Проза

    Так же, как мы спокойно смотрим на усилия двух муравьёв, тянущих соломинку в разные стороны, так и мудрец равнодушен к спору двух глупцов, так и Богу всё равно за какие миры борются философы, а бездне – под маской какого Бога она продолжит играть собой. 

   Так же, как мы не замечаем усилий тела жить, если только не болеем и не голодны, так и сознание равнодушно к театру нашей души, так и зеркалу всё равно, кто смотрит в него, а бездне – что появится из неё, какой иллюзией она обернётся для себя. 

   Так же, как мы случайны, но воспринимаем сон о жизни, как судьбу, как муравейник желаний для собственного эго, так и разумность – не более чем осмысленное безумие, а великая мысль – малая ступень бесконечной лестницы, замкнутой в круг. 

   Так же, как мы отождествляем себя с миром, словно хамелеон со средой, так и сны – сам сновидец, его притворство перед собой, так и жизнь – самообман Бога, а бездна – иллюзия бытия, карточный домик идей над хаосом возможностей. 

  Так же, как мы не видим войны всех против всех, гуманно собирая пазлы единого Бога, так и любовь творит дух родства на фоне разобщающего самоустановления, так и творческий порыв замещает ненависть и презрение, а созерцание подменяет божественное равнодушие, великую остановку желаний. 

   Так же, как мы, не желая терять своего я, вкрапляемся самоцветами в узоры калейдоскопа иллюзий, так и высший Разум не более чем холодный объектив, в который смотрит бездна и фокусирует внимание и волю на своих фрагментах, а так же их сплетениях.  

   Так же, как мы встречаем мысль, будто нить далеко ведущего клубка, кружащего, на самом деле, в замкнутом лабиринте собственной головы, так и мечта блуждает по много раз пройденным туннелям слов, надеясь найти выход, как будто они ведут в безмолвное царство абсолютного блага. 

   Так же, как червь пробивает в земле путь, поедая часть своего мира, так и мы чувствуем, что дух наш мечется в клетке и, в поиске свободы, разгрызает сам себя, так и Бог ограничен мирами снов о Себе, штурмует и делает подкопы под собственные миражи, стремится прорваться к Сновидцу, к бездне, усыплённой ликами богов. 

  Так же, как мясорубка перемалывает всё, что в неё попадёт, так и мы своим умом расчленяем, складываем и сортируем любые восприятия, делаем из них фарш: смягчаем жёсткое и смешиваем новое с привычным для удобоваримых истин, так и Бог ищет во снах идеал и тем самым возвращается в бездну, но ведь она себе нужна, как зайцу пятая нога. 

  Так же, как режиссёр спокойно и внимательно смотрит отснятое, так и мы тихо подмешиваем свою память в действительность, всё время творим кинореальность, и бездне всё равно куда мы держим курс на её поверхности, она, как серфенгист, затаив дыхание, ждёт в нас очередной большой волны, она под впечатлением от подъёмов и спусков на гребнях своих иллюзий. 

  Бездна не желает тонуть, бесконечно проваливаться в себя, захлёбываться абсолютным благом или пустотой, ей интересно, что там на поверхности, какой новый сон готов окутать её сознание, она вечно возвращается к своему творчеству, жаждет перемен, что ей до Абсолюта, до мертвецкого совершенства, лучше бесконечная жизнь, пусть умирающих иллюзий, чем вечное ничто сверхбытия. 

   Зачем бездне Абсолют, она и так Дома, тихо смотрит в окна, может выйти на онтологическую прогулку, побыть Диогеном в бочке или учителем Македонского, поесть грибов или стать мухомором, вернуться, попить чайку, зачитаться очередным романом и снова оказаться в песочнице со своей зелёной лопаткой.