Проза

 

Холодная чаша грусти в алмазной пыли звёзд поднялась над перламутровыми облаками. 

Ночная птица пронзила осевшую тишину, на поникших травах навернулись слёзы. 

Эта печаль не имеет цены, будто душой я врос в тоску и пью из серебряных источников боли. 

Сознание, словно злая гостья, сверлит меня глазами и подсыпает яд в готовую опрокинуться на меня чашу. 

 

Вкус полыни слаще  поцелуя блуждающего ветра, он на закате скатился с горы и теперь, бедолага, потерял свой путь в густом лесу. 

Кажется, что чаша луны это медленно ползущий по небу белый паук, опутывающий всё вокруг мерцающей паутиной. 

Она, будто крапивой, обжигает всё, чего касается, воспаляет раны и натягивает струнами нервы. 

Слышу торжественный гимн горечи, всё стало единой дрожащей арфой, апофеозом боли. 

 

Я каждое мгновение падаю в себя и, пролетая сквозь дни и ночи, месяцы и годы, хватаю лишь воздух, лишь собственную пустоту. 

Я вывернут на себя, моё внутреннее стало внешним, я человек-паук для Бога в Себе, бесконечно спускающийся в бездну на серебряной нити сознания. 

Я - сон, ставший явью, и, подсматривая каждую ночь за Сновидцем, Его импровизациями, понимаю, что значит отчаянно тосковать по Себе. 

Я - чувственный обман, придумываю себе боль и радость, и, словно раб, служу не важно какой идее, заглушаю кричащую немоту пустоты. 

 

Спустился ночной холод, ко мне приблизились духи памяти, они острыми краями звёзд шрамируют мою душу, задавая мне вопросы.  

Может звёзды это дыры в чёрном теле бездны, скрывающем свет Абсолюта, может космос - просвечивающийся в некоторых местах занавес тайны?

Может яркие картинки мира - лишь узоры на плотных шторах, и то, что слышно, пока увертюра к ещё не начатому представлению?

Может сознанию Абсолюта тоже предстоит родиться, а пока оно сидит в коконе сна, ещё не созрело для настоящего Себя?

 

Лицом к лицу с луной, с зеркалом, в котором отражена тоска, бледная печаль моего разума. 

Хрустальная чаша с черно-белой хроникой памяти, с отголосками случайных друзей, врагов и событий. 

Не знаешь что лучше, её скрытое присутствие в новолуние, или вот эта трагическая маска белого безумия?

Луна, сейчас ты словно бельмо на готовом поглотить меня огромном зрачке ночного неба. 

 

Хочу проснуться от этой печали, от навязанной ленты обстоятельств, взять за руки любимых и пробудиться, или уйти в сон о не сне. 

Но понимаешь, что любимые и даже нелюбимые это всего лишь версии тебя, что всё это Ты, что от большого Себя никуда не спрятаться, что любой сон - продолжение Тебя. 

Зачем я здесь? Почему именно в этой части Себя? Чтобы что-то исправить, дополнить или я случайно сюда закатился?

Если в Абсолюте всё уже есть, во всех вариантах, то моё сознание - всего лишь стрелка на часах вечности? Я вечный странник, толкаемый пружиной событий?

 

Я разворачиваюсь и сворачиваюсь, как улитка с домом на спине, под названием "смерть", и всякий раз не помню на ветке какого мира уснул.  

Я не знаю, на каком живу витке бесконечности, есть ли шанс на желанную траекторию, и нужна ли она, может моё желание - часть захватившего сознание потока?

Я смертельно устал проживать в одной двенадцать жизней, играть себя, углубляться в роль, бодриться красотой в театре хаоса, мирке глупцов. 

Я знаю, что воля близорукая, как ум, не свободно то, что ограничено, нет выбора между двух зол и третьим, прикрытым маской добра, ведь тайна последнего основания исключает знание того, что есть добро. 

 

   Любовь - важнейшая ценность, но она не то же самое, что и надежда из ящика Пандоры? Абсолют влюбляется в Свой сон, и за нарциссом не видит остального, теряет вечность, ради ускользающей минуты. 

Вот и луна своим серебром затмила вокруг звёзды, приманивает взор, как будто она лучшая на небе, краше самых ярких созвездий и даже всего Млечного Пути. 

Она кричит: "Выбери меня! Разве я сейчас не самая-самая, как сейчас твоя жизнь не ярче ли всех снов на свете, а боль не существеннее тебя?"

Я то боль, то радость, то желание, то безразличие, но где же истинный я, в не выбирающей осознанности? Однако ни Сам ли Абсолют вынудил Себя созерцать свой пуп и делить всё, что из него разворачивается, на хорошее и плохое?

 

Боль ограничение или возможность родиться чему-то светлому? И, если она причина сознания, то связанная с ней чувствительность разве не более глубокое страдание? 

Может, на самом деле, сознание замыкает нас в плотное кольцо самости, делает одинокими, отделёнными от всего остального? Но разве всё остальное не существует благодаря самосознанию? Без я нет и мира. 

Может искать счастье в самом созерцании это и есть круг спасения в бездне Себя? Неужели, цепляясь за круг иллюзии, Абсолют спасается от собственного поглощения? Время - Его зубы. 

Неужто бытие - сны на различный лад о том же: о несчастии Абсолюта, о том, что Он не может быть или не быть? Он либо есть, как часть Себя, но при этом отсутствует, либо присутствует, но ничего вокруг нет. 

 

Вот и луна ослеплена собственным светом, она ничего бы не знала о своей красоте и наличности, если бы не зеркала наших глаз и томление душ. 

Абсолюту пришлось отстранится от Себя, чтобы узнать о Себе, пусть косвенно, но лучше, чем ничего. Его страдание оправдано чувством Себя, ведь наслаждение тоже боль, только растянутая во времени.

 Уроборос не только  откусывает Себя, но и медленно переваривает. Мы последователи Его садомозахизма, находим сотни оттенков в сером и, не задумываясь давим какую-нибудь букашку. Говорим за обедом о красоте и добре с куриной ножкой в руке. 

Дерево приносит плод и в тоже время от него избавляется, так оно множится, отрывая от себя. Мы колем и режем свою душу собственными чувствами и мыслями, наш разум пытает сам себя вопросами, тянет наши жилы в поиске истинного счастья. 

 

Будда, нашедший Себя под деревом, как луна, вынашивающая свет солнца и дарящая его в ночь полнолуния, отражает свет Абсолюта и признаёт лишь нирвану зеркала. Быть амальгамой майи - золотая середина, тонкий, как лезвие, путь, по сторонам которого осыпаются мысли и желания, и остаётся лишь вечное бытие. 

Потерять Себя в форме и найти в духе это ни стоящее ли родовых мук занятие? Быть несчастным и в тоже время счастливым, мучаться и блаженствовать, выбирать и смяться над иллюзией произвола это ни стоит ли короны ничто?

Абсолют не творец и задумщик, Он находит Себя уже таким, каким может быть, лишь частью Себя, ничто не мешает Ему примкнуть к ней  всем духом, просветлить её и стать сЧастливым, пусть временно, но всё же. И хорошо, что так, начало и конец - хоть какой-то процесс, хоть какая-то любовь, нежели пустота. 

Луна - воришка света, но она дарит его нам ночью. Как бы она сохранила его, если бы ни её зеркальная чаша? Мы все украли частицу Бога, Абсолют раздаривает Себя по частям Себе же. Бездна взбила сама себя собственным кружением, оформилась в царевну-лягушку и выбралась наружу. Ей на болоте хаоса не долго ждать серебряную стрелу сознания, луну, указывающую на солнце.