Проза

 

 

 

 

Легла на крыльце и мордозрела этот кошмар. Было светопреставление: гроза, гром, град, гливень. Падали гдеревья.  Я люблю быть пиренейской овчаркой, люблю запах жути. Когда когти молний рвут бархатный край ночного неба, на сетчатке моих глаз рассыпаются снопы оранжевых искр.

 

Козырёк над крыльцом защищает от воды. Дождь шел весь день, видно, и всю ночь идти будет. Вечером отключали электричество, в ослепших окнах дома тени летящих облаков оставляли влажные следы, как проползшие улитки.

 

Ликующая надежда и пронзительный страх – я люблю эти иголки адреналина, протыкающие изнутри кожу на подушечках лап. Шерсть встаёт дыбом на загривке, нижняя губа опускается презрительно, обнажая линейку резцов и две пары клыков.

 

Когда я бываю пиренейской овчаркой, мой сосед со своими охранниками на улицу носа не кажет. Боится. Он – спившийся банкир, укравший собственный банк. Он пришёл с канистрой бензина и сжёг мой первый дом. Тогда тоже шёл дождь. Выгоревший дом как раздавленное насекомое укрывал свои дымящиеся внутренности полуобрушенными стенами, поворачивал ко мне обгоревшую шею почерневшей дымовой трубы.

 

Дом мы построили в 90-е; как появлялись свободные деньги-крохи, их сразу – в стройку. А как иначе-то? Потом появился сосед. Наш друг профессор просил за него. Такой, мол, замечательный человек. Если что – и нам поможет. Ага, помог!

 

Как-то летом во время очередного запоя вваливается он к нам и говорит: даю сто тысяч правильных, забирай, что хочешь, а участок с домом я покупаю.

 

- Игорь, это не объект купли-продажи. Это наш стиль жизни. 

 

- Смотри, – говорит, – осенью этот стиль будет стоить меньше, а весной может и пыхнуть.

 

Я – в шоке к мужу. Никогда ничего не страховали, а тут... как что включилось.

 

- Чем чёрт не шутит? И не так страшен чёрт – это всем известно – как его малютка.

 

Дом застраховали.

 

Пришла весна, ночью телефонный звонок: ваша дача горит!

 

Прошла пара дней, звонит сосед и с места в карьер:

 

- Продавайте, больше меня всё равно никто не даст!

 

- А кто тебе сказал, что продаем?

 

Дальше – интереснее. Вечером, после работы муж пошел ставить машину в гараж.

 

Говорю:

 

- Возьми с собой собу, заодно и погуляете.

 

- Нет, потом с собакой схожу.

 

Возвращается из гаража, в подъезде двое его поджидают:

 

- Илья?

 

- Да.

 

Достают дубинки и начинают его метелить. Спасло только то, что тут соседи в подъезд вошли. Эти быстро смылись.

 

Мы – в травмпункт, не сломано ли что. Ничего, только вены на ногах порваны. Вышли на улицу, стоим, размышляем, что это было? Спрашиваю:

 

- Если заявим в милицию – ты их сможешь опознать? 

 

- Не смогу. Небритые, в чёрных бонетках – больше ничего не помню.

 

Тогда предложила, мол, давай молчать. Никто не знает, а на воре и шапка горит. Через сутки опять сосед звонит:

 

- Ну что, надумали продавать? Нужно избавляться от этой дачи, ведь твоего уже двое в подъезде избили.

 

- А ты откуда знаешь, что двое и в подъезде?

 

- Как же, оперативная сводка!

 

Я не поленилась, обратилась к нашему участковому, рассказала историю. А тот и говорит:

 

- Вот мой комп – не было такой ориентировки!

 

Опять звонит сосед:

 

- Надумали? Нашли тех, кто это сделал?

 

Злости моей не было предела:

 

- Да, нашли, – говорю, – и тех, кто поджег, и тех, кто в подъезде работал, и того, кто нанял!

 

Пауза.

 

- И что вы собираетесь делать? 

 

- А тебе какая разница или помочь хочешь?

 

После этого разговора он больше мне не звонил, а стал названивать мужу, мол твоя думает, что это я все устроил.

 

 

                          *  *  *

 

Построили новый дом с учетом прошлых недочётов. Сосед за эти годы не угомонился. Однажды смотрю, явился – не запылился – вот он, опять идёт, еле на ногах держится. За ним – два опухших охранника с автоматами на раздутых брюхах. Подошли, встали и воняют грязными носками.

 

-  Я пришел зарыть топор войны.

 

Имел ли он ввиду закапывание у меня перед домом АК-47 с запасным магазином? Или не стоило понимать всё так буквально?

 

Я не стала их убивать. Просто подумала, что вены на ногах проходят прямо под кожей. Их очень легко поранить. Человек ходит прямо, вы представляете, каков перепад кровяного давления между головой и ногами? Чтобы вся кровь не прихлынула к ногам, у человека в вены встроены клапаны, они на уровне бёдер и колен. Я всё это хозяйство вижу насквозь, мне никакого УЗИ не надо. Это всё рвётся зубами на раз.

 

Когда мне грустно или, наоборот, когда веселье дикое нападает – короче, от любой сильной эмоции я в собаку превращаюсь, в этом-то вся и проблема. Причём соба получается такая не маленькая, не комнатный, короче, экземпляр, прямо вам скажу. А зубы и ногти у меня и в человечьем обличии очень крепкие, в жизни не была у дантиста. И характер вспыльчивый. Наверное, всё это со мной происходит от моей чрезмерной любви к зоологии и родной природе, а особенно – к собакам, вон смотрите, кавказка у меня в вольере тоже не дура вроде, да только места себе не находит по такой погоде, надо будет выпустить её да в дом забрать.

 

В общем, пошла я ворочать и месить всё эту нагрянувшую ко мне национальную гвардию, как наши ребята-десантники в парке Горького. Весело было. Ноги порвала я им хорошо. И не успокоилась, пока не загнала эту шкракодабру в мой любимый рукотворный пруд в саду: там в тихом летнем мареве бьются слюдяные крылья отважных стрекоз над обсидиановой глубиной омута. Там зелёные архипелаги ряски обтекают белые и жёлтые нимфеи, там бронзовые жуки спять до вечера на стеблях аира и в цветах плакун-травы.

 

Но тогда не до стрекоз было. В тот пополуденный час, взмучивая коленями и локтями любовно уложенный мной на дно озерца слой болотного торфа, эти три борова совершали с моей бескорыстной помощью водные процедуры по методике секретной тюрьмы Гуантанамо.  Их жизненный цикл был прост, он состоял из двух фаз. В первой фазе (одна минута) он они жили подводной жизнью, отращивали жабры и перепонки между пальцами, рыли своими погаными харями сапропелевые илы.  Во второй фазе (1-2 секунды) я позволяла им глотнуть воздуха и щёлканьем зубов загоняла назад под воду. Это было мне не трудно, я привыкла к работе. На мне и дом, и сад, да и вообще всё хозяйство. Было начало августа, а у меня уже заготовлено: самбуки из жимолости 10 банок, клубничного варения и клубничного мусса – 18 кг, малинового варения – 10 кг, чёрной смородины заморожено 12 кг, желе из красной смородины – 5 кг, варения из крыжовника – 6 кг, но его я ещё не весь обобрала (так, стоп, ты куда лезешь! Когда я говорю «нырять» – все у меня ныряют!), итак, на чём я остановилась? На огурцах! Четыре банки только закатала. Погода такая переменчивая: как жара – огурцов полно, маленько похолодает, они – как замерли, и листья желтеть начинают.

 

                          *  *  *

 

Агрессия медленно спадает. Я никогда не убиваю. Вот подруга моя из Твери – она другая, она огромная алабайка килограмм под девяносто. Когда ей вштыривает, она рвёт как попало: и в пах, и за горло. И она – прекрасная хозяйка: попадётся ей прокурор или кто-то из районной администрации – готовит из них тушенку, пельмешки, котлетки, пироги, холодец. Или потушит с картошечкой и овощами. Реже достаются менты и печень судебных приставов. Ментов делает с брусникой или клюквой, к этому – овощи гриль: баклажаны, помидоры и перцы. И совсем не погано выходит.

 

Она звонила мне тут. Говорит:

 

- Если ты не в бою, какая разница, в церкви ты или у кухонной плиты?

 

Вот так она всю меня истыкала, а потом заявила, что всё надо превращать в инструмент освобождения. Кто бы мне хоть объяснил, о чём это она? На объяснить некому, профессор спит поди, уже полтретьего ночи, сейчас светать начнёт. А Илья – так его нет теперь.

 

Вечер чёрные брови насопил, красный фонарь горит на мачте сотовой связи. Приготовила этим вечером гречаники со сметаной и самбукой. На участке трава прёт как зараза. Только что скосила – опять выросла. Вот интересная история, траву никто не сажает, не удобряет, а она растет не по дням, а по часам. Инет еле-еле тянет и такая фигня у всех. Вышек понаставили, а связь стала –хоть сигнальные костры зажигай или бей в там-тамы. Это злит!

 

Всё было бы ничего в моей жизни, если бы ни эти мартышки, Ох, как же они меня достали! У меня ведь Илья в прошлом году сбежал к ним в обезьянник. Вот этого я совсем понять не могу. Они же – вертлявые такие, орут, визжат, кривляются.

 

Так вот, б/у (это Илья, мой бывший муж) сбежал к одной старушке-мартышке-веселушке. А она – страшная! Это говорят все, кто ее видел. Даже б/у говорит, мол далеко не красавица. Еще она как шарнирная, гиперактивная, и голос визгливый.

 

Кстати, он мне звонил сегодня, что на неделе подвалит. Еще радостно сообщил, что позвонит снова в понедельник, так как будет работать. Его красавица Ми-Ми или Зи-Зи, как её там, проверяет его звонки, он может звонить только с работы. Что ж, это его выбор. Ещё свекровь моя бывшая звонила, что тоже приедет, ей варение нужно. Пускай приезжает мне что, жалко? Мой друг, он – профессор, советует мне отравить свекровь крысиным ядом, но в то же время замечает, что она может ещё пригодиться. Так и говорит:

 

- Скажи ей, что может приехать, когда грибок на ногах вылечит.

 

Итак, вот мои наблюдения за жизнью мартышек.

 

Это твари хитрые, подлые, эгоистичные, но глупые. Они даже порой умеют интригу выстроить на два-три хода вперёд, но потом обязательно всё ломают, портят и сами себе гадят. Это от их дурного характера и неспособности вовремя остановиться. Они как Гитлер: тот завоевал всю забугорную Европу почитай он Норвегии до Греции, только Швейцарию не тронул, чтобы было где деньги держать. И всё – он король! Жизнь удалась! Так нет же, к нам полез неизвестно какого рожна. А результат тут известен однозначно, и тут нам никакая усатая мразь из ПГТ Гори и иже с ним помешать не могут. Так и эта обезьяна Чи-Чи-Чи–продавала-кирпичи – ей того мало, что б/у к ней свинтил уж я не знаю, в каком душевном помрачении. Ей ещё требуется влезть во всю мою жизнь, нынешнюю и прошлую, оттоптаться на моих воспоминаниях и на голову мне нагадить.

 

Теперь предмет ее внимания – взаимоотношения нашего с Ильёй сына и его жены. Уже и сюда влезла, тварь. Прикинь: уговорила б/у поехать в гости к отцу Митькиной жены. А это более 200 км, Рязанская область. Отправились за грибами, она специально отстала, чтоб остаться наедине с моим сватом и начала свою песню, что девочка просто должна уйти от Мити, что найдет себе еще лучше, что он такой-растакой и т.д. и т.п. Тот ей ответил сухо, что сам знает своего зятя, и он ему нравится. Потом позвонил своей дочке и все это рассказал. А та Мите доложила. А Митя мне нажаловался.

 

Ладно, этой хабалке гарнизонной всё отольётся сполна и мало не покажется. Она думает, как она классно всё организовала и какую ревизию она проведёт сорока годам моей взрослой жизни. Надо будет спросить профессора, за что мне на старости лет такой цирк с конями? Может, он знает? Не знает он ни фига. Он же – психолог. Что могут знать психологи? Только про задержку речи и заикание – обо всём остальном спрашивать их бесполезно.

 

Ладно, полежали на крыльце, и хватит. Пойду назад в дом, я вроде как перевоплотилась уже из собаки снова в тётку с артритом и хорошим аппетитом. Только вольер собачий надо открыть.

 

Я говорила вам или ещё не говорила, что после вчерашнего арбайтена на участке я целый день дома была, занималась домашними делами, тем более что дождь лил, небеса как прорвало. Пока в духовке стояли ржаные лепешки, их запах добавлялся к аромату гречаников, оба этих запаха соединялись с дымком горящих дров, и всё это вместе с запахом бревенчатых стен, пробитых льняной паклей, давало мне ощущение мира и покоя.

 

А теперь вот – ночь кромешная, и ветер такой, что тополь около крыльца того гляди с корнями вырвет, ракиты за воротами до земли под порывами ложатся, а моя несчастная кавказская овчарка теперь забилась под крыльцо и воет со страху.

 

Открыла ей дверь: – Бони, быстро домой!

 

Дома тепло. Мокрая с дождя Бони стоит и отряхивается посреди кухни; летящие от неё водяные брызги шипят на раскалённой печке; на весь дом – запах мокрой собачей шерсти, обожаю его!

 

Что делать? Не ложится же спать. Начинается новая неделя, нужно начинать сайгачить. Дел накопилось, но, с другой стороны, вдруг война, а я – уставшая?

 

Креветки замариновала, хачапури испекла. Кавказка сидит на кухне, охраняет выпечку. Вдруг все упадет на пол, а она тут как тут вместо мусорного ведра.

 

Ладно, о чём мы говорили? Про мартышек? Пусть они сидят в своём обезьяннике и блох друг другу выкусывают. В случае чего мы с Настей из Твери всегда договоримся и устроим на них облаву.

 

Кавказке надоело работать мусорным ведром, решила стать дизайнерской собакой. Не нравится ей, как я мебель расставила. Она головой двигает пуфик к телеку, стул к столу, кресло к стенке. Потом вздыхает и ложится на освобождённую середину комнаты.

 

А что касается соседа – я вот после него своё любимое озерцо целый год восстанавливала, чтобы синие стрекозы вернулись. Но зато теперь и банкир, и вся его челядь мимо моего забора не ходят, а перебегают на другую сторону улицы и семенят мимо быстро-быстро. И всегда первыми здороваются, но издалека, и голоса у них такие сладкие, и разрешения на всё у меня спрашивают, и с праздниками поздравляют.

 

- С праздничком, Ирина Анатольевна, – говорят, – с днём ангела!

 

«С днём ангела! Расстарались! – а я им, – брысь под лавку и два часа строевой подготовки! Приду, проверю!» – так, Боша? Так мы им говорим? Ну, иди сюда, фу, мокрая какая, не лижись, говорю, что ж ты такая глупая, и лапы грязные, смотри когтями кофту мне порвёшь, вот бери, лепёшка остыла, да ты мне руку откусишь, что я тебя, неделю не кормила что ли? давай я посмотрю, где ухо порвала, не болит? вот рычать сразу, ой, какая страшная, дай, глаза почищу, сиди спокойно! это что? не клещ? ладно, шерсти-то от тебя, Боже ты мой!

 

 

Малаховка, август 2020