Проза

 

 

Чашка кофе.  Бодрящий запах. Тихая приятная ночь, слышен только внутренний голос… Мне повезло стать писателем. Я, словно меткий стрелок, пускаю стрелы мыслей из  непроглядного мира прямо в сердца своих читателей. Люблю водить их за нос, и когда им кажется, что сюжет наконец-то разгадан, я вонзаю в эти трепещущие души неожиданный конец… Одиночество – лучшее счастье в  городе,   закрываешься  в  квартирке на месяц, и тебя уже никто не подденет на крючок своих вопросов.   Сам себе разгадчик… Семейные олухи теряют последние остатки самоуважения. Они, в решении бесконечных проблем, потеряли  внешний мир, а родные своими жалобами забрали у них  надежду  на внутреннее пространство. Осталась водка, постель и сон… А я не сплю. Пьянящее чувство охотника. Иду по следу гипотез, оттачиваю каждый образ и предвкушаю. Интрига, задержка, удар, потом сомнения, растерянность, проблеск и вновь провал, бездна, упование, а в конце сокрушительное разочарование в своих догадках. Это те пути, которыми должны идти посвящённые в мои книги… Я поводырь  увязших в подозрениях трусливых умов. Наслаждение – бить недоумков по голове. А они за адреналин платят  любовью и деньгами… Сейчас не хватает материала. Чашка кофе  не поможет. Завтра пойду к гадалке, надо продумать вопросы. Цыганское коварство и строгая дедукция – будет интересный сюжет…

 

 

Эта гадалка – злая бестия. Но раз начал, надо закончить. Обстановка у неё какая-то странная, белая почти пустая комната, сама в чёрном, а в седых волосах по-дурацки торчит воронье перо. На столе колода карт, графин, оплетённый лозой и две гранёные рюмки. Я ожидал чего-то по-цыгански пёстрого, нахлобученного, затемнённого. Может она сумасшедшая и прикидывается колдуньей, но мне её посоветовали проверенные люди. Ладно, будет видно…

- Погадай на мою судьбу.

Чего она так глазеет на меня? Наверное, напускает  проницательность!  Невыносимо,  раскидывает карты, а сама, не отрываясь от моих глаз, сверлит мой мозг своими зрачками. Ловко. Но я тоже не лыком сшит… Ну наконец-то, она опустила свой тяжёлый взгляд на устеленный картами стол. Можно отдышаться…

- Хе-хе-хе-хе-хе!

Старая карга решила посмеяться надо мной? Если не буду держать эмоции в узде, пропал! Ну что ж, подыграю и я.

- Меня ожидает карьера популярного клоуна?

- Хуже!

Она снова загадочно смотрит на меня. Хитрая. Наливает своё бардовое пойло в рюмки. Мне что, пить с ней на брудершафт?

- Я не пью.

- Тогда я ничего тебе не скажу.

Вот лукавая кикимора! Хорошее начало для книги. Если уйду, всё будет зря.

- За что мне с тобой пить?

- Самое время выпить за твоё здоровье…

- Меня переедет самосвал?

- Хуже!

Вот интриганка, почище меня. Опять странно смотрит, но теперь, словно сквозь меня, наверное, обдумывает, чем таким его ошарашить. Подняла рюмку. Ну что ж, придется пить.

- А за твое здоровье будем пить, ты ведь почти старуха?

- Хм, не льсти, я уже старуха, причём глубокая. За меня уже выпили ангелы…

Похоже, эта бестия хочет  утащить меня за собой, к  ангелам. Но мне почему-то нравится весь этот адреналин. Будь, что будет!

- Хорошее вино, теперь расскажешь о моём будущем?

- Вино хорошее, а вот твоё будущее…

Опять делает выдержку. Поблёскивает вороньими глазами. Мне кажется, сейчас сама обратится в ворону.

- Ты станешь психом!

Вот, блин, начался маразм. И что делать с этой профанацией? Ох, уж эти гадальщицы!

- Нашла чем удивить, нынче каждый не в себе.

- Потом сам подивишься…

Она ещё ухмыляется, когда я сам вижу её насквозь. Попробую хоть что-то исправить.

- Больше ничего не добавишь? Ну, там, в какой психбольнице окажусь и как долго не буду здоров?

- От такого не излечивают, и в мир безумца я не заглядываю…

Всё испортила, старая дура. Надеялся поговорить с ней по душам, расспросить об искусстве гадания и его жертвах, а она сразу скуксилась.

- Тогда я тебе ничего не заплачу, раз ты решила отмалчиваться!

Она ещё и улыбается? И глаза по-прежнему горят. Надо  скорее  уходить…

 

 

 

Третьи сутки мучает бессонница. Сколько можно не спать? Когда же я отключусь?… Это всё ведьма. Наверное, подсыпала мне  зелья, или загипнотизировала. Пришёл домой с пустым кошельком, чёрт с этими деньгами, но зачем забирать  сон?.. А ведь знал же, на что шёл! Самонадеянный дурень! Уже и не пишется, и не думается, и всё никак не спится. Голова пуста, как выеденный сойкой грецкий орех и какое-то беспричинное волнение! Попробую ещё раз заснуть… Исключил все малейшие источники света, но в кромешной темноте тревога нарастает ещё больше. Из соседней комнаты слышен тихий шорох. Может, кажется?... Лампу включать не буду, иначе вообще никогда не засну. Зажгу фонарь и пойду, проверю, что там?!... Ничего не могу понять! На полу возле шкафа оторванные корешки книг, растрёпанные углы страниц и какие-то тёмные пятна, должно быть разлитого кофе. Неужели я когда-то рвал собственные книги? Наверняка провалы в памяти из-за этой проклятой старухи!... А это,  ещё что? Какая-то слишком большая улитка ползёт по разбросанным на полке книгам! С неё капает тёмная слизь, и она поглощает страницы из раскрытого тома! Что у меня с  головой, волосы слиплись и, похоже, это засохшая кровь?... Не может быть! Передо мной ползают мои же  мозги?! Или я наконец-то заснул, и теперь вижу кошмарный сон? Ну да, возможно, так и есть… Тогда почему я так явственно ощущаю своё тело, отчётливо слышу противное шамканье из книжного шкафа и чувствую сильную конкретную боль в затылке? Но ведь минуту назад боли не было, значит всё-таки снится!... Хотя небольшое сомнение остаётся, слишком уж всё реалистично. Голова кружится, тошнит, ноги дрожат.  Опять мозги противно зашевелились, взобрались на большую стопку книг и начали что-то бормотать…

- Хочешь, расскажу тебе книжный анекдот?

Ну вот, со мной заговорил собственный разум. Теперь бы во сне не сойти с ума!  Лучше буду молчать.

- Послушай, истинно философский анекдот! Это было давно, в дни рая, когда Добро было разноцветным, а Зло ходило в шапке невидимке. Решили они сыграть в карты и Зло, конечно же, оставило Добро в дураках. Печальное Добро побелело от шока и окаменело с горя, застыв соляным идолом. От такого превращения Добра, Зло  расхохоталось до смерти, оно сгорело в безумном смехе с шапкой невидимкой, оставив после себя лишь горку пепла. Как-то мимо их могилы, шурша своими полупрозрачными шелками, проходила Любовь. Она  остановилась, сняла с головы венок из роз и, положив его между останками противоположностей,   долго молчала, а потом удивлённо сказала: «И эту жалость люди назовут Добром и Злом бытия? Их  нет,  остались  только тени: идеал и страх. Как можно боготворить и трепетать перед теми, кто уже мертв?».   Но вот ведь какая проблема: без соли нет  сахара, как и без слёз, нет и смеха. Ха-ха-ха-ха-ха!

                                           

 

Так, где я? Белые стены, кровать, окно с решёткой. Что произошло? Не могу пошевелиться. Запеленали словно грудничка.   Может я след прошлой жизни, и скоро забудусь в сознании младенца?.. Моё тело подобно смирительной рубашке или панцирю, скрывающему душу от шероховатостей мира?.. Кровь – это слёзы души или её попытка к бегству?.. Так всё же: тело – крепость или тюрьма, или оно всего лишь пелёнки, дабы до срока неокрепшая душа не сломала себе хребет?.. Я знаю: тело – ноги души, пока не выросли крылья… А вот и главный редактор издательства, значит с крыльями пока придется отложить. Надо что-то придумать. Буду сначала говорить загадками, иначе не выясню где я и что со мной…

- Александр Сергеевич,  что с вами, музы порвали сердце? Когда мне позвонили с вашего мобильного, я не поверил, как вас угораздило попасть сюда?

 Ненавижу этого толстого говорливого лиса, с его плоским ко мне обращением: «Александр Сергеевич», тоже нашёлся, «Белинский».

- Клубок расследования.

- А, это ваша новация – оказаться на месте главного героя, в гуще событий, так сказать?

- Да, или издательству нужен серый детективчик?

- Нет, конечно, но профессор сказал, что вас привезли в психиатрию совершенно в невменяемом состоянии! Так вы ещё и гениальный актёр?

Вот ведьма, всё-таки напророчила. Надо отдать ей должное, закружила меня капитально. Небось, и ключи скопировала, а теперь, пока я здесь прохлаждаюсь, выносит из квартиры последнее добро.

- Вам плохо?

- Нет, задумался над сюжетом. Лев Вениаминович, а что если я и вас сделаю одним из героев моей новой книги?

- Как? Мне тоже надо стать пациентом клиники?

Ну-ну, лис, ты хорошо понял, о чём я. От моего пера не улизнёшь. А вот и начальство больницы пришло, со свитой.

- Роберт Маркович, вы с ним помягче, вишь как скрутили простынкой, это Николай Нидворов, известный писатель, можно сказать звезда детективного жанра!

- Да, он нам вчера та-акой детектив устроил!

- Это всё из творческих соображений, он сам только что сказал мне об этом.

- Однако! Ну что ж, пронаблюдаем, если он этого сам захотел. Могу даже рассказать вашей знаменитости несколько преинтереснейших историй. А теперь мы освободим пациента от смирительной рубашки, если, конечно же, он вновь не будет буянить, и отправим его в процедурную. Принять ванны ему не помешало бы.

 

 

Не помню, сколько прошло дней. Наверное, профессор не поверил творческой версии, и меня усиленно пичкали лекарствами. Сон смешался с явью, я совсем потерял твёрдую почву… Зачем меня посадили в этой заброшенной беседке? Так, принесли две чашки  чаю, похоже, кто-то рвётся к общению со мной. Ага,  вот и  врачеватель нарисовался, с печеньем…

- Ну, как вам тихий уголок больничного сада?

- Мне кажется, что и здесь, за кустами дикого винограда, прячутся ваши санитары.

- Вас ещё мучают страхи?

- Доктор, неужели вы так-таки считаете меня сумасшедшим?

- Что вы! Здесь просто подлечивают ваши расстроенные нервы.

- Вам же объясняли, что я попал сюда намеренно, по авторскому замыслу. Не вы за мной, а я за всеми должен был наблюдать! Но меня накололи какой-то сонной расслабляющей дрянью, и я теперь похож больше на овощ, нежели на человека!

- Прошу вас, не пытайтесь ввести в заблуждение профессионала. Были неопровержимые признаки: пульс, аритмия сердца, расширенные зрачки и многое другое, что подтверждало вашу невменяемость на тот момент, когда вы поступили в нашу клинику.

- Возможно, я испытал гипнотическое воздействие от одной цыганки…

И зачем я ему об этом сказал? Любое оправдание здесь, так или иначе, оборачивается против тебя…

- Вот мы и освободили вас от гипноза нашими процедурами. Теперь вы ночью крепко спите, и нервная система получает полноценный отдых.

- Нет, вы всё-таки  говорите со мной, как с больным, я это слышу по вашей успокаивающей и вразумляющей интонации. Вы же прекрасно видите, что я нормальный рассудительный человек, не играйтесь! Если вы хотите искренней беседы, то отбросьте всякую преднамеренность. Вот, например, скажите мне, не как профессор, а как человек, где грань между здравомыслием и безумием?

Он улыбается, спокойно взял чашку чая,  возможно, у меня есть шанс когда-нибудь выйти отсюда. Надо окружить его тщеславие ореолом мудрости! Иначе, меня здесь сгноят…

- Над этим вопросом уже давно бьются психологи и психотерапевты. Чёткой грани не существует, есть только стадии. Сумасшедшим можно назвать кого угодно, но такое не для многих ушей.

- Выходит, по-вашему, если даже клиника переполнена, то это ещё не значит, что все, кто болен, находятся на лечении?

         Он ещё больше заулыбался, сейчас юмор – хорошее подтверждение здравости моей логики. Надо комбинировать шутки с серьёзностью, иначе припишет какую-нибудь одержимость!

- Можно и так сказать. Просто есть буйные и тихо помешанные. Разве назовёшь здравым нашего дворника, каждый божий день подметающего эти больничные дорожки, или обычного конторского служащего, всю свою сознательную жизнь перекладывающего одни и те же бумаги, а так же патриота, с воплем бьющего себя в грудь и считающего, что он верный слуга народа? Любая человеческая деятельность может оказаться прикрытием или оправданием безумства. Большинство больных, попадающих в мою клинику, считают сумасшедшими всех, кто их окружает, кроме, конечно же, самих себя, и для этого у них есть своя логика.

- Ну да, если быть последовательным профессионалом в вашей области, то можно и в себе накопать множество маний!

Наверное, я переборщил, что-то лицо его стало слишком серьёзным. Нет, он опять расплылся в улыбке, однако взгляд остался холодным. Похоже, зацепит сейчас и меня…

- Верно. Сумасшествие, как его понимаю я, это неуемная одержимость, говоря точнее – единственная навязчивая потребность, коренящаяся в памяти, и преграждающая все остальные. Животные, в отличие от людей, быстро забывают свои случайные впечатления и следуют от одного мгновения к другому, без каких-либо представлений у руководств из прошлого, если, конечно же, нечто, из-за повторяемости, не обратилось у них в инстинкт. Человек же  уходит в своё представление, или  накладывает его на реальность. Все мы, собственно, лунатики своих идей и образов, запечатлевшихся в памяти и отполированных различными комбинациями представлений. Причём так, что они теперь своим блеском убеждают нас в своей реальности больше, чем окружающая действительность. Человек – заядлый сценарист, он всё время театрализует своё сознание. А вот сцены-то, частенько, и сводят  с ума, иногда из-за своей мрачноватости, или бывает даже от скучного единообразия.

Смотрю, профессор любит пофилософствовать. Надо ему поддакнуть, иначе, если он начнёт раскладывать меня по полочкам, то мне ещё долгие месяцы, а может и годы, слушать его душеспасительные лекции.

- Да, я вот тоже задумывался, почему люди с таким упоением читают детективы, всевозможные интригующие истории, а также ужастики? Наверное, чтобы скрасить свои монотонные серые представления, от которых, действительно,  «крыша едет не спеша, тихо шифером шурша».

- Так и есть. Одержимость ближе нынешнему состоянию человеческого ума, нежели здравомыслие. Ибо, если первая, словно направленный узкий луч, выявляет из темноты что-то одно и, благодаря контрасту, нечто особо привлекающее, то здравомыслие, как и солнце, направляет лучи во все стороны и высвечивает всё вокруг, а это требует от нашего инертного, обрюзгшего в цивилизации, естества немалых сил. Человек способен на многое, но жизненная энергия в нём не бесконечна, и, чтобы удерживать её на достаточном уровне, нужна терпеливая наблюдательность в отношении своих беспорядочных переживаний, где и происходят большие потери.

-  Как без водочки и другой заводочки, когда жизнь сера?!

- Скрашивать свою жизнь бурными эмоциями и всякого рода аффектами, вошло в привычку у людей, они научились делать это. Например, если утро пасмурное и не возникает естественного всплеска радостных эмоций, то мы, будучи всё же отдохнувшими за ночь и восстановившими свои силы для нового дня, спешим выразить недовольство плохой погодой. То есть, из-за собственного невежества и слепой  привычки любыми путями выплёскивать порой противоречивые чувства, мы не только не получаем, но и впустую транжирим жизненную энергию. Или другой пример, теперь уже из людских взаимоотношений: эмоциональный человек, будучи нетерпеливым в выражении своего прямосердечия, готов осудить другого человека по первой  подходящей предпосылке, считая её одну более чем достаточной. Но без множества возможных оснований и продолжительного наблюдения, он не властен быть до конца проницательным, ибо не успевает осветить со всех сторон поступок, или фразу осуждённого, на что нужно довольно много терпения. Однако есть красивая фраза, за которую прячутся приверженцы быстрых выводов: «Мне подсказывало сердце!».  Им некогда понять, что сердце не говорит, оно волнуется, и тут, прежде всего, надо знать из-за чего, чтобы не спутать причины, подходящие под выгодное для себя на тот момент мнение.

Ну, доктор душевных наук разошёлся не на шутку, пора трибуну приставлять. Похоже, он клюнул на моё участие в его мыслях. Надо чтобы рыбка не сорвалась…

- Да-да, порой мне кажется, что собственное мнение для человека важнее истины!

- Зачем, спрашивается, нужно человеку подводить новое под своё старое? Этому есть несколько причин, и самая главная – инстинкт самосохранения. Чтобы адаптироваться в социуме и находить в себе силы для необходимого настроя, индивидуум нуждается в крепком комплексе достойных мыслей о себе. Он их собирает, как от других, так и от себя, формируя в своём представлении  и глазах окружающих  приемлемую личность. То, с каким трудом человеку удаётся доказать другим свой вымышленный образ, а также убедить рассудок в химерах о самом себе,  сильно закрепляет его на иллюзии собственной непогрешимости. Если перестать верить своему мнению, можно потерять весь идейный фундамент, необходимый для жизненных установок в так называемом цивилизованном обществе. Поэтому  сохранить, во что бы то ни стало, свою позицию человеку кажется  более важным для  желанного благополучия, нежели там какая-то маленькая правда.

- Вы же знаете, что привычки связанные с адаптацией к социуму, будут для человека всегда важнее каких-то отвлеченных истин. Важнее слиться в своём мнении с большинством!

- Именно. Постоянство и стабильность, раз и навсегда, определённого для себя мировоззрения считается у людей положительным признаком добропорядочного гражданина. Но кто знает, когда человек  накапливает множество вводящих его в заблуждение принципов, самосохранения ли это инстинкт? Может быть, здесь имеет место одержимость, безумие? Надо быть гибким, способным течь с переменной быстротой и в разных направлениях. Ведь главное – путь, его богатство, а не собственно цель, служащая всего лишь соблазном к интереснейшему внутреннему странствию.

Сейчас самый момент, пока он размяк в философском пафосе, нужно брать корабль на абордаж.

- Так может пора и меня выписывать из вашей клиники, чтобы я теперь с ясной головой мог продолжить своё путешествие?

- Да, конечно. Я во время нашей беседы внимательно следил за вами, вы в норме. Если, конечно же, считать нормой то, какой вы есть социальный плут. Можете продолжать сводить с ума своих читателей, а вместе с ними и себя. В любом случае, я буду рад вновь побеседовать с вами.

Вот каналья, читал мои мысли, и, как гадалка, посадил меня в лужу.

        - Постараюсь больше не предоставлять вам такого удовольствия.

 

 

         Да, вот это я почудил! Радует, что хотя бы ноутбук на месте,  мебель и вещи  не украли, но я не могу сказать, что они целы. Соседи, наверное,  сначала вызывали милицию, а потом уже скорую… Где мои тапочки? Один нашёл, а другой растворился в этом кавардаке. Может, валяется в пыли под кроватью?

        - Правильно, ищи его там.

        У меня что, снова глюки? Слышу кого-то, и это не голос моих мыслей!

         - А я тебя заждался, хоть ты и бросал в меня тапочки и даже предметы потяжелее, но, честно скажу, скучал по тебе.

          - Так это ты, книжный червь? После того раза трусливо сторонишься меня? И с чего бы это твоё брюхо вновь зачревовещало?

          - Но, но, без оскорблений! То, что ты называешь моим брюхом – твоя память, и это я, собственно, научил тебя, мягко говоря, мечтать. Подкидываю идейку, а ты со своей прямотой душевной пытаешься вдохнуть в неё жизнь, лепишь икаровы крылья. Хе-хе-хе-хе-хе!

           Швырну, пожалуй, в него снова тапочек, что б заткнулся! Уж больно противный смех. Но вот только, где он спрятался? Брошу наугад…

           - Ну, ты брат, совсем лишился ума, лучше этим тапочком ударь себя по голове! Я как раз там, у себя дома. С чего ты решил, что я от тебя прячусь? Наоборот, это ты пытался от меня сбежать в дом для сумасшедших!

Неужели гадалка опять права, и теперь мне все оставшиеся годы жить с этим вторым я. Такое ощущение, кто-то во мне живёт своей жизнью, и ему вовсе нет дела до моей судьбы…

- Через ведьму, ты устроил в моей голове змеиное гнездо и теперь считаешь, что я должен с этим мириться, где ты жирная улитка?

- В твоём положении не хамить надо мне, а просить. И к тому же, зачем тебе эта двойственность? Ведь я – это ты. Просто тебе излишне всего хочется, а мне приходится много думать и при этом грызть книги – вот и всё.

- Жаль, что не могу схватить твой двусмысленный язык. Если я ещё  отравлен, то наверняка тобой. Хитрец, ты говорил две минуты назад о своих идейках, а теперь убеждаешь, что все желания исходят от меня, которым ты лишь попечитель.

- Тебе не кажется, что это я говорю сам с собою, будто происходит некий диалог между двумя полушариями мозга, а ты и вовсе не причём. Хе-хе-хе!

- Да, но кто наблюдает  и знает о тебе? И кто тогда решил от тебя сбежать?

- Насчёт побега, сознаюсь, моя идея. Ты не знал куда деться, твоим чувствам не понравилось моё общество, и я решил предоставить тебе возможность на опыте узнать, что ты без меня собою представляешь. А насчёт наблюдателя, то старые басни…

- Нет, словесные выверты оставь при себе.

- Допустим, наблюдатель есть, но без сцены он – ничто. И грош ему цена, если за его глазами, в голове, нет богатого содержания: грёз, фантазии, наивности и других театральных атрибутов для спектакля «Жизнь», режиссером которого я и являюсь. Твоё сердце и чувства способны лишь волноваться, и что они без моей щекотки? Ха-ха-ха-ха-ха!

 По-моему, я вчера от профессора уже подобное слышал. Мой ум, по всей видимости, из желания казаться обособленным, импровизирует воспринятым, стремясь таким образом соригинальничать…

- Ты заходишь в своём позёрстве слишком далеко.

- Нет, нет, я всего лишь учтивый слуга нерадивого хозяина, подталкивающий его к одной чрезвычайной идее!

- И какая такая  мысль хочет дать о себе знать?

- Это даже не мысль, а пока только вид на проблему.

- У нас проблем и так по горло.

- Тебя разве не волнует вопрос взросления человека, или, по-научному, проблема его эволюции?

- Вон, куда ты замахнулся!

- Разве я? Это, глубоко в душе, хочет выяснить для себя мой хозяин, то есть ты. Твоя обеспокоенность и столь понятная раздражительность, не что иное, как настойчивое требование взыскательного сердца причаститься к чему-то более тонкому и неуловимому. В итоге твои прихоти становятся моими заботами и трудностями. 

- И каковы плоды твоих хлопот?

- Ну вот, хе-хе-хе, тебе сразу плоды подавай. Они есть, но сначала о корешках и листочках, чтобы ты в полной мере  оценил  мой труд.

- А разве не по плоду познаётся дерево?

- Нет, господин хороший, если плод сладок – это не доказательство его полезности, иногда терпко-кислый плод необходимее. Вообще, разных вкусов много и то, что одному сладко, другому приторно, а третьему и совсем тошнит. Один и тот же плод может оказаться ядом для одного и лекарством для другого. Нельзя судить о дереве, хорошее оно или плохое, можно лишь судить о плоде, и то эта оценка, как правило, не по достоинству.

- Хорошо. Как же насчёт деревьев, которые дают несъедобный плод?

- Зачем ходить вокруг да около? Например, музыка, она и вовсе даёт незримый плод. Вопрос не в деревьях, а в чуткости наших органов восприятия и наилучшем их осознании.

- Мне кажется, ты отвлёкся.

- Да, возвращаюсь к поднятой ранее проблеме и её корням. Человек большой враль, не без моей помощи, конечно же, но ведь я ещё только учусь подымать и ставить на место перевёрнутые камни правды. Моя цель – выстроить здание истины и поселиться в нём, в качестве верного слуги у вновь обретшего свой дом хозяина. Пока же мой хозяин, будучи бродягой или, мягче сказать, являясь путешествующим циркачом и фокусником, ищет по странам иллюзий пристанища своей душе. У меня даже есть слова его песенки:

          Человек на шаре по арене звёзд

          Совершает такты горделивых поз.

          Он жонглёр словами, фокусник всех грёз,

          Виртуоз душою с партитурой слёз.

 

- Как давно это было, чтобы я её пел!

- Давно ни давно, но пел же. Так вот, неуемное сердце моего хозяина ищет ответ на вопрос, как быть дальше, если складывающийся образ жизни не устраивает душу? Его перестала удовлетворять  моя изысканная клоунада, и всё то, чем я некогда мог удивить, он теперь называет очковтирательством. Грозит лишить меня жалования, если я не научусь чему-то более существенному, а именно: знанию того, что ему нужно.

- Ну и как, узнал?

- Хорошенькое дело – ловить каждое желаньице хозяина и, всякий раз, всеми силами содействовать его исполнению! Не слишком ли много, при таком малом жаловании, а так же грубом обхождении? В такой спешке перестаёшь быть предупредительным и забываешь об учтивости. Но, оставляя жалобы в стороне, спешу доложить о результатах собственных изысканий. Моё старое поверье, что если хорошенечко поварить мозгами, то можно приготовить что-нибудь съедобное, вселяло в меня надежду на  положительное разрешение столь сложной проблемы. Первое, к чему  пришёл, это то, что я, собственно, слуга не хозяина, а такого же слуги, которым пользуются все его желания от мала до велика. Что большинство его господ на случай не выбирались им самим. Выходит, он, в отличие от меня, даже неверный слуга. И тут передо мной встал вопрос: что в человеке требует хозяина? В каждой душе есть характеризующий её союз сильных, удачливых и согласных восчувствований. И стремление её к ним совершенно естественно делают погоду в нашем существе, ибо, когда они у власти, всё, что есть могущественного в нашей индивидуальности, торжественно проявляется. Иногда это состояние называют праздником души. Непринуждённость, лёгкость в движениях, ясность понимания и способность глубоко, до чудесности, чувствовать в эти моменты, позволяет нам говорить о них, как о блаженстве. Именно тогда понятие внутренней свободы приобретает смысл, как возможность  проявить свои сильнейшие качества. Хозяин здесь выступает в роли стража, не допускающего к праздничному столу случайных прохожих, способных отравить вино в пиршеских кубках и растаскать по карманам изысканные яства.  «Не сыпьте бисером пред свиньями» – говорит древняя мудрость, – «Не отдавайся душой и телом всякому первому встречному желаньицу» - слышится мне подтекст её, «ибо много званных, но мало избранных».

Интересно рассуждает, хорошее у него переваривание. Может мне пора начать гордиться своей болезнью? Ну что ж, надо прислушаться…

- Не спеши, я записываю.

- Так я подошёл ко второму пункту выяснения сути обозначенной проблемы. Чтобы стать хозяином, нужна, как непременное условие, глубокая осознанность. И тут я спросил себя: а не может ли сама сознательность вместо средства быть целью? Тогда не надо тратить силы на создание в себе оптимального климата, можно будет принимать всё, что приносят с собой ветры случайностей и быть способным находить нужное для души во всём, что бы ни происходило. Но порой склонность к неприхотливости в выборе, или же, вообще, его отсутствие, мне напоминает индийских факиров, способных жевать стёкла, спать на гвоздях, облеплять себя скорпионами и пронзать тело сотнями игл. Разборчивость в условиях восприятия, как и разборчивость в еде, мне кажется немаловажным фактором в удовлетворении души  и тела. Ибо нужда выискивать впечатления, где бы то ни стало, посредством нагнетания сознательности, может обратиться в самогипноз, отчего даже горькое станет сладким, а надуманное – реальностью. На мой взгляд, сознание должно лишь помогать, прояснять ситуацию, очищая её от иллюзий и предвзятостей. Функциональная роль сознательности – не воздействие, а чёткое отражение, иначе это уже самовнушение. Хотя, всегда есть соблазн обратить сознание в наркотик, являющийся целью в себе.

- Видеть без прикрас, не похоже ли это на высушенные цветы?

- О нет! Избавиться от иллюзий и домыслов – не значит увидеть мир в сером цвете, наоборот, таким образом, сходит пелена, и мы вновь, как в раннем детстве, начинаем видеть подлинную красоту, только здесь ещё прибавляется полнота осознанности. Наше сухое «всё как есть»  - результат собственной близорукости и черноты в глазах. Ты посмотри на пессимистов, их выискивание ужасов бытия и обоснования бессмысленности мира – плод их несостоятельности на земле.

- Ну а я, по-твоему, состоялся, или ещё на пути?

- Ты, как и все, словно деточка, всё ещё ведом за рученьки дедушкиными понятиями. Вот ты, как писатель, всё пытаешься экспериментировать на человеческом страхе, интригующем любопытстве и шокирующей неожиданности, а того не понимаешь, что надо идти дальше. Быть готовым, подобно мне, грызть не только книги, но и землю. О чём ещё не было сказано в книгах? Да хотя бы о том, как сознание жонглирует полушариями мозга и превращает столь изысканную цирковую программу в ярчайшее шоу. Вместе с полушариями, оно начинает подбрасывать факелы воли, и, при этом, пытается держать равновесие на канате целеустремлённости. Будучи в шутовской одежде, сознание смеётся над собой, как я над тобой, но в глубине себя, оно чрезвычайно серьёзно и наблюдательно. Всё это было с тобой в последнее время, так не упусти ещё один раз!