Проза

 

 

 

Хомяков позвонил на другой день.

      - Андрюха, обалдеть! Я ничего не понимаю. Я разговаривал с его начальником отряда, с операми в зоне. Они говорят, что первые годы в колонии Ян бунтовал, несколько раз в карцере сидел, а потом его как подменили. Без всякой видимой причины он вдруг присмирел, стал посещать школу и успешно окончил ее. Работал на производстве, освоил несколько профессий. В последнее время был заведующим библиотекой. Ты представляешь Яна, выдающего зекам книжки? Бред какой-то!

      - Кто были его друзья? Что он планировал после освобождения?

      - Друзей не имел. После освобождения собирался вернуться домой и устроиться на работу…. Андрей, я как не верил ему, так и сейчас не верю. И ты не верь. Темнит он что-то, маракует. И еще, его настольной книгой в зоне был «Граф Монте-Кристо». Может он, клад где-нибудь закопал?

      - Ерунда. После барона наследства не осталось. А если где-то и есть клад, то для того, чтобы его откопать, грамоте учиться необязательно.

      - Андрей, я выловлю его и посажу до наступления весны. Два месяца мне вполне хватит.

      К стыду своему, несмотря на предупреждение, я попал в облаву прямо на следующий день.

      Вечером, идя из офиса домой, я услышал оклик:

      - Гражданин, одну минуточку, подождите!

      Ко мне подошли два патрульных полицейских.

      - Здравствуйте! Сержант Петров. У вас есть при себе документы, удостоверяющие личность?

      - Естественно, нет. Кто же с собой документы носит? А что случилось, вы меня в чем-то подозреваете?

      - Вы нарушили областной закон о запрещении курения табака вблизи остановок общественного транспорта.

      Я посмотрел по сторонам – никакого остановочного павильона рядом не было.

      - И где же остановка? – с вызовом спросил я.

      - Вот! – сержант указал на столб. – Областной закон распространяется как на стационарные остановочные пункты, так и на специально установленные дорожные знаки.

      До знака на столбе действительно было метров семь. Формально закон я нарушил.

      - Согласен, знак стоит. Но, как бы я ни шел по тротуару, я никак не могу пройти от знака на расстоянии 15 метров. Через десять метров кончается тротуар и начинается сугроб. Мне что, надо было по сугробу лезть?

      - Вам надо было не курить или обойти знак по дворам, а не вдоль дороги.

      - Погодите, я что, теперь должен идти по тротуару и рассматривать столбы?

      - Вы должны не нарушать областной закон. Гражданин, вы пройдете с нами для составления протокола или нам вызвать наряд и отправить вас в районный отдел полиции?

      Спорить было бесполезно. Эти бравые ребята пришли на службу в полицию не для защиты прав граждан, а чтобы получить хорошо оплачиваемую работу, гарантированную пенсию через 20 лет, положение в обществе и власть. Власть над всеми, кто не имеет погон или депутатского мандата в кармане.

      Как овца на заклание, я пошел за угол дома, где притаился полицейский автобус. По дороге нам повстречались двое ободранных бомжей, мирно смоливших прямо у остановки.

      - Скажите, а вот этим двум господам можно курить где угодно?

      Сержанты поморщились:

      - Закончим с вами, займемся ими.

      Ага, займутся! В лучшем случае прогонят от остановки, а в худшем - оставят, как приманку.

      В автобусе несколько полицейских составляли протоколы на таких же бедолаг, как я.

      - У вас есть при себе документы? Нет? Назовите свои анкетные данные, мы проверим их через дежурную часть.

      По радиостанции полицейские сверили мои данные и дали подписать протокол о штрафе в полторы тысячи рублей. Штраф совершенно ни за что. Но меня успокаивало, что материального ущерба я не понесу. Еще перед увольнением из полиции на всякий случай я наизусть выучил биографию некого господина «К», моего ровесника. Получив уведомление о штрафе, господин «К» на меня не обидится. Он уже несколько лет, после страшной автокатастрофы, ни на кого не обижается. Даже на своих родственников, которые держат его по полгода в психбольнице.

      Странные законы о борьбе с курением, на мой взгляд, породили в обществе больше скрытых врагов государства, чем все иностранные спецслужбы вместе взятые. Законы о борьбе с курением низвели на положение граждан второго сорта 40 процентов мужского населения страны. Я сомневаюсь, что эти граждане «второго сорта» выйдут на митинг отстаивать свои права или начнут расписывать стены домов антиправительственными лозунгами. Пока не начнут. А вот когда грянет в стране настоящая беда, они будут иметь полное право сказать:

      - Э нет, ребята! Пусть в окопы останавливать вражеские танки идут вначале граждане «первого сорта», некурящие. А мы, дефективные, в сторонке постоим, посмотрим, чем дело кончится.

      Или ничего второсортные не будут говорить, а просто увильнут от мобилизации или трудовой повинности. Как государство к ним, так и они к государству.

      Придя домой, с досады я выпил сто граммов и успокоился. Плетью обуха не перешибить. Впредь осторожнее буду.

      - У тебя что-то случилось? – спросила жена, входя ко мне на кухню.

      Я рассказал ей историю Яна Лебедева.

      - Скажи мне, как человек, который не имеет к цыганам предвзятого отношения, он сможет вырваться из родового круга или нет?

      - Предположим, что Лебедев действительно решил начать новую жизнь. Тогда ему нужна русская женщина, никоим образом не связанная с цыганами. Еще желательно, чтобы его она считала за кого-то другого по национальности: за татарина или за шорца. Представь, он, пока сидел в зоне, стал переписываться с женщиной из деревни. Наплел ей про тяжелую жизнь и все такое, надавил на жалость, пообещал верной любви до гроба. В деревнях мужиков не хватает, так что жену он по переписке найдет.

      - Погоди, теперь я дальше сам доскажу. Ян оформляет себе паспорт и едет к «заочнице». В паспорте национальности нет. Фамилия и отчество у него русские, имя – не понять какое. Ну да, пока он не столкнется с соплеменниками, инкогнито ему обеспечено.

      Лебедев пришел в пятницу, принес фотографии и справки для оформления паспорта.

      - Послушай, Ян, - спросил я его, - а почему ты не освободился условно-досрочно? Почему руководство колонии не вышло с ходатайством о твоем досрочном освобождении?

      Он криво ухмыльнулся.

      - Андрей Николаевич, они-то вышли, а вот в комиссии по УДО освобождение сходу зарубили. Как увидели в бумагах, что я цыган, да еще судимый за наркотики, так сразу же отказали. Мол, нет никакого смысла цыгана-наркоторговца на свободу раньше времени отпускать, все равно возьмется за старое. Начальник колонии второй раз посылать документы не стал, а предложил мне, в качестве поощрения, любую должность в зоне. Я выбрал библиотеку.

      - Если не секрет, Ян, твой любимый литературный герой – граф Монте-Кристо?

      - Мой любимый литературный герой, Андрей Николаевич, это аббат Фариа, сокамерник Эдмона Дантеса. Аббат Фариа, как и я, находился много лет в заключении, но не пал духом и занимался самосовершенствованием. У аббата есть чему поучиться. А вот Эдмон Дантес, он же будущий граф Монте-Кристо, это герой для обиженных людской несправедливостью подростков. С него не в чем брать пример. Он слабохарактерный. У нас, в зоне, он бы не выжил.

      Я несколько смутился такой оценке персонажей Дюма и перевел разговор на другую тему:

      - Ты где жить планируешь, Ян, не в ауле же?

      - Пока у себя поживу, а там посмотрим. Когда паспорт будет готов?

      - Я думаю, в конце января, не раньше. Сам понимаешь: Новый год, праздники, все отдыхают.

      - Пусть отдыхают, я не спешу.

      - Ян, а ты себе бабенку себе никакую не присмотрел?

      - Из наших, что ли? Никого в городе не осталось.

      - А русская что, не подходит?

      - Русской я не подхожу. Нация не та, опасная.

      - А ты не говори, что ты цыган. Кто знает, кто ты по нации? В паспорте же нынче нет графы «национальность», а фамилия, имя, отчество у тебя русские. 

      - Фамилия-то русская – морда цыганская.

      - Трудно, однако, с тобой стало разговаривать, на все у тебя ответ заготовлен. Чувствуется, не зря ты библиотекой заведовал. Вот еще что, Ян, если придет участковый и спросит….

      - Он больше не придет, - многозначительно улыбнулся цыган.

      Понятно, откупился.

      Оплатив мне остальную часть работы, Лебедев ушел. Больше я его никогда не видел.

      Новогодние праздники пролетели, оставив чувство зря потраченного времени. Всегда на Рождественские каникулы планируешь переделать кучу нужных и полезных дел, но ничего в итоге не делаешь. Обычные выходные проходят гораздо эффективнее.

      В первый же день, на работе, меня ждал сюрприз. Со мной конфиденциально захотел пообщаться владелец бара «Нева».

      - Андрей Николаевич, тут такое дело, у нас Алик пропал. Не знаю, заявлять в полицию или нет. Вы, как человек, сведущий в таких делах, подскажите, что нам делать?

      - Значит, так, - от жесткости в моем голосе хозяин бара выпрямился за столом, словно я начал допрашивать его. - У вас без трудового договора, за хлеб и кров, работал некто. Как его настоящие фамилия и имя, вы не знаете. Кто он по национальности, где раньше жил и чем занимался, вы так же не знаете. Вполне возможно, этот человек – опасный преступник, скрывающийся от закона. А может быть, он иностранный разведчик, таким хитрым методом легализующийся на территории России. Так в чем вы хотели покаяться перед властями?

      - Слава богу, что я с вами посоветовался, а то наматывал бы сейчас сопли на кулак. Мне что говорить, если спросят?

      - Скажите примерно так: по доброте душевной мы приютили бродягу. На нас он не работал, а так, помогал по хозяйству. На работу мы его без документов устроить не могли, вот он и ушел искать другое место.

      - Вообще-то, паспорт у него был, но что в нем написано, я не смотрел.

      - А когда он исчез?

      - По дням получается, сразу же после Нового года. Спасибо, Андрей Николаевич, выручили!

      Еще через день меня вызвали к следователю.

      - Андрей Николаевич, вы были одним из последних, кто видел Лебедева Яна Борисовича. Что вы можете сказать о нем? Он злоупотреблял спиртным? Чем собирался заниматься?

      В последнюю нашу встречу Лебедев был гладко выбрит, без малейших признаков похмелья. Но следователю я сказал совсем другое: мол, в каждый свой визит Ян появлялся с глубочайшего бодуна.

      - Вам знаком этот предмет? – следователь выложил передо мной золотую цепочку в целлофановом пакетике.

      Я достал цепь, прогнал через пальцы и положил обратно.

      - Данную золотую цепочку я дважды видел надетой на Лебедеве Яне. На мои вопросы Лебедев пояснил, что данную цепь он никогда в жизни с себя не снимал и не мог бы снять, так как она не имеет застежки. Теперь поясните мне, что произошло?

      - В ночь на 9 января в доме, где проживал Лебедев, случился пожар. По предварительным данным причина возгорания – неосторожное обращение с огнем. Судя по всему, Лебедев лег пьяный спать и не закрыл дверцу у печки. Дом сгорел дотла. Труп Лебедева так обгорел, что мы смогли опознать его только по этой цепочке.

      - Вы сняли эту цепь с трупа?

      - Ну да, раскусили щипцами и сняли. 

      - А его сестра, она не пострадала при пожаре?

      - Лебедев жил один в доме и никого к себе не пускал. Андрей Николаевич, а он что, действительно хотел устроиться на работу?

      - Откуда же я знаю, что он хотел! Я ему паспорт помогал восстанавливать, в остальные жизненные планы он меня не посвящал. Да и какой с него работник, если он всю жизнь или наркотиками торговал, или в зоне сидел? Если я все правильно сопоставляю, то Лебедев с самого момента освобождения ни дня трезвым не был. Разве человек, который хочет начать новую жизнь, работать, будет так поступать?

      - Да,  да, вы совершенно правы. Какой с Лебедева работник!

      На этом проверка материалов по факту ненасильственной смерти гражданина Лебедева Я.Б. была закончена, материал списан в архив.

      В субботу дети с утра ушли на учебу, предоставив нам с женой нечастое время пообщаться наедине.

      - Андрей, а как ты догадался, что труп в сгоревшем доме – это не Лебедев?

      - Цепочка, вся суть в ней. Когда я ощупывал ее на шее у Яна, то поверхность цепи была совершенно гладкая, без рубцов. Та же самая цепь у следователя имеет крохотный шов. Отсюда вывод: эту цепь дважды разрезали. В первый раз ее  раскусили и аккуратно запаяли. Второй раз цепь перекусывали уже на трупе и естественно, в другом месте. Визуально место нового соединения практически не видно, а вот пальцами оно прощупывается. Теперь мораль: Ян сказал, что с живого с него эту цепь никто не снимет, значит, снял ее сам.

      - И ты решил никому об этом не сообщать?

      - А в честь чего я должен делиться своими выводами с властями? У меня с государством был договор: я 20 лет добросовестно служу ему, а оно мне за это по окончании контракта платит пенсию. Срок договора закончился, стороны обязательства выполнили. На мне нет сейчас погон, и я не обязан действовать, как полицейский. Я – частное лицо, обычный гражданин, который должен в своих действиях руководствоваться не уставом, а чувством гражданского долга. Так вот, я плевал на этот самый гражданский долг! Если государство считает меня гражданином «второго» сорта, то пускай оно, разлюбезнейшее государство, как-нибудь обойдется без моих познаний в криминалистике. В конце концов, Лебедев мне штраф за то, что шел с сигаретой по тротуару, не выписывал.

      - Андрей, в тебе говорит чувство обиды.

      - Отнюдь! Я не в обиде на государство, я просто не желаю ему помогать.

      - Ужас, я не узнаю тебя! Ты решил оставить убийцу на свободе? А как же справедливость?

      - Лена, о какой справедливости ты говоришь? Государство накручивает цены на сигареты и цинично заявляет, что вырученные средства пойдут на помощь малоимущим семьям. Все цыганские семьи, с которыми мне доводилось сталкиваться, официально малоимущие и многодетные. Это им, Лена, пойдут мои деньги. У них каждая вторая женщина мать-героиня, ни разу ни дня нигде не работавшая. И потом, мои деньги – это деньги моей семьи, деньги наших детей. Почему я должен спонсировать кого-то, обделяя собственную семью?

      - Успокойся, расскажи лучше, как там все было?

      - В колонии Ян понял, что выбор у него не велик: или он всю оставшуюся жизнь будет скитаться по зонам, или вырвется из родового круга и превратится в другого человека. Вырваться из круга он сможет только при одном условии – полностью разорвав все связи с цыганами, бросив всю родню и начав жизнь заново, с чистого листа. Чистый лист для него – это паспорт подходящего по возрасту и национальности человека. Например, такого, как Алик, которого в случае исчезновения никто искать не будет.

      - А ты?

      - Я был нужен Яну только для опознания цепи. В нашу первую встречу он чуть ли не до пупа расстегнул рубаху, чтобы я обратил внимания на цепочку. Продемонстрировав мне цепь, которую нельзя снять, не разрезав, он пошел в бар, где изобразил, что напился с одной кружки пива. Там же он заприметил Алика. У Яна глаз на маргиналов наметанный, он сразу же понял, что Алик по всем статьям подойдет ему для будущей пьесы. Примерно через день или через два Ян пришел после закрытия «Невы» к Алику, познакомился с ним, втерся в доверие. В новогоднюю ночь он пригласил Алика к себе и – или отравил его героином, или напоил до бесчувствия и бросил замерзать на морозе около дома….  Пожалуй, отравил. Я бы на его месте отравил, а то при вскрытии выяснится, что потерпевший умер от переохлаждения, и вся затея с пожаром рухнет. Итак, мертвого Алика он оставляет на несколько дней во дворе, убеждается, что его никто не ищет. Замерзший труп он заносит в дом, снимает цепь с себя и запаивает ее на Алике.

      - А как он…

      - Лена, не спрашивай меня, как он это сделал! Я не силен в ювелирном деле и никогда не интересовался пайкой золотых цепей. Одно тебе могу сказать, на мертвом человеке можно при пайке цепи не бояться, что прожжешь ему кожу. Не забывай, Ян восемь лет просидел в колонии и мог за это время познакомиться с хорошим ювелиром, который посвятил его в тонкости своего ремесла. У Яна несколько лет была под рукой целая библиотека, в которой он не только Дюма читал. Кстати, на счет аббата Фариа я ему сразу же не поверил. Он не аббатом себя мнит, а графом Монте-Кристо, который свою карьеру начал с подмены трупа. Ну вот, в принципе и все. Ян сжигает дом и сжигает за собой мосты. Он, как саламандра, умывается огнем и выходит из пламени преображенный. Не пройдет и месяца, как у него на руках будет выданный в законном порядке паспорт с его фотографией, но на имя покойного Алика.

      - Так просто новый паспорт сделать?

      - Раз плюнуть. Я знаю, по крайней мере, три способа, как превратить чужой паспорт в свой. Думаю, Лебедев знает не меньше.

      - Ты даришь ему свободу?

      - Отчего бы нет? Я знаю, как тяжко вырваться из круга. Я каждый раз в «Неве» вижу тех, кто не смог этого сделать, кто не смог войти в колею гражданской жизни и добровольно идет на дно. Но наш круг, по сравнению с цыганским миром, это так себе, детская забава.

      - Андрей, ведь ему, чтобы выжить, надо навсегда бросить всю родню, сестру, племянников…

      - Лена, - я воздел руки к потолку, - он целый мир бросает и уходит в никуда! Он из параллельного мира переходит в наш, и я не тот человек, который будет ему мешать начать новую жизнь. Пусть попробует, может, что и получится.