Проза

 

 

 

Годы летят, а у души будто нет возраста. Так и есть, стареет не сознание, а тело, надо умудриться, чтобы убедить себя в обратном. Пошёл на убыль срок аренды обветшавшего вагона, возможно он только куколка. Нет страха смерти, есть лишь волнение перед взлётом. 

 

  Когда смотришь в ночное небо, на бесчисленные искры света, начинает кружиться голова, словно сознание – скачущий шарик в рулетке, готовый выпасть на какую-нибудь звезду. Кто-то, созрев, а кто-то, засохнув или прогнив, рано или поздно срывается с земной ветви и падает в новый дом, чтобы стать могучим плодоносящим древом или так и не разродиться. 

 

   У каждого зерна и колоса в душе тоска по кругу, так же у человека и бездны. Нет разницы между совершенной полнотой и пустотой, Абсолютом и ничто, они – одно, как чаши песочных часов. Эти две чаши и у нас в голове, в нашем Да и Нет, вдохе и выдохе, в круге и точке восприятия. Что есть наши мысли, как не пересыпание песка памяти, как не желание выстроить очередной замок, мироздание мечты?

 

   Возможно наши ожидания формируются в новую реальность, в будущее нашей души, а может все миры и есть наша душа, бесконечный лабиринт, по которому катится клубок сознания, скручивая нить интуиции. Мы не знаем, катимся или действуем, созидаем или путешествуем, открываем или творим, благодаря тайне бытие бережёт свободу отношения к жизни и миру. 

 

   Судьба – всего лишь камень на перепутье, выбираем дорогу мы, но какая она не знаем, однако перекрёстки есть на каждой, всегда можно свернуть. Костюм душа не выбирает, какое тело досталось, такое и носит, но в её воле запустить его или держать в порядке и даже преобразить, а когда состарится, с достоинством обменять на новый. Кто знает, может душа, в свою очередь, костюм духа, сознания Абсолюта, один из снов Сновидца, а тело – сон души? 

 

  Кажется, кости и камни – доказательство плотности мира, но и они, со временем, обращаются в прах и пыль, гонимые ветром. Выходит, время – самое прочное, устойчивое в мире, но где оно, его нельзя потрогать и попробовать, разве только увидеть его след. А может, наоборот, всё остаётся неизменным, катится лишь сознание по туннелям застывших возможностей, может все события это движущиеся скалы подле плывущего корабля, может, когда спим, смещаемся разумом в памяти, а когда бодрствуем – сознанием в вечности?

 

   Бездна чувствует себя благодаря нашему движению, застыв навечно, она оживает во времени, в клубке наших сознаний. Её бытие в ленте наблюдения, бездна бесконечными мгновениями вытаскивает себя на свет собственного осознания. Мириадами щупалец-сознаний она пытается охватить себя и не может, ибо действие – отрыв от единства, оживая, можно рассчитывать лишь на фрагмент, отрезок вечности. Всё вместе это ничего конкретно, вечность познаётся частями. 

 

  Абсолютное знание – противоречие, всезнающий Бог – только мечта бездны, подвешенная морковка. Бытие – часть небытия, излишек всё содержащей Пустоты, относительное абсолютного, возможность бездны вздохнуть, укатить от себя, стать во времени свободной от вечности. Возможно бездна  для себя – тюрьма, сон без сновидения, жизнь – её побег из ничто, из пропасти Не-я, выброс на спасительные острова Я, на звёзды – уголки жизни во мраке пустоты. 

 

  А может бездна нагло врёт себе, затмевает себя собственной рукой, своим творением? Просто хочет досмотреть неудачно снятый фильм, залезла в старый архив, просматривает черновики, учится на ошибках? В любом случае, ей здесь чего-то надо, в этой юдоли глупости, помрачения и тоски. Может острых ощущений, тотализатора судеб, безумных скачек, иронии и шуток, отдыха от своего величия? 

 

  Кости и камни удерживают тело, чтобы оно не расплылось и не соскользнуло раньше времени в пропасть, не растворилось, словно медуза на солнце. Тело это очередной билет в цирк, чем расплачивается за него душа мы не знаем, и кто отправляет дитя посмотреть на большую черепаху и слонов тоже неизвестно. Нам остаётся лишь созерцать, веселиться или скучать, довольствоваться фейерверками и клоунадой, ждать окончания представления, дабы вернуться домой.