Проза

Рассказ

Колина жена вернулась домой ровно в восемь часов утра, что, само по себе, уже говорит об экстремальных наклонностях этой достойной женщины. Не то, чтобы она провела ночь в клубе или казино. Нет. Просто куда-то уезжала. И вернулась в Москву рано утром. Поезд подошёл к Ленинградскому вокзалу в 7:20. Или самолет прилетел в Домодёдово ни свет ни заря. Она бедная, вся покрытая утренней росой, спешила к своему дому, где белые в синюю полоску обои свидетельствовали однозначно и бесповоротно, что она в этом доме хозяйка.

Так вот, несколько слов о технологии плавного и безопасного приезда домой с утра пораньше. Тут думать надо. Возвращаться домой и устанавливать там тотальный контроль можно радикально, а можно более либерально, плавно и постепенно. Можно позвонить заранее или телеграмму направить. Можно написать прямо: «Дорогой мой, я возвращаюсь и буду дома в восемь часов утра по московскому времени такого-то числа». А можно свалиться как снег на голову. Это уж кто как любит.

Для выработки определённой тактики, определённых верных навыков в этих вопросах имеет смысл почитать какое-нибудь приличествующее случаю сочинение. Например, «Государя» Николо Макиавелли. Там прямо с этого и начинается. Там указывается, что если вы – правитель и вы желаете установить контроль над захваченной территорией, то для этого есть, по крайней мере, три верных способа. Наиболее простой и наименее затратный из них – это самому или самой переселиться по интересующему адресу. В связи с этим совершенно непонятно, почему президент Путин в Чечню не переселяется. Они что там – в администрации президента, Маккиавели не читают?

Таким образом, для полнейшего контроля на территории своих жизненных интересов очень даже желательно самому (самой) на этой территории находиться. А иначе – разворуют, унесут или обои переклеят и не спросят.

Итак, бедная женщина, известная нам как Колина жена, после бессонной ночи в гремящем поезде или гудящем самолёте стремилась к себе домой. Она не читала Маккиавели, но всё делала правильно. Она стремилась туда, куда ей и следовало стремиться. Мы не знаем, что думала она перед тем, как открыть дверь своей квартиры. А что, разве в голове должны быть при этом какие-то особые мысли?

 Закрыв за собой входную дверь, Колина жена какое-то время стояла в прихожей и разглядывала чужую женскую куртку на крючке для одежды и сапожки под зеркалом. Затем, с сумкой в руках, она проследовала по коридору и ногой с треском распахнула дверь спальни.  Из кровати, из-под розовых с кружавчиками пододеяльников на неё таращились две пары глаз: её мужа Коли и незнакомой девушки. У Колиной жены, по-видимому, возникли возражения и вопросы по персональному составу обитателей её супружеского ложа. Вид её не предвещал ничего хорошего, в её глазах даже офтальмолог с бинокуляром не смог бы найти ни капли милосердия, ни, тем более, человеколюбия.

- Сейчас меня будут убивать долго и мучительно, - думал Коля, глядя на жену. Он закрыл глаза и натянул одеяло на голову. Но Колина жена успела запомнить положение этой довольно глупой головы и стала бить сумкой по одеялу, имея в виду находящуюся под ней голову. Сумка была с двумя большими металлическими пряжками сбоку. Коля закрывал голову руками и совершал под одеялом отвлекающие манёвры. Колина жена стала тянуть на себя одеяло, а Коля не давал. Он держался за одеяло двумя руками и зубами. Ещё он молча сопел.

Третьей участницей этой сцены была девушка под одеялом. Её звали Олей. Как её вообще угораздило сюда попасть? В общем-то, благодаря случайному стечению обстоятельств. Оля проплывала по горизонту Колиной жизни, как в тире жестяной лебедь проплывает под прицелом съевшего мороженное и посмотревшего кино незадачливого стрелка. К слову, Коля был неважным стрелком, и не его заслуга в том, что этот жестяной лебедь заночевал на его розовой перине.

Оля нашла на тумбочке рядом с кроватью свои очки и стала рассматривать картину избиения в фокусе и с хорошей глубиной резкости. Глубина резкости действительно была хорошей: Коля, проигравший битву за своё одеяло, пытался теперь спрятаться под Олиным, но не помещался, и его костлявая задница вынуждено принимала на себя удары сумкой.

Оля с неудовольствием поджала ноги: Коля полз мимо неё, явно пытаясь переместиться в поисках убежища под кровать. Оля, не глядя, протянула руку к тумбочке за пачкой «Салема», щелчком вытряхнула утреннюю сигарету и стала искать зажигалку.

«Ведь так и до меня, в конце концов, дело дойдёт. А получение побоев не входит в мою программу мероприятий на пятницу 13 октября. И я не принимаю ссылки на форс-мажорные обстоятельства». Оля закурила и стала строить план оставления кровати, комнаты и квартиры с минимальными для себя потерями.

У боевой сумочки не выдержала и оторвалась ручка. Сумочка с треском врезалась в стену и раскрылась. По комнате рассыпались различные предметы. В их числе был и сотовый телефон. Он брякнулся об пол, подпрыгнул и заиграл «Прощание славянки».

Разрумянившаяся и, оттого, похорошевшая Колина жена оглядывалась по сторонам в поисках подходящего орудия для продолжения экзекуции. Коля под кроватью чихал от пыли. Воспользовавшись этим техническим перерывом и подходящим музыкальным сопровождением, Оля совершила рывок к юбке и свитеру. Она приняла решение пожертвовать нижним бельём, висящим на кресле в другом углу комнаты,  как гроссмейстер жертвует ладьёю для спасения ферзя. Следующим шагом глубоко продуманного плана спасения был короткий энергичный рейд в сторону ванной комнаты. Этот неожиданный ход сбил противника с толку, и Оля успела закрыть за собой дверь в ванную на толстый и закрашенный белилами шпингалет.

Оля перевела дух, бросила взгляд на своё отражение в зеркале и полезла под душ. Снаружи ломали дверь. Но Оля знала эти крепкие двери в старых послевоенных кирпичных домах и верила в их способность сопротивляться взлому в течение пяти или, даже, десяти минут.

- Открывай, дрянь! В дверь снаружи колотили черенком швабры.

- Минуточку, - пробормотала Оля. Она с наслаждением подставила горячей воде лицо и грудь. Стоя под струями воды, она думала, что хорошо, когда у человека есть дом, куда можно запросто вернуться в любое время. А ещё здорово, когда в этом доме есть нормальная кровать, а не раскладушка какая-нибудь. И совсем чудно, что в твоём доме тебя никто не имеет права вытряхнуть с утра пораньше из-под одеяла. А что делать, если нет ни дома, ни кровати, ни, хотя бы, раскладушки? Что делать, если тебя без предупреждения выставили из арендованной квартиры? Москва, конечно же, прекрасный город, но было бы неплохо хотя бы раз в день что-нибудь съедать и знать, где заночуешь. Все проблемы решаемы, если хочешь их решить, но случаются и чисто технические накладки, как сегодня утром, например.

За дверями становилось всё более шумно. Там явно кого-то волокли по коридору и равномерно били чем-то тяжёлым и металлическим. Оля прислушалась:

«Неужели, сковородка? Круто! Шутки в сторону, пора отсюда когти рвать! Не хватало мне ещё быть свидетельницей убийства на почве ревности».

Оля вытерлась белым пушистым полотенцем, влезла в юбку и свитер и изучила выставку косметики и парфюмерии на стеклянной полочке над раковиной. Она опрыскала себя хозяйкиными духами и принялась красить губы, что-то негромко напевая.

Дверь в ванную теперь пытались открыть гвоздодёром. Его молотком забивали в щель между дверным полотном и коробкой.

«Просто коммунальная квартира какая-то! Не дают накраситься по-человечески» - с раздражением подумала Оля.

- Занято!  - крикнула она и схватила красное пластмассовое ведро для мытья полов. Она поставила ведро в ванну, открутила до отказа кран и стала ждать, пока ведро наполнится, а дверь сломают.

Четыре ржавых шурупа, которые удерживали дверную щеколду, с треском вылетели, дверь ванной распахнулась наружу. На пороге стояла всклокоченная Колина жена с гвоздодёром в одной руке и молотком в другой. Оля с размаху выплеснула ей в лицо полное ведро воды и, извинившись, протиснулась мимо мокрой жены в коридор. С чувством собственного достоинства Оля дошла до своей обуви в прихожей, сняла с вешалки куртку и висевшую под курткой сумочку, но тут услышала позади себя звуки шагов идущего на охоту бенгальского тигра. Тигр попал под тропический ливень и был явно не в настроении шутки шутить. С курткой, сумочкой и сапогами в руках Оля вылетела в парадное и побежала вниз по лестнице. Мимо Олиной головы просвистел гвоздодёр. Он врезался в стену, отколол изрядный кусок штукатурки и с лязгом запрыгал по ступенькам вниз.

Оля обулась в подъезде, накинула куртку и вышла на свет Божий в туманное октябрьское утро. Проходя под Колиными окнами, она взглянула наверх. На липе под распахнутым окном третьего этажа среди желтых листьев висели её последние чёрные колготки. А что тут станёшь делать? На дерево полезешь? Оля на дерево не полезла, прибавила шагу и свернула в переулок, ведущий к метро «Новокузнецкая».

Если вы живёте в Замоскворечье, то выгляните утром в окно, даже если вы давно в него не выглядывали, даже если окно после дождя покрыто серыми пыльными разводами. Вы непременно увидите  какую-нибудь девушку, приехавшую завоёвывать этот необыкновенный город. Эта девушка или отпирает дверь торгового павильончика на углу улицы, или стучит каблучками в сторону своего ободранного офиса с лампами дневного света вместо солнца над головой, или идёт от дома к дому, рассеянно глядя в тёмные витрины ещё закрытых магазинов и не замечая оставленные на асфальте ночным дождём лужи. Это значит, что девушку в восемь утра вытряхнули на улицу из кровати малознакомого мужчины, не предложив кофе и круассаны, не дав ни одеться, ни умыться. Что говорит уму и сердцу взрослого и зрелого человека эта удивительная утренняя картина? Эта картина говорит, что следует немедленно распахнуть окно, протереть его от пыли, да и девушку позвать на завтрак, и быстрее, пока она далеко не ушла. Но проблема вся в том, что взрослые и зрелые люди ходят неизвестно где, возможно, они все уехали и преодолевают какие-нибудь трудности в местах диких и необжитых. А из окон домов  выглядывают разного рода инфантильные личности, не знающие, что такое круассан и как следует вести себя с гордыми бездомными девушками.

Никто не позвал Олю, никто не сказал ей, что она прекраснее всех на свете. Никто не сказал, что за углом её ждут, не дождутся красотка-удача и красавец-успех, чтобы торжественно вручить ей цветы, шампанское и коробку конфет в знак восхищения и признательности за то, что её лёгкие ноги топчут толстую шкуру мостовых этого города.

Но, на самом деле, не всё так трагично и безнадёжно. Пускай Олю вчера попросили со съёмной квартиры, и немногочисленные её пожитки, нехитрый скарб перекочевал в подвал на Пятницкой в маленькое бюро знакомого компьютерного дизайнера. Пускай она вечером случайно оказалась в кровати этого самого дизайнера, а утром рассталась с ним таким необычным образом. Ведь теперь в подвал на Пятницкой можно возвратиться, а там должно быть тепло и сухо, и там точно есть банка растворимого  кофе и сахар на дне сахарницы с отбитыми ручками. Нужно только дождаться часов десяти-одиннадцати, когда кто-нибудь из гениальных веб-дизайнеров проснётся и добредёт до конторы. Хотя, может быть, там кто-то с вечера остался? Оля свернула с Пятницкой в арку, спустилась на три ступеньки к обитой железом двери и подёргала ручку. Дверь была заперта.

«Колю, наверное, сегодня нет смысла ждать. А наводить справки о нём лучше всего через приёмный покой института имени Склифосовского». Оля пошарила в сумочке, нашла за подкладкой сто рублей и пошла в кафе «Готье-нищий» пить утренний кофе.

Удручающая  и депрессивная атмосфера кафе не оказывала никакого влияния на Олино настроение. Оля не знала, что атмосфера кафе - удручающая  и депрессивная. Она с интересом рассматривала очищенные от краски и штукатурки старинные низкие кирпичные своды. Ей нравились эта неровная кладка на белом известковом растворе, торчащие из стен там и сям ржавые скобы, огромные гвозди ручной ковки и железный шкворень над головой, на котором висела лампа под абажуром, свернутым из куска кровельной жести.

Оля села за столик. От стены отделилась синяя официантка и встала перед ней. На форменном переднике официантки были вышиты ягоды земляники и утята.

- Вы, знаете, у нас авария, нет воды, мы не работаем. Официантка вздохнула и слилась со стеной.

- Да, что за день такой? Оля двумя руками толкнула тяжёлую дверь кафе, вышла на улицу и вернулась к заветному подвалу. Над его запертой дверью теперь поднимался пар. Если бы Оля стояла перед дверью бани, то пусть бы оно так всё и было: пусть вода переходит в парообразное состояние и валит из всех дырок и щелей ко всеобщему удовольствию. Но Оля стояла не перед дверью бани, не перед дверью прачечной, не перед дверью, я не знаю, хамама какого-нибудь, или там, сауны. Ну, в общем, не должно было быть за этой дверью ни пара, ни воды. А должно быть в подвале сухо, потому что на столах там стояли три компьютера, один из них – совсем не старый «Макинтош», а в углу лежали две Олины сумки с вещами. 

- Чёртов Николай со своей женой-убийцей! Оля нашла в телефоне Колин номер, позвонила и стала говорить голосом грубым и не терпящим возражений:

- Это из управы «Якиманка» говорят! У Николая Ивановича офис залило! Надо ключи, дверь открыть!

Женский голос ответил с готовностью:

- Я те щас принесу ключи! Я те голову на раз откручу со всей твоей «Якиманкой» в придачу, коза безрогая!

Но Оля не стала продолжать этот конструктивный диалог. Она увидела, что через арку, выходящую на Пятницкую улицу, к ней идёт Колин курьер Федя.

- Федя, вы идёте просто так, или у вас есть ключи?

Но Федя не ответил. Он улыбался Оле отстранённой, немного виноватой улыбкой, а в глазах его светлая печаль сменялась лёгкой грустью, которая, в свою очередь, превращалась в такую мимолётную и необъяснимую тоску, которой нет ни причины, ни названия. Да, ничего не ответил курьер Федя, только склонил немного голову, чтобы скрыть неуверенную блуждающую улыбку и неуловимый рассеянный взгляд своих затуманенных карих глаз.

Оля стала Федю трясти и искать в его карманах что-нибудь похожее на ключи от подвала. Всего по Фединым карманам набралось с полкило разных ключей и других металлических предметов. И Оля взялась примерять по очереди эти зазубренные кусочки металла к  дверному замку.

- Так это вы хотите дверь открыть? - Федина душа ненадолго вернулась  из эфирных пространств в его изнурённое постом и  нервными нагрузками тело. Федя стал приветливо улыбаться и с участием смотреть на Олю.

- Вам нужно вот этот жёлтый ключ вставить немного налево и вниз, а при повороте - тянуть его направо и вверх. И на дверь нужно плечом нажать, а то замок заедает.

Дверь открылась, облако пара вырвалось из подвала и стало заполнять старинный московский дворик. Ворона, сидящая на ветках черёмухи, раскрыла клюв и растопырила крылья. Оля заглянула внутрь подвала. В залитом водой помещении плавали столы, стулья, компьютерные мониторы и Олины сумки.

- Ну, вот, хорошо - говорил Федя, разгоняя руками клубы пара, - а купили бы плоские дисплеи – все бы враз потопли.

- А купила бы я себе специальные водолазные сумки для перевозки пожиток под водой – вещи бы мои не промокли. Так, Федя? Ты это имел в виду? Ты ведь, Федя, человек предусмотрительный? Ты ведь любишь ставить разного рода глаголы в сослагательное наклонение и смотреть, что из этого получится?

Оля пыталась достать плавающую сумку. Она сидела на корточках на ступеньке лестницы, склонялась над водой, пыталась дотянуться до сумки рукой и чмокала губами, словно пытаясь подманить её поближе.

- Может, ей хлеба покрошить? Федя смотрел на качающуюся в волнах сумку внимательно и серьёзно.

- Лучше закатай штаны, возьми сачок, соломенную шляпу и пойди, достань мне мои вещи!

- А вы знаете, в каком температурном диапазоне могут существовать белковые тела?

- Федя, не надо ля-ля! Вода уже остыла, потому что этот подвал пронизан холодом ваших чёрствых сердец. И компьютеры ваши полны многолетнего льда. А с ваших носов свисают сосульки. Федя, миленький, метнись кабанчиком, достань мне мои сгнившие среди водорослей пожитки!

- Оля, я готов быть рыбой у ваших ног! Но нам необходимо измерить разность потенциалов!

- Ты хочешь, чтобы я сама полезла в воду?

- Вы не понимаете. Здесь речь идёт о сокращении сердечной мышцы.

В это время синие электрические вспышки пробежали по плавающим в воде проводам, взорвался компьютерный монитор и, выпустив облако чёрного дыма, погрузился в воду.

- Вы, вероятно, слышали про электрический стул, но не слышали про электрическую ванну. Я вам настоятельно не советую прикасаться к воде. Во избежание паралича сердечной мышцы. Если вы не из породы электрических скатов.

- Почему ты сразу не сказал? Я же чуть в воду не полезла!

- Я – тупой. Медленно соображаю. Вы лучше позвоните Чубайсу и спросите, где у него тут электрощитовая. Надо пойти свет вырубить.

Федя вывел печальную Олю за руку на улицу и исчез в узком проходе между давешним кафе и пунктом обмена валюты. Он скоро вернулся с двумя горластыми тётками в синих ватниках, пошитых заключёнными в тюрьму русскими людьми. Тётки кричали. От их криков ворона в углу двора взмыла в туманное осеннее небо, а электричество в подвале отключилось.

Федя добыл из обесточенной подвальной воды Олины сумки. Оля, счастливая, вынимала из сумок мокрую одежду, выливала на мостовую воду из замшевых туфель и смеялась всё громче и громче, перелистывая склеившиеся листочки записной книжки и удивляясь синим разводам на месте самых нужных в мире телефонных номеров.

С двумя мокрыми сумками Оля зашла в обменный пункт. Там было удивительно тепло. В пустом помещении перед кассой вдоль стен стоял десяток колченогих стульев.

- У нас перерыв на час, - сказал немолодой узбек в чёрной форме охранника.

- Я подожду, если можно. Оля улыбнулась охраннику и опустилась на стул. Охранник с вертикальными морщинами на худом смуглом лице кочевника отвернулся к висящему под потолком телевизору. На экране телевизора актриса Николь Кидман ползла по полу съёмочного павильона, таща за собой мельничный жернов, прикованный цепью к её ноге.

Оля сидела на стуле. На батарее сохли её  мокрые вещи. Оля закрыла глаза и стала представлять, что она живёт осмысленной жизнью, полной и насыщенной, и что именно сегодня  решающий день, когда у неё назначена встреча с очень важным корпоративным клиентом. И вот Оля выходит из своего уютного офиса. А где же её необыкновенная красная машина? Вот она, выезжает из-за угла. Шофёр останавливается у тротуара и выходит открыть Оле дверцу.

- Куда едем, Ольга Сергеевна? - спрашивает шофер и больше за всю дорогу не произносит ни слова. Нет, не так. Он вообще молчит. А Оля ему говорит: «Будьте любезны... На Николо-Ямскую...». И он плавно трогается с места. А может, «будьте любезны» лучше не говорить, это же не таксист, в конце концов? А просто сказать: «Давай-давай, Серёжа, на Николо-Ямскую дуй, у меня десять минут осталось!». И машина плавно трогается с места, а нагруженная авоськами с гречкой, пшеном и горохом Колина жена испуганно и неуклюже вспрыгнет с проезжей части на тротуар и с открытым ртом станет смотреть вслед красной машине, сияющей отполированными боками и увозящей в даль хозяйку жизни по имени Ольга Сергеевна. Оля будет глядеться в зеркальце с подсветкой на внутренней стороне солнцезащитного козырька, а шофёр будет аккуратно притормаживать на трамвайных путях на Новокузнецкой улице, и Оля будет втайне любоваться его худым мужественным лицом древнего азиатского кочевника и воина. Нет. Тогда шофёра будут звать не Серёжа, а Тагир, у него будет офицерская выправка, он будет молча сдержанно кивать головой  в знак одобрения всего, что говорит Оля.

 И они приедут к скромному и благородному офису Никодима Анисимовича. Офис будет располагаться в шехтелевском особняке с ухоженным кур д’онёром, отделённым от улицы  простой кованной решёткой, приведённой во всех каталогах, посвященных русскому модерну. Охранник в коротком чёрном полупальто, с цепкими глазами и лицом наркома Ягоды быстро проводит Ольгу до дверей по дорожке, вымощенной серыми гранитными плитками. Две секретарши в одинаковых костюмах стюардесс встретят Олю и поведут её по широкой лестнице на второй этаж и будут там предлагать ей выпить чего-нибудь горячего, будут показывать ей стеклянные банки с притёртыми пробками, в которых хранятся сушеные листья, ветки и корни, и Оля будет выбирать редчайший сорт китайского зелёного чая.

Ольга открыла глаза. Ей было холодно. Хотелось горячего чая. Перед дверью в кассу обменного пункта собралась очередь. Там стояли: девушка в очках с матерчатой сумкой на плече, профессор в вельветовом костюме со значком менделеевского химического общества на лацкане пиджака и молодой дагестанец в длинноносых белых ботинках. Дагестанец не мог стоять на месте. Он ходил по комнате, цокал подкованными каблуками и говорил по сотовому телефону:

- Ай, Абсамат! Слушай, брат, не надо так делать, я тебе говорю.

Узбекский охранник сидел неподвижно и смотрел в телевизор. На экране растрёпанная Николь Кидман стреляла из пистолета-пулемёта ППШ в немолодую консервативно одетую даму с неприятным и злым лицом. Не меняя брезгливого и гадливого выражения лица, немолодая дама нашпиговывалась пулемётными пулями, ложилась на пол похожего на физкультурный зал съёмочного павильона и умирала.

Оля закрыла глаза. Она снова представляла себя в огромной приёмной Никодима Анисимовича. Она утопала в глубоком кресле. В её руках была тёмно-зелёная, вся на ощупь в пупырышках, китайская чашка с чаем. Струнный квартет в углу приёмной наигрывал негромко «Времена года» Вивальди. Одна из секретарш тут же жарила ей яичницу-глазунью с ветчиной. Нет, так не годится. Секретарша не может жарить в приёмной яичницу. Это как-то по-другому надо придумать. Тем более что вот, её коллега уже подошла к Оле неслышными шагами и низким бархатным голосом кремлёвской секретарши сказала Оле, что Никодим Анисимович ожидает её.

Оля шла по бесконечному ковру к письменному столу, за которым её ждал любимый олигарх. Он был точь-в-точь как на фотографии в цветном журнале: в красивой рубашке, загорелый, с коротко стриженными, тронутыми сединой волосами и смеющимися синими глазами. Олигарх поднял глаза от лежащих на столе бумаг, хлопнул в ладоши и сказал:

- Ольга Сергеевна, я рад, что мы с вами нашли время и, наконец, встретились. Что вы думаете об эффективности моей компании? Правильно ли мы используем человеческие ресурсы? То послание, которое я несу миру, всегда ли оно верно трансформировано в целеполагание? Насколько целеполагание коррелирует с мотивированностью персонала? И насколько деятельность людей, которым я плачу зарплату, направлена на решение тех задач и достижение тех целей, которые я поставил перед ведущими менеджерами моей корпорации?

- Никодим Анисимович, исследования, проведённые по моей программе в течение последних трёх недель, показали, что та глубокая реструктуризация компании, которую вы провели за последние три года, привела к значительной диверсификации вашего бизнеса. Вы вплотную подошли к освоению новых площадок, новых рыночных ниш. Не все ваши сотрудники оказались внутренне готовыми к таким серьёзным структурным переменам. Несомненно, тот мессидж, который является движущей силой вашего бизнеса, харизматически воздействует на окружающих и вовлекает их в орбиту вашего поиска, вашего движения вперёд. Между тем, я не могу не отметить, что в процессе реструктуризации и в рамках форматирования контента системное решение многих насущных задач было необоснованно перенесено на следующий отчётный квартал.

С каждым Олиным словом Никодим Анисимович расцветал и хорошел собой. Необыкновенная ясность Олиной мысли, её прозорливость и способность обнажить самые тёмные стороны проблемы, вычленить и разложить на составные части составляющие сложного и многофакторного процесса – всё это заставляло сердце биться быстрее, хотелось петь, хотелось творить и немедленно. Никодим Анисимович схватился одновременно за две трубки телефонных аппаратов:

- Тер-Саакова ко мне и Назарбаева с проектом! Каким проектом?! Они что, забыли, что им поручено?! Проектом добычи золота! Откуда?! Нет, не на Луне, это другой проект! Из морской воды! Да! И немедленно прекратить отгрузку и начать перегрузку! Акции торгового порта купить и позвонить Суркову по поводу ордена Андрея Первозванного! Внести предложение по отмене пошлин, о снижении акцизов, а ещё подписать соглашение о разделе продукции!

Послышался шум, двери распахнулись, в кабинет олигарха мигом ворвались десятки сотрудников: они начали бегать по кабинету, добежав до стены, они отталкивались от неё руками или ногами и начинали движение в противоположенную строну. На ходу они что-то бормотали, порой вскрикивали, взмахивали руками. Некоторые из них на миг замирали посреди кабинета, что-то считали на пальцах и записывали в маленькие блокнотики. Ни один из них не приближался к столу Никодима Анисимовича ближе, чем на десять метров.

- Они демонстрируют высокую степень вовлечённости в процесс, - шептала Оля на ухо олигарху, - обратите внимание, как они выполняют повороты и отталкивания. Здесь мы наблюдаем уникальную комбинацию, редчайшее сочетание моторной гиперактивности в сочетании с запредельным торможением и локальной амнезией на фоне глубокой фрустрации.

Никодим Анисимович нахмурил брови:

- Оля, а в достаточной ли степени мои ведущие сотрудники учитывают в своей деятельности индивидуальные личностные характеристики контрагентов? Меня интересует, что чувствуют эти люди, не считают ли они свою жизнь серой и однообразной, не погружены ли они в рефлексию и самоанализ? В каком диапазоне колеблется их самооценка, и какого рода мотивированность и вовлечённость в наибольшей степени раскрывают их внутренние ресурсы?

- Никодим Анисимович, не вызывает сомнений то, что процентное соотношение того, что у вас было раньше к тому, что у вас будет после, в наибольшей степени отражает ту стадию, ту ступень, на которой вы сейчас находитесь. И здесь мы подходим к тому главному, к тому основному, что является корнем и основанием нашего с вами сотрудничества. Вам предстоит сделать решающий шаг, совершить рывок и гальванизировать организм вашей компании. Вот. Оля торжественно раскрыла папку и положила на стол олигарха акт о выполнении работ по договору о консультационных услугах.

На глаза олигарха набежала скупая мужская слеза.

- Оля, ну как….. Ему было тяжело говорить, - Оля, дорогая, неужели теперь всё будет хорошо? Неужели благодаря вам я буду услышан, моё дело не умрёт вместе со мной, мысли мои не будут развеяны над Москвой-рекой вместе с моим прахом, меня примут в академию наук и фотографию мою поместят в Большой Советской энциклопедии?

- Никодим Анисимович, постойте, ведь Советского Союза давно нет, какая Большая Советская энциклопедия?

- Да? – олигарх помолчал, – это что же, мне теперь весь тираж перепечатывать? В принципе, это реально, но надо всё просчитать.

Он ткнул пальцем  в какую-то кнопку на письменном столе. Лежащий на полу кабинета огромный ковёр поехал в сторону двери, унося уставших бегать сотрудников. Они падали на ковер, пытались встать, падали снова. В один миг ковер каким-то образом свернулся и выскользнул в распахнутую дверь. Перед столом олигарха стало безлюдно и тихо. Поднятая пыль медленно оседала.

- Оля, конечно, милая. Даже и не думайте, даже и не сомневайтесь! Давайте, где ваши бумаги? - Никодим Анисимович платочком вытер глаза, выхватил из мраморного письменного прибора огромную ручку с золотым пером и размашисто расписался на акте о выполнении работ. Ручка только царапнула поверхность бумаги, не оставив на ней ни следа.

- Не пишет, - олигарх по-детски удивился и стал звонить в медный колокольчик, украденный им лет тридцать назад в каком-то парижском кафе. В кабинет вошли две секретарши.

- А почему у меня ручка не пишет? – подозрительно осведомился у них Никодим Анисимович.

- Вы приказали, чтобы в офисе ни одна ручка не писала! – хором ответили секретарши.

- Это правильно. Я так приказал, – олигарх одобрительно кивнул, – вот, видите, Оля, на что мне приходится идти ради сохранения и умножения бизнеса. Ни одна ручка не пишет! Это можно ли себе такое представить, это уму непостижимо! Только вы сумеете меня понять и простить! Никодим Анисимович сложил губы трубочкой и стал дуть на Олин акт выполненных работ, и тот легко заскользил по отполированной поверхности стола из карельской берёзы прямо Оле в руки.

- О, да! -  воскликнула Оля, - Я понимаю, как не понять? Любой, даже самый непотребный, мастер делового администрирования всегда оставляет надежду и прочие сантименты в гардеробе вместе с пальто. Но он берёт с собой на переговоры набор для выживания, в котором есть рыболовные крючки, ножницы для резки колючей проволоки, азбука Морзе на клочке папиросной бумаги и гелевая ручка для подписания актов выполненных работ. Оля метнула в Никодима Анисимовича свою секретную, заранее приготовленную ручку, тот моментально перехватил её в воздухе, сломал ручку пополам и выкинул в корзину для бумаг. Но Оля уже метнула в него вторую ручку. Олигарх вынужден был поймать её зубами, раздробить во рту и начать судорожно глотать острые обломки пластмассы. По его подбородку текли чёрные потоки синей пасты.

 

- Узнаю почерк Гарвардской школы экономики, - одобрительно воскликнула Ольга и метнула в горло Никодима Анисимовича третью ручку. Тот ловко прижал ручку к груди подбородком и посмотрел на Ольгу с отчаянием.

- Третьей ручкой – только подписывать, - напомнила Оля Никодиму Анисимовичу параграф из хартии Российского союза промышленников и предпринимателей. Никодим Анисимович схватил перепачканной рукой ручку и хотел расписаться на последнем номере журнала «Эксперт» с шаржем на обложке, изображающим его самого, но Оля оказалась ловчее олигарха. Она подсунула под опускающееся перо свой акт и стала прыгать по кабинету, любуясь на кривой росчерк пера поперёк листа.

- Эх, молодость, молодость! А я уже не тот, старею, что делать - усмехнулся Никодим Анисимович, – Оля, я вам искренне симпатизирую и отношусь к вам как отец к дочери. Поэтому я предупреждаю вас, что секретарши в приёмной на хорошем уровне владеют кунг-фу, а охрана по периметру  - те, вообще, звери, я сам их боюсь. Берегите себя. Олигарх стал вытирать лицо и руки салфетками.

- Не беда, Никодим Анисимович, это всё пустяки, - Оля прислушалась к шуму на улице. Там вызванный ею на полчетвёртого танк Т-74 уже проломил коллекционную решётку и продвигался к дому олигарха, тесня цепь охранников с десантными автоматами в руках через заросли роз на лужайке.

- Я, Никодим Анисимович, в следующем месяце организую мастер-класс по улучшению качества корпоративного управления с элементами тайм-менеджмента, нейро-лингвистического программирования, с использованием трудов господина Хаббарда и последними достижениями сетевого маркетинга. У меня все с утра будут  петь гимн Российской федерации, клясться в верности корпорации и завещать ей свою недвижимость. Так что – записывайтесь. Оля вспрыгнула на подоконник, ногой высадила оконное стекло и бросилась вниз в открытый люк башни изрыгающего чёрный дым танка.

Оля открыла глаза. Азиатский охранник с лицом шофера красной машины легонько тряс её за плечо.

- Дочка, десять часов, мы закрываемся. Иди домой, ты где живёшь?

- Я не знаю. Я нигде не живу.

- Иди к маме! У тебя есть мама?

- Нет, то есть, есть, но она далеко.

- И у тебя никого-никого нет в этом городе?

- Никого. – Оля кивнула.

- И положение твоё отчаянное?

- Да.

- Тогда ты становишься участницей программы по спасению одиноких девушек, попавших в отчаянное положение! Охранник прижал к уху портативную рацию и стал что-то говорить по-узбекски.

И двери обменного пункта распахнулись, и профессор в вельветовом костюме с дагестанцем в белых ботинках стали затаскивать с улицы обеденный стол под полосатой скатертью.  А девушка в очках с матерчатой сумкой на плече вошла вслед за ними с белой супницей в руках. Все ругались, толкали друг друга, но довольно быстро справились с сервировкой, взяли Олю под локти с двух сторон и посадили за стол. Девушка быстро налила Оле супа, но Оля не успела съесть ни ложки, потому что охранник стал заворачивать ей рукав свитера наверх, а дагестанец ввёл ей под кожу иглу шприца, а девушка стала светить ей в глаза ослепительным светом, а Колина жена стала рубить топором дверь пункта обмена валюты, что все восприняли с облегчением, потому что все они боялись этих дверей и того ужасного, что таилось за ними.