, а вы слышали, что Зворыкина свою квартиру продала?

      - Да вы что! – поразилась секретарша, самый информированный человек в отделе. – А куда она переехала? Андрей Николаевич, если Зворыкина поменяла адрес, то должна была сделать об этом отметку у меня в секретариате. Она давно квартиру продала?

      - Людмила Иосифовна, я попрошу вас, если завтра Зворыкина не объявится, ненавязчиво так, без лишнего шума, прозондируйте в коллективе, куда она могла подеваться.

      - Все сделаю, Андрей Николаевич, никто ничего не заподозрит, - заверила секретарша.

      Вернувшийся Тимофей был краток:

      - Новые жильцы говорят, что куплю-продажу ее квартиры они проводили напрямую, без посредников. Деньги Зворыкиной, 450 тысяч, уплатили сразу же после оформления всех бумаг. Куда она переехала, они не знают.

      - С соседями переговорил?

      - Конечно, только толку от моих расспросов – ноль! Зворыкина, как выясняется, ни с кем практически не общалась, в гости ни к кому не ходила. Пьянок-гулянок у себя не устраивала, музыку громко не слушала. Дочка ее так же вела замкнутый образ жизни: из дома – в школу, из школы – домой. Во дворе со сверстниками не гуляла, с парнями не дружила. Андрей, соседи даже не знают толком, в каком классе у нее девчонка училась.

      - Мерзкая история! У нас исчезает сотрудница, а мы не знаем, где ее искать. Мало того, выясняется, что мы и о самой-то сотруднице ни черта не знаем. Здесь, на работе, она общительная веселая женщина, а в быту, оказывается, ведет себя как затворница.

      В кабинет, не постучавшись, по-хозяйски, вошел мой водитель.

      - Гриша, ты дольше нас здесь работаешь, должен знать – у Зворыкиной был любовник или нет?

      - Здесь, в райотделе, не было, а дома, - он развел руками, - тут извините, я у ее кровати со свечкой не стоял.

      - Андрюха, прикинь, а если их обоих убили? – предположил Волгин.

      - Если их убили, то меня выгонят с работы, и у вас будет новый начальник, - огрызнулся я.

      Честно говоря, мысль о криминальной подоплеке всей этой истории была первой, что пришла мне на ум после известия о продаже квартиры.  

      - Да ладно, мужики, что вы сразу же о самом худшем! Может, завтра объявится.

      - Гриша, она раньше не пропадала?

      - Не помню такого. Николаевич, а ты, чтобы зря не терзаться, позвони в дежурку, узнай обстановку.

      Я последовал его совету. Нераскрытых убийств в городе не было, но это ни о чем не говорило – не обнаружили трупов сегодня, обнаружат завтра. Или через месяц. Или вообще никогда не найдут.

      - Так, до моего особого распоряжения – всем молчок! Григорий, ставь машину, на сегодня ты свободен. Тимофей, ты тоже можешь идти домой.

      - Когда начальству доложишь?

      - Если завтра, до обеда, она не даст о себе знать, то придется идти к генералу, докладывать, что у нас ЧП.

      Клянусь, меньше всего на свете я хотел бы появиться перед генералом Гордеевым с дурным известием. С Гордеевым никогда не знаешь, чем закончится разговор: за малейшую оплошность он мог влепить строгий выговор, а мог за значительный проступок ограничиться устным замечанием. Самодур, хам, тиран – таково было общее мнение о начальнике областного следствия генерал-майоре Гордееве Викторе Сергеевиче.

      Заступив на должность в конце 2001 года, Гордеев провел перетряску всего руководящего состава следственных подразделений области. Кое-кого, кто впал у него в немилость, он вынудил перевестись в другие службы или уволиться. Начальника следствия Ленинского РОВД, подполковника Еремеева, он вообще хотел с позором выгнать, но потом сменил гнев на милость и разрешил досрочно выйти на пенсию. На место Еремеева назначили меня. Я, воспользовавшись благосклонностью генерала, с прежнего места работы перетянул за собой Волгина. Спокойно поработать нам с Тимофеем выпало меньше трех месяцев.

      Дождавшись, пока все разойдутся по домам, я взял запасные ключи и пошел в кабинет, который Зворыкина делила со следователем Игнатьевой.

      Первое, что бросилось в глаза в их кабинете, - отсутствие семейного портрета на столе у Зворыкиной. Семейные фотографии на рабочем месте вошли в моду совсем недавно и должны были свидетельствовать окружающим о большой и пылкой любви хозяина кабинета к своим домочадцам. По моему мнению – портреты эти  не что иное, как показное лицемерие, вызванное скрытыми конфликтами в семье. Спрашивается, зачем мне нужен портрет жены на работе, если я ее и так дома каждый день вижу?

      На фотографии у Зворыкиной были она и дочь: нарядные, улыбающиеся, склонившие головы друг к другу. Мать – кареглазая, но с очень светлыми, золотистого цвета волосами. Дочь – полная ее противоположность – смуглая, черноволосая, с азиатским миндалевидным разрезом глаз.   

      Шаг за шагом, не спеша, я осмотрел весь кабинет, проверил ящики стола, карманы висевшей в шкафу форменной одежды, но ничего заслуживающего внимания не нашел.

      Когда я вышел из райотдела, на улице уже смеркалось.

      «Итак, - рассуждал я, - что мне известно о Зворыкиной? Ей 35 лет, но выглядит моложе. У нее стройная фигура, гладкая кожа и роскошные пушистые волосы ниже плеч. Такие волосы, как у Зворыкиной, я больше ни у кого в жизни не встречал: они были не желтые, не блондинистые с рыжиной, а светло-золотистые, как обручальное кольцо пятисотой пробы. За специфический цвет волос все мужчины в отделе звали Зворыкину Златовлаской.

      Далее. В милиции она работает шестой год. Пять лет была на сержантской должности, потом, с подачи прежнего начальника следствия, не имея высшего юридического образования, стала следователем. Ничем особым по службе не выделялась. В коллективе со всеми поддерживала ровные товарищеские отношения. К спиртному равнодушна. Явного хобби не имела. Была замужем, разошлась много лет назад. Про дочь я практически ничего не знаю, но, судя по ее внешности, папаша у нее был восточных кровей».

      Дома я рассказал жене о неприятностях на службе.

      - Найдется! – успокаивающе сказала она.

      - Если бы не портрет, я бы тоже так думал. Отсутствие портрета – это настораживающий факт. Портреты просто так не исчезают.

      Утром, как только я переступил порог кабинета, появилась секретарша.

      - Андрей Николаевич, у нас, кажется, серьезные неприятности…

      Мне сразу же представились два обезображенных женских трупа в канаве на окраине города.

      - Похоже, что Зворыкина уехала в Америку.

      - Куда уехала, в Америку!? В какую Америку, в США, что ли? А какого хрена она там забыла?

      - Замуж выходит за американца.

      - Мать твою, час от  часу не легче! За какого американца, за настоящего? Где она с ним познакомилась?

      - По интернету.

      - По какому интернету? У нее дома  интернет был? Офигеть! Ни какие шиши такая роскошь?

      - Бывший муж -  военный судья, хорошие алименты платил.

      - Откуда ты все это узнала?

      - Я… как бы сказать, - замялась секретарша.

      - Людмила Иосифовна! - взорвался я. - На хрен мне твои условности! У нас катастрофа, понимаешь? Если она и вправду сбежала в Америку, то об этом надо докладывать в Москву. С Москвы генералу дадут по шапке, а уж он нам в ответ таких дюлей отвесит, что мало никому не покажется. Кто тебе рассказал про Америку? Игнатьева? Она-то откуда знает? Зови ее.

      Следователь Игнатьева, сорокалетняя мать двоих детей, вошла, прижимая к груди ежедневник.  По ее запуганному виду я понял, что ни в каком сговоре она со Зворыкиной не состоит.

      - Светлана Александровна, успокойся, садись и расскажи мне все, что ты знаешь об этой истории.

      - Андрей Николаевич, поверьте, я никакого отношения к ее побегу не имею. Я до вчерашнего вечера вообще о нем ничего не знала. А вчера, часов около пяти, по телефону позвонила незнакомая женщина и сказала, что Зворыкина уехала к мужу в Америку и больше в Россию не вернется.

      - Она что, уже вышла замуж за американца?

      - Нет, еще только собирается.

      - А к чему такая спешка с отъездом?

      - Он, этот ее муж, попал в Америке в автокатастрофу, и она поехала…, - Игнатьева тяжело вздохнула, -  Андрей Николаевич, я, правда, больше ничего не знаю! Я вообще подумала, что это какая-то дурацкая шутка.

      Я отпустил следователя и пошел к начальнику РОВД.

      - Сергей Яковлевич, здорово смахивает, что у нас приключилось ЧП районного масштаба.

      - Напился, что ли, кто-то? Или прокурор очередную свинью подложил?

      - Хуже. Следователь Зворыкина сбежала в Америку.

      - Куда, куда!? В Америку? Ты рехнулся, что ли? В какую Америку?

      О побеге Зворыкиной мне придется рассказывать многим лицам, и все они, как один, будут переспрашивать: «Куда сбежала, в Америку?». Вопрос «зачем?» всегда будет только вторым. Интересно, если бы Златовласка уехала в Израиль или Перу, порядок вопросов изменился бы или нет?

      Рассказав начальнику сногсшибательные новости, я предложил ему пойти к генералу вдвоем.

      - Я не пойду, - сразу же открестился он. – Твоя сотрудница, ты и отвечай за нее.

      - Она моя сотрудница всего три месяца, а вы начальником райотдела пять лет.

      - Ничего не знаю! Я с этим психопатом лишний раз встречаться не хочу. Иди один.

      Разузнав, что генерал сегодня весь день будет на месте, я поехал к нему на прием.

      Ждать вызова к Гордееву мне пришлось больше часа – у него проходило совещание.

      «Это хорошо, что у генерала совещание идет. Сейчас он на них все зло сорвет, выдохнется, и мне меньше достанется. Главное -  не дать никому вперед себя проскочить, а то он сил наберется, и тогда держись! В гневе Гордеев страшен и непредсказуем».

      - Что у тебя? – генерал, отчихвостив участников совещания в хвост и в гриву, пребывал в фазе упадка внутренней энергии.

      - Виктор Сергеевич, у меня сотрудница в Америку сбежала.

      - Куда, куда? – о порядке вопросов я уже говорил. – Ты охренел, что ли?

      Через пару минут в кабинете появилась помощница генерала по кадрам с личным делом Зворыкиной.

      - Из твоего рассказа я понял, - подытожил Гордеев, - что ты и сам толком не знаешь, куда она подевалась. Возможно, твою сотрудницу убили из корыстных побуждений, а возможно, она покинула территорию России. Ничего неизвестно, одна муть…. Значит, так, передашь дела своему заместителю, а сам, слышишь меня, Коршунов, сам лично займешься расследованием ее побега. В понедельник утром я жду тебя с обстоятельным докладом. Думаю, три дня тебе хватит.

      Из трех дней два выпадали на выходные, но это ерунда. Главное, что вообще срок дал разобраться, что к чему.

      - Ольга Григорьевна, - обратился генерал к кадровичке, - мы когда должны спецсообщение в Москву направить, когда проведем внутреннюю проверку или немедленно? 

      - Виктор Сергеевич, - всплеснула руками помощница, - мы же не знаем, где она, в Америке или в деревне у бабушки! Зачем мы будем в Москву что-то сообщать? Давайте ее уволим за прогул, а там она пусть куда хочет, туда и едет – хоть в Америку, хоть в Магадан.

      - О, дельная мысль! Коршунов, напиши рапорт от вчерашнего числа, а я ее сегодняшним приказом уволю. Молодец, Ольга Григорьевна! Учись, Андрей Николаевич, как надо работать! А то пришел, нюни распустил, сотрудница сбежала…. Послушай, она, часом, с собой пару уголовных дел не прихватила?

      У меня в душе похолодело. Поспешив с докладом, я не проверил наличие дел в сейфе у Зворыкиной. Если она, желая напоследок плюнуть в нас всех, выбросила уголовные дела на помойку, то это катастрофа в квадрате. Этого я скрыть никак не смогу.

      - Дела на месте, - заверил я.

      - Приедешь в отдел, еще раз все проверь и мне перезвони.

      В отделе кадров я изучил личное дело Зворыкиной, переписал данные ее родственников.

      - Как ты думаешь, она правда в Америку сбежала? – спросила меня на прощанье кадровичка.

      - Думаю, что да.

      - Мать его, понаберут проституток в милицию, потом не знаешь, что от них ожидать! Предшественнику твоему я говорила: «Не будет с нее толку, не бери ее следователем, пускай в штабе сидит, бумажки перебирает!». Нет же, блин, захотел приблизить к себе красотку златокудрую! Кобель похотливый. Отдувайся теперь за него.

      - Ольга Григорьевна, а как она вообще в следствие пролезла без юридического образования?

      - Как пролезла? Как все, на заочном училась. Ей, кстати, в этом году летом диплом получать.

      - Похоже, уже не получит. Да и зачем ей наш диплом в Америке? С нашим высшим образованием там только посудомойкой работать, больше никуда не возьмут.

      Вернувшись в отдел, я вызвал Волгина.

      - Найди слесаря, надо вскрыть замок на сейфе Зворыкиной.

      - Андрей, какой еще слесарь! Где ты видел, чтобы слесаря замки на сейфах вскрывали, в кино? Откуда у наших слесарей отмычки? Но ты не волнуйся. Пока тебя не было, я уже вызвал специалиста по вскрытию замков. 

      Специалистом оказался пропитый мужичонка с татуированными кистями рук. У нас на глазах он разжевал пластик жвачки, вставил его в замочную скважину, дал затвердеть и простой канцелярской скрепкой открыл сейф.

      - Замочек теперь придется поменять, - авторитетно заявил специалист.

      - Поменяем, - я вытащил дела из сейфа, пересчитал, сверил со списком, повеселел и пошел докладывать генералу.

      Волгин догнал меня в коридоре.

      - Андрей, я ему за работу литр водки пообещал. Дай ключи от гаража, я больше двух бутылок не возьму.

      В нашем гараже, в отдельной опечатанной секции, стояли сто ящиков «паленой» водки, представляющей из себя кустарного розлива смесь питьевого спирта с водой. Водка эта была изъята у азербайджанца по фамилии Алиев, который, естественно, заявил, что все сто ящиков привез ему на хранение земляк, имя которого он запамятовал. Ситуация с изъятым алкоголем сложилась патовая. С одной стороны, состав преступления налицо: есть заключение эксперта, что вся водка поддельная. С другой стороны, и это все прекрасно понимали, виновный в изготовлении «паленки» не будет найден никогда. Вокруг материала об изъятии водки уже месяц шел перманентный спор: начальник службы БЭП требовал возбудить уголовное дело, я же категорически отказывался (у наших служб были разные показатели оперативно-служебной деятельности). Пока мы с начальником БЭП перепирались между собой, водка из опечатанной секции таинственным образом улетучивалась. В последний раз, когда я открывал гараж, три ближайших к входу ящика были наполовину пустыми. Сдается мне, что если изъятая у Алиева продукция простоит у нас еще полгода, то от нее одна тара останется.

      Вечером я собрал соратников на совещание.

      - Григорий, готовь машину, завтра рано утром выезжаем в Новосибирск. Тимофей, ты едешь со мной, будешь на подхвате. Игорь, - я обратился к своему заместителю, - на тебе все хозяйство. Нас до понедельника не ищи.

      В пятницу, к обеду, мы были в столице соседней области.

      Судья новосибирского военного суда Зворыкин принял нас в своем рабочем кабинете. Бывший муж Златовласки был невысокого роста, смугл, черноволос. Как солидный мужчина, он носил аккуратную бородку и усы.

      - О, - увидев его, воскликнул я, - у вас, военных судей, бороду носить разрешается?

      - Мне, - улыбнулся Зворыкин, - по сроку службы положено.

      Психологический контакт был установлен.

      - Что вам сказать, коллеги, - выслушав меня, судья угостил нас сигаретами, пододвинул пепельницу. – Я, честно говоря, ничем не могу вам помочь. В последний раз воочию я видел жену, когда она с вещами покидала мой дом, то есть одиннадцать лет назад. С тех пор мы не виделись ни разу. Мы даже разводились заочно, через адвокатов. Насчет бывшей дочери могу сказать, что я подписал ей разрешение на выезд за границу, но куда она выезжает и зачем, не интересовался.

      - Бывшей дочери?

      - Я враг условностей и в быту, могу позволить себе называть вещи своими именами. Ребенок, который вырос без твоего участия, – это чужой ребенок. Формально, по крови, Юля моя дочь. А если не кривить душой, какая она мне дочка, если я не представляю, как она сейчас выглядит, где учится и чем занимается?

      - Скажите, если не секрет, в чем была причина вашего развода?

      - Какой же секрет, расскажу! Вы знаете теорию «людей-огурцов и людей-цветов»?

      Я согласно кивнул. Тимофей, проинструктированный не удивляться ничему на свете, сделал вид, что понимает, о чем идет речь

      - Я, - судья ткнул себя пальцем, - такой типичный, ядреный «огурец». Она же классический «человек-цветок». Когда мы познакомились, ей было 17 лет. Практически сражу же мы стали жить вместе. Поначалу ее причуды я не воспринимал всерьез, относил их на счет ее молодости, романтической натуры. Но годы шли, и мне все это стало надоедать. Представьте, я прихожу с работы уставший, морально выпотрошенный. У меня одно желание – покушать и лечь спать. Но любимая жена не сподобилась приготовить ужин! Она, видите ли, была занята «делом»: целый день подбирала на гитаре аккорды понравившейся песенки и совсем забыла, что она не бард, а домохозяйка. И чем дальше, тем было только хуже: пуговицу пришить – самому, рубашку погладить ей некогда, за дочкой в садик идти тоже мне. Потом у нее появились друзья маргинального типа: небритые мужчины запущенной наружности, прокуренные женщины с осипшими голосами. Жена уверяла меня, что они цвет творческой интеллигенции Новосибирска: поэты, музыканты, художники. Возможно, эти люди и были эстетствующей интеллигенцией, только меня от их бесконечных разговоров на богемные темы с души воротило. Представьте: я в то время, работал следователем военной прокуратуры. По роду службы день-деньской допрашивал дезертировавших из части солдат: немытых, нечесаных, одетых в гражданскую одёжку с чужого плеча. Представили мой контингент? А теперь войдите в мое положение. Я прихожу вечером домой и вижу у себя на кухне точно такие же рожи, которые пьют с моей женой вино и рассуждают о творчестве Галича-Шмалича и прочей никчемной дребедени. Через пять лет после рождения дочери мое терпение лопнуло, и мы расстались. Теория «огурцов и цветов» оказалась верна.

      - А как ее родственники отнеслись к вашему разводу?

      - Теща была только «за». Отца у нее не было. Бывшая теща, скажу вам, еще та штучка! Будете с ней общаться, сами убедитесь.

      - Последний вопрос. У вашей бывшей супруги всегда были такие необычайные волосы? Они же натуральные, некрашеные?

      - Волосы – это ее достояние. Они-то, родимые, в свое время и сбили меня с пути истинного.