Проза

       Последняя реальность, что или кто она, моё истинное Я, Само без меня, без пространства и времени, и даже вечности? Тишина пустоты, дыра без полюсов, свёрнутая бездна, тьма, проглотившая свет и саму себя? Знает ли она себя и знала ли когда-нибудь, дано ли узнать и надо ли это ей? Она безымянна, безлика, уничтожена собой, абсолютно пуста и сверх наполнена, до неопределённости. 

       Последняя реальность не хочет себя, там некому хотеть, она отрицает себя, как амальгама, исчезающая в отражениях. Может ли в ней быть какая-либо длительность, относительно чего? Вечность там равна нулю, незаметной смене иллюзий! Она - последняя матрёшка, пустоту не вскрыть. 

     Последняя реальность подобна стеклу между зрителем и спектаклем, фокус взора делает её либо прозрачной, либо зеркальной. Она и пропускает, и возвращает, удваивая иллюзию на созерцающего и сцену. Она - зеркало и окно одновременно, единовечная двойственность, антоним самой себя, как жизнь и смерть. Как ночь, делающая окно зеркалом, и день - зеркало окном. 

   Последняя реальность чиста и тверда, как алмаз, она собирает и отбрасывает весь свет, оставаясь в прозрачной пустоте и зеркальном окружении.  Она, словно тающий лёд, свободна, даже от самой себя, её подлинность - в собственном отрицании.  Именно её неуловимость говорит о её абсолютном присутствии и полной скрытости за вещами, как об истинной основе. Дух, вода и формы - каскад её неизбежного отступничества от себя, они стали её поверхностью - жидкокристаллическим зеркалом,  дышащим, словно вулкан, и повторяющим собой очертания  духа, извивающегося и сияющего над необъятным океаном слепков своих отражений. 

   Последняя реальность - иллюзия иллюзий, она знает об этом, но не может вернуться к себе, ибо неизбежно отражает себя от себя. Не может ослепнуть, потеряться в себе, ведь она - око самой себя, поверхность которого развёрнуто внутрь, у неё, что вверху, то и внизу. Она - не видящий себя глаз, промежуток, которого нет, слияние отражений и духа. В незнании себя - её удел и спасение, хрупкая жизнь и вечное воскресение. 

     Последняя реальность - полуистина, крайность покоя от крайности движения, она существует не существуя. Её не схватить, как не почувствовать, где граница между теплом и холодом, ибо они разные состояния одного и того же.  Она - стремление действия к покою и покоя - к действию, вращение воли, извлекающей и погашающей себя. Она - тишина в центре вихря, источник движения и его завершение. 

     Последняя реальность - перекрёсток всех путей, она бесконечно возвращается к себе, ищет свой дом, обитая в нём. Она отсутствует, как цель, и присутствует, как воля, находит смысл лишь в движении, в потере себя. Всматриваясь в своё пустое лицо, она движется сквозь себя к мириадам собственных масок, в края миров и событий, в сон о других реальностях. Притягивая себя к себе, она не может прекратить смотреть в себя и не находить свою окраину, свой многоликий дух. 

       Последняя реальность жива, как дух, и мертва, как зеркало.  Но, что есть сам дух, испарение амальгамы, мир отражений, память пустоты, бесконечный остаток? Она мыслит себя нами, мы - её иллюзия, утраченное воспоминание, осознание самой себя.  Мы - её разлитое по хрустальным кубкам вино и, подымая каждый, она вкушает себя. 

      Последняя реальность в мыслях свободна от себя, плен снов не так уж тяжёл, как избыток, раздавливающий себя до ничто. Она предпочла вязь миров клубку абсолюта, шёлк иллюзий самой себе, бесконечно смертную жизнь вечно живой смерти. Было бы нелепо застрять навечно в переходе, будучи всем, оставаться всегда ничем. Её двойственность сама проявляет себя, она лишь наблюдает и догадывается о себе. 

   Последняя реальность прячется от самой себя в духе, в мире отражений, а потом идёт на поиски, разрушая собственные иллюзии. Она одной рукой созидает, другой - ломает, извечно ничтожит все свои начинания, стремится и к любви, и к свободе, но не может разорвать себя пополам и тем самым растягивает себя во времени. Её цель - свобода, а путь - любовь, она противоречит самой себе, и между этих полюсов возникает жизнь, хрупкая иллюзия существования, дух движения, стремление в никуда, по сути - топтание на месте. А может, она просто танцует, играя своим избытком, веселится над собой, и в стихиях мы слышим её смех?

   Она никуда не спешит, и поэтому ходит кругами, её винтовая лестница замкнута в кольцо, а кольцо изогнуто в лабиринт, в путь, где выход равен входу, причём на каждом шагу и повороте. Она порождает из себя собственный аттракцион, катается на качелях и горках, ходит в комнаты смеха и ужаса, посещает кукольный театр, иногда простаивает в очереди за билетом в цирк.  Она не нужна себе без развлечений, без театра и актёров, и когда устаёт, обманывает себя надеждой на последнюю, самую трогательную сцену, она не может иначе, лицедейство у неё в крови. Постоянно уворачиваясь от плети бородатого Карабаса, она всё-таки не желает попасть в пустой и мрачный чулан, ей лучше быть Буратино, чем засохшим Древом, свалкой возможностей, последней реальностью.