Проза

ВЕРУЮ

Илл. к рассказу "Верую": Максим Ильинов

На сороковой год после кончины моей бабушки из жизни ушла на девяностом году моя родственница. Получив эту печальную новость, я погрузился в грустные размышления и воспоминания.

Сразу же вспомнил бабушку, потому что с юных лет при каждой встрече почившая родственница обязательно говорила, что моя бабушка — ее любимая тетя и необыкновенная женщина.

Когда бабушки не стало, фраза изменилась, и я слышал, что бабушка была ее любимой тетей и необыкновенной женщиной. Звучали эти слова с проникновенной серьезностью, и я согласно кивал головой. Мне хотелось спросить, почему бабушка была необыкновенной, но я чего-то смущался. Теперь мне самому предстояло найти ответ на этот вопрос.

Почему бабушка была любимой тетей, мне не нужно было спрашивать. Бабушку я любил и всей душой чувствовал и понимал, что она любит меня, хотя никогда не говорила этих слов.

Бабушка умирала в сознании. Когда я один сидел возле ее постели, и она полулежала на подложенных под спину подушках, сказала, что прожила честно и благородно. Нелегко было сохранить эти качества в испытаниях, выпавших на ее долю.

Долголетнее выселение, голод, смерть троих детей, отца, мамы, умершей, когда бабушке было три года, гибель братьев, тяготы войны, трудное возвращение в родной дом и еще много бед и несправедливости вместила ее жизнь.

Бабушка не приняла советскую власть. Не хулила, но и не говорила доброго. Не афишируя, оставалась казачкой. Сохранила семейные фотографии, и они в рамках украшали стены. Когда я школьником читал о штурме Зимнего дворца, а бабушка вязала в это время, впечатленный тем, что «Рабочий тащит пулемет. Сейчас он вступит в бой»*, стал рассуждать о трудностях службы деда и братьев бабушки, потому что они не были графами или столбовыми дворянами. Бабушка возразила, что казаком быть почетнее: «Чем родовитей аристократ, тем больше его предков называли себя холопами царя и были крепостными. Казаки же были свободными и по своей воле себя холопами не называли». Этого мы в школе не проходили.

До последнего дня бабушка сохраняла ясный ум, хорошую память и зрение не потускневших и не потерявших ярко-голубого цвета глаз. Сверкающие белизной волосы были густыми и красивыми. Она была худой. Долгий тяжелый труд согнул ее спину, покрылось морщинами лицо, небольшой крючковатый нос как бы тянулся к верхней губе. Кровеносные сосуды не проступали, кожа была чистой, едва заметно розовой и, казалось, светилась. Она ела очень мало, и в основном постную пищу.

С годами бабушка слабела и уже была немощной. Однако в ее взгляде, в рассуждениях чувствовалась духовная сила и уверенность. Я понимал это так: бабушке известно, как правильно жить, и поэтому она не знает сомнений.

Вспоминая и рассуждая о бабушке, я осознал, что мне на ум приходит больше внешняя сторона ее жизни. Каков был внутренний мир — источник ее духовной силы? Умирая, она оставалась спокойной, и даже тени страха не было в глазах и словах.

В одной из наших бесед бабушка посетовала, что я очень разговорчив. Да, она не терпела пустословия, праздных разговоров и тем более того, что называли юмором. Практически не смеялась. Легкую улыбку у нее вызывало то, что она считала добрым.

Вспоминая, как мы говорили, старую жизнь, а я в то время читал вслух рассказ «Кавказский пленник» Л. Толстого, бабушка рассказала, что нередко русские солдаты убегали в чеченские аулы или не хотели уходить из плена, когда их выменивали. Причина была в том, что они были крепостными и после службы должны возвращаться к помещику.

С позиции исторического материализма чеченское общество в развитии было одним из последних на Кавказе и не имело аристократии. Бабушка была противоположного мнения. У чеченцев каждый мог быть благородным и сам определял свой статус. При этом нужно было соблюдать три обязательных условия. Иметь собственное жилище, не работать на других, обеспечивая свое существование, и, самое трудное, иметь одно слово.

Русских беглецов было бы значительно больше, но их сдерживала вера. Необходимость перехода в магометанство остановила многих ценивших свободу.

Я любил читать, но ни одна книга не увлекала меня так, как разговоры с бабушкой. Хорошо помню, как подолгу рассматривал фотографии, сохраненные бабушкой, и мне хотелось жить той жизнью.

Как-то наша классная учительница сказала, что нас будут принимать в комсомол. Девушка из райкома комсомола объяснила условия приема. Бабушка, услышав, что я буду комсомольцем, посоветовала серьезно готовиться, даже задавала вопросы по уставу. Но было и другое волновавшее меня обстоятельство.

На комсомольский билет требовалась фотография. Фотограф должен был прийти в класс и каждого сфотографировать. Мне нравилось, как мой сосед по парте зачесывал волосы назад. По его совету вечером я намылил голову и повязал платок так, чтобы волосы были прижаты назад. Утром я увидел волосы, торчащие во все стороны и покрытые сизым налетом от высохшего мыла. Налет я счесал, но когда пришел в школу, волосы продолжали торчать. Все смеялись, и фотограф с ними. Классная учительница посмотрела на мою фотографию и сказала, что ею можно людей пугать, но не приклеивать на комсомольский билет.

Узнав, что я не принят в комсомол, бабушка не огорчилась. Вечером мы впервые заговорили о Боге. Им установлены законы, по которым мир существует и должен жить человек. Мне было известно, что это устаревшее мировоззрение, которое, как пережиток прошлого, скоро исчезнет. Бабушка сказала, что существование Бога не доказывают. В Него верят. Я считал, что при царе, когда в станице была церковь, все верили в Бога. Бабушка объяснила мое заблуждение. Уже в начале ХХ века вера ослабла, люди стали меняться в худшую сторону. Распущенность на грани со вседозволенностью считалась признаком современности. Ругали власть, сваливая на нее все худшее, а в лучшем видели свои заслуги. Церковь и вера стали темой насмешек.

Мне захотелось узнать, как бабушка сохранила веру. Тогда, в детстве, моя вера сводилась к тому, что я никогда не говорил, что Бога нет. В нашем доме иконы были только в комнате бабушки. Икона Божьей Матери, с которой бабушка венчалась, и икона Николая Чудотворца, с которой старший бабушкин брат Николай прошел две войны.

Рассказывая, бабушка не скрывала, что в молодые годы была слаба в вере. По привычке и инерции ходила в церковь, соблюдала посты и радовалась праздникам. Местная церковная власть одобрительно встретила весть об отречении царя. В разгоравшейся Гражданской войне священники пытались занимать примиренческую позицию. Когда советская власть утвердилась, станицу выселили. Жизнь человека окончательно потеряла цену. В ссылке умерли дети, и уже не хотелось просить Бога о спасении собственной жизни.

Окружающий мир был враждебным. Постепенно примирились с утратами. Надеялись только на себя и в любую минуту были готовы к худшему. Смерть не пугала. Все радостное земное исчезло, а в горнем мире были те, кого любило сердце.

Время не вылечило. Но земная жизнь имеет свои магниты. Похоронив троих, бабушка и дедушка четыре года жили без детей. Затем родилась девочка, через три года — вторая, а за ней, два года спустя, — третья. Жили натуральным хозяйством. Жили трудно, но уже не принадлежали себе. Растили детей.

В тот год весна удалась на славу. Земля показала всю свою силу кормилицы. Радостнее стали люди, но ненадолго. Началось лето. Прекратились дожди. Солнце палило нещадно, словно наказывало землю за проявленную щедрость. Подули жаркие ветры. Вскоре всем стало понятно: еще несколько дней без дождя, и урожая не будет. Слово «голод» застучало у каждого в голове. Помощи ждать было не от кого. Все были бессильны.

Поднималась заря, и воздух, не остывший ночью, становился горячее и заполнял все пространство. Когда окончательно утратили все надежды, люди увидели темный крест на колокольне и куполах церкви соседнего села. Небольшие группы мужчин, женщин, стариков и детей появились на дороге в село. Младенцев несли на руках. Деревня опустела.

Церковь была полна. Люди заполнили двор и соседние улицы. Все были здесь. Крестьяне, коммунисты, партийные и советские работники. Не было только атеистов, потому что их не стало.

Бог, только Бог мог спасти людей своей волей. Ему молились все истовее. Кто-то упал на колени, и вскоре все, теснясь и толкаясь, повалились на землю. Не понять умом, как из церкви вышел священник, вынесли иконы и хоругви, как раздвинулась масса тел, и через село в необъятные поля двинулся крестный ход.

Степь покорилась природе. Испепеляющее солнце, горячий ветер не встречали преград. Нигде не было и видимости тени. Далеко позади осталось село. Горизонт ровным кругом соединял небо с покоренной землей.

В какое-то мгновение молящихся накрыло тенью. Никто не видел, как появилась туча. Она опускалась все ниже и ниже, увеличиваясь в размерах, достигла горизонта. Теплый густой дождь пролился на молящихся, на жаждущие поля. Люди все молились и молились, словно боялись, что с прекращением молитвы исчезнет туча и унесет живительные струи.

После дождя стояла благоприятная погода. Влаги хватило для полного вызревания зерновых. Самые опытные хлеборобы определили день жатвы.

Жнецы вышли в поле и еще не разработались, когда увидели на горизонте желтую тучу. Она росла, приближаясь, и несла за собой ранее не слыханный странный шум. Страшно было, что туча стелилась от неба до земли и заполняла все вокруг. Осознали происходящее только с падением на землю огромных кузнечиков. То была саранча, сразу начавшая пожирать все, на что упала.

Жнецы бросились в село. Все люди бежали к церкви. Все, что видел глаз, было покрыто саранчой. Никто не сомневался, кого нужно просить о спасении.

Новая, но уже черная туча появилась на горизонте. С большим шумом она приближалась и опустилась на село и степь. Прилетели грачи. Кто-то крикнул, и словно прозвучала команда, по которой все бросились выставлять на землю все, во что можно было налить воду. Бочки, наполненные водой, повезли в поля. Из досок сколачивали корыта. Грачи пили воду и клевали, клевали саранчу. Урожай был спасен.

В последующие годы во многих областях бывшей империи голод унес тысячи жизней. В деревне, в которой жили мои дедушка и бабашка, и в соседнем селе голодомора не было. Через год им разрешили вернуться в район прежнего проживания. В родную станицу возвращаться было запрещено.

Прошло несколько часов после того, как я получил печальное известие. Улетела к Богу еще одна душа человека, знавшего меня с детства. Прими ее, Господи!

Воспоминания не отпускали, наполняя грустью мое существо. Неужели только в безысходности рождается вера?  У каждого своя дорога к Богу. Очень часто человек выбирает легкий путь падения. Видимо, нет в нем спасительной искры — надежды на Бога. Пустой и никчемной становится жизнь.

_______________

*Михалков С. Стих. "Мы видим город Петроград".

ПУТЕВОДНАЯ ЗВЕЗДА

Илл. к рассказу "Путеводная звезда": Максим Ильинов

Девочки проснулись и нежились в постелях. Ставни на окнах были приоткрыты, и солнечный свет наполнял комнату. Из сада доносилось пение птиц. Десятилетняя Алена и восьмилетняя Наташа прислушались к голосам в доме.

Мама и невестка Александра уже управились с утренними заботами по хозяйству и хлопотали над завтраком. Младший брат Ваня покрикивал, и девочки догадались, что это дедушка поливает его холодной водой после утренней зарядки.

У сестер не было такого жесткого распорядка, какой был установлен брату. Воспитанием Вани занимался дедушка. Он был единственным мужчиной в доме. Отца детей мобилизовали и с полком направили в глубь России. Его младший брат Алексей — муж Александры, был на действительной службе в Персии. Девочки лежали, дожидаясь зова мамы.

После завтрака и до обеда сестер вовлекали в женские работы по дому и двору. Ваня под присмотром дедушки занимался гимнастикой для развития силы и гибкости. По дням гимнастика чередовалась с упражнениями по джигитовке, которые он выполнял на деревянном коне с настоящим седлом. Эти упражнения развивали ловкость и смелость. Освоенные фигуры повторяли на стоявшем строевом коне, а затем на ходу.

С рабочими лошадьми занимались нанятые работники. В конюшне стояли два строевых коня, предназначенных для службы в полку. За ними следили дедушка и внук. Каждодневными были многокилометровые прогоны, чтобы кони не застоялись.

В распорядке дня деда и внука были стрельба из ружья, занятия с шашкой и кинжалом. Став шестилетним, Ваня уже не выходил со двора без кинжала. Мальчика готовили к службе и настойчиво формировали психологию воина и защитника.

Сестры, оценивая свое положение, были уверены, что им повезло родиться девочками.

В станице было много детей. Обычно они играли с родственниками и соседями. Алена и Наташа играли в саду соседей с девочками-ровесницами. Они любили играть в гостей. Алена и Наташа приносили мед, а хозяйки угощали их сладкими грушами. Пили чай, подражая взрослым.

Как-то к их маме пришли подруги. Мама стала накрывать стол для чая и обнаружила, что в японском чайном сервизе, который муж привез с войны, нет ни одной чашки.

Сервиз был предметом ее гордости. Чашки из костяного фарфора были такими тонкими, что, глядя внутрь, можно было видеть нарисованных с внешней стороны японок. Выпивший чай обнаруживал на дне просвечивающийся портрет японки, но с внешней стороны изображения не было.

Дочери рассказали, что чашки отнесли в сад соседей. К радости, все чашки нашли целыми.

Сестры любили ходить в парк, где были качели и карусель, продавали сахарные пряники, петушков на палочках и сладкую воду. В парке они завидовали брату. У Вани были деньги.

Вот давеча* приезжали к дедушке односумы**. Ваня показывал гимнастические упражнения. Гость положил на пол серебряный гривенник и предложил взять его губами, исполняя мостик. Когда гости уехали, у брата были две серебряные монеты.

Девочки могли взять брата с собою в парк, но не хотелось. Они считали себя большими, а его маленьким. Стали думать. Думали, думали и вот что придумали.

Наташа спряталась за занавески, висевшие над иконой. Алена привела Ваню, сказав, что его зовет Богородица. Когда подошли к иконе, Наташа проговорила, что Ваня должен отдать свои деньги сестрам. Ваня растерялся, но сообразил, что слышит голос сестры. Отодвинул занавески, и обман открылся. Пришлось идти в парк с братом.

Девочки сидели на кроватях. Весело разговаривали, вспоминая проказы. Детские лица светились подлинным счастьем.

Алена вспомнила, как в женскую половину дома забежали охотничьи собаки дедушки. Девочки схватили веники и принялись выгонять гончих. На шум заглянул дедушка. Не на шутку рассердился и закричал, что за собак побьет их палкой.

Сестры побежали в свою комнату и попадали на кровать. Кричали, смеялись, вертелись и дрыгали ногами. Дедушка как ни старался, но ни разу не попал по ним палкой, а только хлопал по кровати и по длинным широким юбкам.

В комнату вошла мама. Порадовалась веселью озорниц. Пора вставать. Впереди долгий летний день.

Закончится детство. Наступит юность с тревогами, заботами, утратами. Отодвинутся горизонты жизни, маня мечтами, надеждами и верою в их исполнение. Жизнь была понятна. Желания детей и родителей совпадали, потому что они хотели того, чему учила вера и устоявшиеся правила жизни.

Однако в пору молодости Алены, Наташи и Вани жизнь вдруг перевернется. Призрак, бродивший по Европе, приживется в Российской империи***. Его бесовские идеи огромными тиражами газет, журналов, листовок внедрятся в сознание людей и станут их мыслями.

В исступлении тысячи голосов запоют, и еще больше людей будут слушать, что мир, в котором они жили, нужно разрушить до основания, а потом построить свой новый мир****.

Отец детей — офицер, прошедший две войны, — погибнет в первый год гражданской брани. Жизнь Вани оборвется в 1942 году. Девочки доживут до конца 70-х годов. Вскоре после их ухода новый мир начнут перестраивать. Затем его назовут непригодным и разрушат до основания.

Потомки юных героинь этого рассказа, помня тысячелетнюю историю православной веры и государственности Родины, домострой и семейные традиции своего рода, предпочтут их фундаментом своей жизни.

______________

* давеча — вчера, до вечера.

** односумы — казаки, которые вместе служили в одном полку.

*** Призрак бродит по Европе… — начальные слова «Манифеста Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса.

** **Имеется в виду гимн «Интернационал».

ХРАБРОСТЬ

Илл. к рассказу "Храбрость": Максим Ильинов

Сопротивление было сломлено. Турецкие войска отступали. Русские полки продвигались, продолжая вести бои с арьергардом противника. На помощь отходившим шли резервные части, и как только они соединились, отступление прекратилось. Началось формирование линии фронта.

Наступавшие провели срочные работы по укреплению новой позиции. Тыл подтянули на нужную дистанцию. Только тогда командование обратило внимание на высоту, господствующую над большим участком расположения противоборствующих, и необходимость занять ее раньше врага.

Ночью шесть казаков и урядник были направлены в разведку. Горы до вершины покрывал лес. Полная луна освещала их желтым светом. Казаки, выросшие в похожей местности, с детства охотившиеся днем и ночью, научившиеся бесшумно передвигаться, замечать невидимые обычному взгляду следы зверей и человека, со всеми предосторожностями приближались к вершине. Вскоре слух уловил приглушенные звуки, обозначавшие явное присутствие врага. Незамеченными казаки пробрались на вершину. Около двадцати турецких солдат вели земляные работы. Винтовки были составлены в центре формируемой круговой обороны.

Урядник подал знак, и казаки отползли на безопасное расстояние. Один из них, понимавший турецкий язык, пояснил, что работающие ждут подкрепления. Задание было выполнено. Можно возвращаться в полк.

Казаки и урядник пошли в разведку добровольно. Каждый понимал, что рано или поздно, но высоту придется штурмовать. К тому времени турки укрепят оборону, и немало русских солдат лишатся жизни, выбивая врага с вершины. Урядник распорядился так. Двум казакам приказал разными путями вернуться в полк и передать о немедленном направлении к вершине передового отряда. Оставшимся велел с разных сторон подобраться к туркам как можно ближе и по его команде броситься в кинжалы.

В предрассветной тишине, когда аскеры сели передохнуть, ухнула сова. Как из-под земли возникли перед ними фигуры в косматых папахах. Казаки бились молча. Вражеские позиции были ближе своих. К тому же и к вершине могло двигаться подкрепление, о котором говорили турки. Но тишину сохранить не удалось. Несколько врагов успели выбраться с позиции и с громким криком бежали к своим. На вершине осталось восемнадцать тел и двадцать одна винтовка.

Не мешкая, казаки перетащили тела убитых на бруствер и приготовились к обороне. Когда звуки выстрелов донеслись до расположения русских, отряд поддержки уже был в пути. Бьющиеся не ограничились передовыми отрядами. Разгорелся жаркий бой, кончившийся победой русских, надежно закрепившихся на вершине.