Проза

Приходите ко мне в гости, ледяные гробики, поиграем в веселую игру, попляшем на человечьих костях, на прахе чужом и изгнившем, одевайтесь в одежды нищих, в отрепья, лохмотья, едят что-то людишечки, выискивают на свалке, лучше бы в заду у себя хлеб насущный поискали, может, еще не переварился, лежат в гробах, долго, протяжно, воют потихонечку в темноте зимних ночей, в пустоте холодных дней, выползти хочется из гробов, пробить головкой деревянную скорлупу, липовый кокон постылого существования, бытийные тайны погребенных заживо, отбросов человечьего сообщества, верящих в мудрую волю свыше, лежат, лежат, хорошо лежим? хорошо, лучше не бывает, вьюга трупы заметает, всё упокоено, ноты звучат и длятся большими пустотами, бемолями протяженностей и диезами сумасшествия, молятся неизвестному богу, надеются на спасение свыше, однако пуста земля, помирать придется поодиночке, когда мы станем молодыми, тогда и умрем, мы все умрем в детстве, возвратясь в лоно мертвой матери; на кладбище много гробов, ждут людишечки рождения, тесно лежать в маленьких гробиках, хочется выползти оттуда, увидеть дьяволов свет, узреть истинного бога сего мира, впрочем, тоже несуществующего, за закрывшейся дверью пустота, это значит, что кто-то пришел за тобой, это значит, что теперь ты кому-то пона-на-на-добился, до этого лежал тихо, упокоившись, а тут вдруг и понадобился, осень наступила на кладбище, сбрасывали деревяшки свои листочки на милые сердцу могилки, расплывалась элегическая печаль, похолодало до десяти градусов тепла, пришлось одевать курточку, чтобы гулять по кладбищу, сбрасывали листочки деревья, обнажались в преддверии волшебной зимы с хорошем морозцем, на реке рыбачат, лед проламывается, тонут людишечки, отправляются в царствие небесное, скоро высочайшей аудиенции будут удостоены, радуюсь за них всем сердцем, пусть почувствуют истинную благодать, на кладбище пустынно, нет никого, земля по ночам прихватываемая легким морозцем ждет, ждет, когда припорошит ее снежок, людишки из могилок вылезают обычно летом, зимой и осенью холодно все-таки, лезут дряхлые нагие старики из могил со спутанными волосами и изгнившими отросточками, ничего, после отрастут, будут еще пригодны в деле, нашем деле святом и праведном, бабули с обвислыми грудями лезут на свет, хотят посидеть на чужих отросточках, но внутри все истлело за долгие годы лежания в коконах, вылезет голая бабка, орет благим матом, грудями мотает во все стороны, критически себя осматривает, дольше ей ждать восстановления внутренностей, чем мужику, но уж когда вырастут снова, тут пойдет свальный грех, да и не грех, а всеобщий восторг, усядутся барыни на тросточки, будут охать да ахать, слезами радостными плакать, семя впитывать внутрь, чтобы гробы рожать из пораженного слизью чрева, вырастет гроб в молодой бабенке, родит его, захоронит на ближайшем кладбище, оттуда и ребеночек вылупится через некоторое время, нагими выходят старички из могил, вонь стоит страшная, блеют старички, как козлы старые, несет от них мочой и говном, пропитались сими субстанциями, лежа одиноко в гробике, отхожее место не сумели организовать, всё под себя валили, большие кучи кала накопились в гробах, лопатой за день не вычерпаешь, как они бедные не задохнулись? разложение уже с детства преследует нас, каждый день рождения есть день приближения к смерти, день рождения тождественен дню твоей смерти, выходит старичье на свет, сладко попердывая, вымазанное с ног до головы в липком коричневом кале, все гробы в нем, выгребные ямы, в которых купаетесь с детства, лишаясь девства, очень интересно согрешить, ведь ничего нет, ничего нет, никого нет, пустота, а в гробах много мочи, стекающей по их стенке, орошающей давно немытые тела и призывно просящие уста, старик хочет выпить мочи, ее выделяет его тело и он ее пьет, улыбаясь лишь одними губами, губами, которые еще недавно были гнилыми, теперь же покрывающимися старческой немощью, старец лежал в гробике – это все, что про него можно сказать, про меня можно сказать тоже самое, или не говорить ничего, в любом случае все слова – пиздеж, вначале было слово, но теперь его нету, пошло и повесилось на чердаке, я прочитал отходную, щекоча прелестную пяточке какой-то едва знакомой девице, или уже не девице? да, не девице, она уже успела познать рай, как жалко, что я не стал ее первым учителем, с удовольствием бы ее раздел и занялся обучением искусству любви – самым важному искусству на свете; возлюбите, братья и сестры, друг друга, щекочите пяточки маленьким прелестницам, массируйте их пятые точки, может вам больше повезет, чем мне, старому неудачнику, подымалось из гробов старичье, у некоторых ноги-руки отваливались, смеялись бабульки тихонечко своими беззубыми ртами, прелестными ротиками, покачивали иссохшими головками, смрад шел нечеловечий из них, слишком долго лежать в коконах плохо, когда выползаешь из гроба на свет, то руки и ноги плохо слушаются, иногда даже отваливаются, берут их другие старики, у которых при выползке из гробов руки остались на месте, и привинчивают отвалившиеся части ключами к своему телу, некоторые по полю зимнему ползут без рук и ног, другие же имеют по две-три конечности, быстрехонько бегают старикашки эти, смеются радостно, машут ручонками, весело им, благодать настигла, особенно же любят старички прикручивать к себе чужие отросточки, бойня за это идет великая, многие и падают в бравой сечи за человечью честь и мужское достоинство, но если, кто из стариков и прикрутил себе чужой отросток, то никому не говорит об этом, а то вырвут мужичонки не только чужой, да и свой, не просто вырвут, но с корнем, а, у кого отросточки отвалились, те плачут горькими слезами, воздевая руки к небу, а, у кого нет рук, так те поднимают глаза вверх в немом застывшем укоре, трудно жить мужчине без отросточка и обязанность важную не справишь, желание есть, сила имеется, но твой отросток кто-то другой захватил, паскудник, все ему своего мало; бабоньки с ножиками по полю бегают, чужие внутренности вырезают, у иных то истлели от долгого лежания в гробу, хитры бабищи, ох, хитры, некоторые у мужичков отросточки отрезают и себе прикручивают, двуполыми становятся, человечество прогрессирует, растут люди в духовном и нравственном отношении, усеяно поле родившимися людьми, усеяно поле людьми, вышедшими из гробов, выползшими оттуда, словно ящеры, лягушки, земноводные и млекопитающие, бредет старичье к ближайшему селению, надеется найти там покой и отдохновение от тяжкого труда рождения, сбросили с себя деревянные одежды, снизошло с небес благословение, свершилось превращение гусеницы в бабочку, и пусть бабочка еле волочит тоненькие ноженьки, но благодаря доброму боженьке, скоро она начнет молодеть, почувствует вкус к жизни, когда старичье пришло в селение на берегу неизвестно какой реки, впрочем название этого селения тоже было неизвестно, а имен у людей, живших в селении, также не было, и вообще ничего не было известно о селении и о кладбище, на котором произошло зарождение новой благословенной жизни, то жители селения нерадостно встретили родившихся, еще бы: такую ораву надо накормить, спать положить, а многие под себя ходят, все простыни изгадят, кряхтело старичье, затекли изношенные косточки, но законы гостеприимства необходимо выполнять, поэтому после продолжительных косых взглядов увели дедов и бабуль по разным домам, однако не все из них дожили до утра, одни умные хозяева насыпали в похлебку яда, другие мудрецы схватили среди ночи вилы и выпустили душонку долгожданным гостюшкам, после же рубили тела на части, чтобы после приготовить для дворовых собак хорошее мясное блюдо, немногие старички дожили до утра, некоторые из выживших не досчитались ручек, ножек, у иных злостными негодяями с парой чавкающих губ были похищены самые ценные предметы коллекции – отросточки, причем некоторые из отростков выкручивались гаечными ключами, другие же рубились топором, тревожная ночь была для старичья, многие глазенок не смыкали, но что могли поделать дряхлые старички против мощных, в самом расцвете сил, мужиков, которые с удовольствием либо прикручивали себе отрубленные отросточки, либо бросали их в суп, дабы увеличить свою мужскую силу, сильно поредело старичье на рассвете, многих не досчиталось в своих дряхлых рядах, горькими слезками заплакали старички, но делать было нечего, такова участь родившихся: умирать с самого рождения, с самого рождения до смерти, которая наступит в материнской утробе, старики продолжили начатый путь, поблагодарив селян за прекрасный прием, неименованные поселяне убили около 80 процентов старичья, вступившего в село прошлым вечером, это не так уж и плохо, в иной раз и всех перебивали за ночь, веселое это развлечение, тем более, что никто из стариков не может оказать сопротивления добрым молодцам: слишком стары, убивают всех, радость стоит на селе, когда умирают родившиеся, праздник великий и светлый, озаряется ночь огнями, факелами, скачут молодцы на конях, волочат по земельке обмочившихся от страха старичков, некоторые из молодых парней и старушек насилуют, познают немощную плоть, еще недавно тлевшую в гробу, чувствуют к ней непреодолимое влечение, распухание того, что внизу, старушечки тоже не против помиловаться с милками, приобрести необходимую в сих делах практику, хохочут старушки беззубыми ротиками, облизываются язычками по своим губкам, течет по губам и в рот попадает, напоили их добрые молодцы живой водой, живительной влагой, молодеют стремительно старушки от проглоченного семени, старички им в подметки не годятся, радуются старушки освобождению от кокона, милуются с парнями, правда, иные из них свою честь старушечью защищают, а парни тех насилуют, вразумляют старушечек длинными отросточками, после прекрасного приема, устроенного родившимся в селении, продолжило путь старичье, брело оно по полям, поля разверзались необычайные, как бездны, полевые злаки вовсю колосились, летали птицы на ними, сопровождая в долгом тяжелом пути, брело старичье и молодело, стрелки крутились не по-часовому, стрелки крутились в обратной направлении, наоборот, старичье шло задом наперед, силы у стариков прибывало, кто-то уже заигрывал с молоденькими старушками, предлагая отойти в кусты, и совершить хорошее дело, полезное отчизне, церкви и самому себе, некоторые из старушенций соглашались, шли со старичками в кусты, слышались стоны и всхлипы, проливалось семя на землю, земля иссохшая, давно не поливаемая дождевой влагой, трескавшаяся, увлажнялась белесоватой жидкостью, расцветали новые восхитительные кусты на месте старческих соитий, радовались старички обретенной жизни, и лишь те, у кого не было отросточков, молчаливо держались в сторонке, все больше и больше расцветало кустов по мере следования торжественной процессии, старичье, еще недавно кряхтевшее при малейшем движении, шло достаточно быстро, пересекая необозримые луга, луга зеленые, цветущие всеми цветами и всеми стихами, радостно бытие, когда молодеешь, когда твое тело полно сил, когда можешь приударить за молоденькой бабеночкой, поласкаться с нею в кустах, птицы летали и пели, слагая веселящую душу песню о радости жизни, жизни бескрайней и бесконечной, молодели старички не по дням, а по часам, у многих начали расти отрубленные ранее отросточки, радовались мужички, как малые дети, впрочем, они и были детьми, бегали по полям, хватали бабенок за юбки, устраивали прелюдии и интермедии, заканчивалось все действо поистине симфоническим размахом страстей и рвущимся ввысь экстазным финалом, стремительно наступала молодость у старичков, многие бросали путешествовать, оседали в городах или деревнях, встреченных на пути, строили дома, обзаводились семьями, сажали деревца, чтобы они превратились после в могучие шумящие деревья, молодые женщины рожали деревянные гробы, чтобы после из их коконов прорывались к свету всё новые и новые люди, многие из родившихся переживали настоящий рассвет: соитий было как никогда много, сыновья и доченьки еще лежали в гробах, не прорвавшиеся на свет, хорошо им было, старичкам, в уютненьких гробиках, отцы и матери подходили к могилкам, утепляли их различными подсобными средствами, чтобы дитю не было холодно во время длинных морозных ночей, снег выпадал и пел прекрасные песни старичкам, лежавшим в могилах, старички еще не были готовы к выходу в свет, но они спешно готовились, заживала гниющая плоть, обрастали кости сырым мысом, смрад понемногу рассеивался, улетучивался через вентиляционные отверстия гробов, сладко лежать в гробиках, видя чарующие зимние сны, поет метель отходную, но в то же время она проповестница новой жизни, жизни воскресающей, жизни рождающейся, вылезающей из деревянных коконов, укутанных в землю, сырую землю, звонят колокола, лежат старички в гробиках, ждут час своего рождения, вылезания из гробиков, поистине волшебен кокон, в который завернут старый человек, он хранит его от бурь и невзгод необъятного житейского моря, лежит человечек в гробике, на свой домик не нарадуется, а по земле ходят батюшка и матушка, ходят, ласкаются в кустиках, теперь они уже не старички, они молоды, быстры, проворны, мне еще рано выходить из гробика, слишком стар и немощен, на части развалюсь при выползании: руки, ноги, голова, отросточек, бренное туловище –  поодиночке лежат эти части тела, не скрепленные объединяющей идеей – человечьим духом, распадется на составные части плоть, на различные винтики, механизмы, шестеренки, которые крутятся, вертятся непрестанно, нет, надо лежать в гробу и ждать исчезновения в утробе своих родителей, тогда можно и выползти из гробика на свет, а пока рано, вон из соседского гробика выполз человечек раньше срока и развалился на части, но недолго он пролежал в таком состоянии, быстро мужички набежали с гаечными ключами, а для головы газовый прихватили, теперь один мужик ходит в деревне с двумя головами, нет, уж полежу я покамест в гробике, а там видно будет, скоро и моя очередь придет; молодели стремительно парни и девицы, в детишек резвеньких превращались, детишками маленькими становились, играли в детские игры, девочки любили куколок, баюкали их, наряжали в красивые одежды, сидели куколки неподвижно, молча хлопали глупенькими глазками, ресницы у куколок подведены черной игрушечной тушью, играют девчата – не наиграются, скоро спать ложиться, баю-бай, ты, дите, засыпай, придет маленьких волчок, хвать девчушку за бочок, мальчики любили военные игры, бегали с деревянными сабельками, кричали восторженно, беря неприятельские крепости, на поверку оказывавшимися грудой наспех собранных камней, но для ребят это была истинная вера, дрались ребятишки часто, в кровь дрались, кровушку выпускали друг другу, отросточки уменьшались, уже не нужны были они для валяния в кустах, теперь только по-маленькому ходить требовалось, наступило детство, тянулись в чрево матери дети, готовились к переходу в загробный мир и последующее рождение на принципах революционного духа, веселы были ребятишки, хорошо в детстве, проблем меньше, с девчушками целуешься, а мыслей грязных уже не возникает, отмирает целая жизнь со всей ее сложностью и противоречивостью, тянешься в чрево матери, ноженьки маленькие-премаленькие, рученьки малюсенькие-премалюсенькие, уже и ходить разучился, ползаешь по полу, и говорить тоже не умеешь, совсем-совсем, мычание из уст выходит, но устами ребенка глаголет истина, и вот она явилась миру в последней инстанции, как произвольный набор звуков, лепетание сонного ручья, трели влюбленных соловьев, может подобное и подразумевается, когда ходишь под себя в постельке, пеленки перепачканы желтой мочой и коричневым калом, лепечешь нечленораздельное и кричишь, войти хочешь головкой в утробу матери, которая после родит тебя в виде гробика, а в гробике ты будешь лежать уже старичком, тлеющим и гниющим, от тебя будет исходить чарующий аромат разложения, прелестный запах прелости, и когда преют яблоки в саду, они падалицы, они сгнили, в них возятся белые черви, пытаясь найти что-то съестное для себя, черви роются, трутся в яблоке, впитывая в себя его гниль, его волшебный запах, но в то же время и мы, зарываясь в материнскую утробу, становимся похожими на червей, мы тремся в животике матери, как паразиты высасываем из нее жизненные соки, ее тошнит по утрам, а однажды спустя какое-то время она рожает деревянный гробик и смиренно радуется наступившему событию, гробик закапывают в землю, с лежащим в нем старичком, разложившийся старичок до слез рад лежанию в земле, на свете счастья нет, но есть покой и воля, и этот покой он, разложившийся, обретает в сырой земле, которая родит нас повторно, когда мы перестанем разлагаться, ведь человек не может вылезти из гроба, пока он не получит от господа бога свою бессмертную душу, такой человек будет неполноценным, у него отросточек отвалится, лишь тот, кто дождался высочайшей аудиенции небесных сил, лишь тот претендует на гордое звание человека, самозванцы же вылезающие из могил по своей воли, распадаются на части и продолжают лежать на земле, быстро разбираемые на части пришлыми людьми, и зачем быть таким, которые не дожидаются своей очереди и вылезают из гробов раньше, чем следовало, нет, не стоит делать этого, нехорошо это, перед небом величайшее преступление сей проступок; младенец залазит в утробу матери, которая лежит на диване с раздвинутыми в разные стороны ногами, младенец входит, мать стонет, она испытывает физическое удовлетворение оттого, что младенец вошел туда, откуда вышел в виде деревянного гроба, таким образом, наблюдается круговорот живой материи на планете, теорема верна, мы на верном пути, младенец в животике у матери, уменьшается он и уменьшается, скоро совсем исчезнет, растворится в пустоте, но возродится в виде гроба, в которых мы все дожидаемся появления на свет; лежит старичок в гробу улыбается, скоро выходить наружу.