Жизнь как есть

 

16.03.2014

 

Казалось бы, трех писем достаточно, чтобы ликвидировать последствия неразберихи, сотворенной во мне твоим посланием и вернуть павшие, падкие до приключений, вещи на прежние полки. Замкнув тройную концентрическую волну, застойная гладь вернулась в себя. Оглядев ее еще раз, вижу, что на первый раз кое-как закруглился. В том смысле, что определился по отношению ко вновь обозначившейся яви Вашей особы, милая старая леди. От первого к третьему письму (несмотря на их сумбурность) прослеживается явная тенденция к позитивному восприятию того факта, что над Инной затеплилась, зашевелила лучиками  новая старая звездочка и вроде мне как подмигивает. С этим вроде все ясно – со стороны метафизики дела. В мире мерцаний стало светлее. И впору ставить завершающий восклицательный знак.

Ан нет. Перечитав твое письмо, нашел там дерзостный вызов на встречу уже не в метафизическом, а в физическом смысле: тебе бы все вживую! (и кто пустил тебя преподавать словесность?). Если ты скажешь, что на сей вызов я так и не ответил, значит, ты, испорченная высокой литературой, низовую читать разучилась. Неужто не видно, что я был бы глупо счастлив тебя увидеть и (осторожно) потрогать? Как славно было бы, если бы добрые духи тебя похитили и принесли мне показать! Еще лучше, если бы они подхватили меня, повергнув (только аккуратно!) к твоим ногам. Но духи – это из метафизики. А организация физической встречи требует физических усилий, каким бурно противится все мое затхлое, древнее, ветхое существо. Это существо и до Москвы-то добирается после двух-трех недель тяжелейшей духовной работы по оборению душевного отчаяния, возбуждаемого видом столицы. Ему легче пройти 10 км по лесу, чем 1 по городу. Оно какой уж месяц намерено вживую увидеть в Третьяковке картины, что видит во сне. Который год оно готовится к бесстрашному посещению Консерватории! И что же, ему предлагают воспоследовать в чудовищно неизведанном, кромешной тьмы направлении, в каком еще Мандельштамом определены лишь Ворон да Нож?

Возраст есть неуклонное сужение диапазона условий, в коих еще чувствуешь себя нормальным, то есть молодым человеком. Чтобы воспринимать мир как хороший, как исполненный высокого светлого смысла, а не головной боли и смуты, нужно перво-наперво хорошенько выспаться, затем принять чашечку хорошего кофе, лежа раскурить добрую трубку и т.д. При выполнении названных условий и запасшись подручным нитроглицерином, я, пожалуй, еще смог бы помериться силой с небольшой мельницей или сразить пару  драконов (не слишком подвижных), если они прянут на нас близ дома. Но искать их самому за пределами кольцевой бетонки! Помилуйте, все поезда гремят, купе невозможно проветрить, кофе вовсе не подают, курить приглашают в промозглый тамбур… Сколь низменна и порочна эта сфера реальности!

С другой стороны, неблагородно со стороны старой милой леди ожидать свершения подвига, от исполнения коего позорно отстраняется джентльмен. Но, может, леди более подвижна и любопытна? Доныне, небось, совершает ежегодное паломничество к брегу Невы? Тогда оно (мое ветхое существо) готово мужественно выехать к ней навстречу и встретить в Москве. Если наши отвлеченные очертания, наполняясь живой жизнью, сумеют не рассориться в электричке до Фрязино (это ведь больше часа общения), то смогут ознакомиться друг с другом поближе, решить, что делать им в мире мер со своими безмерностями, и, может, даже выбраться в благословенный лес. А может, и в Консерваторию!? в Третьяковку!!?

Я всерьез предлагаю тебе добраться до Фрязино – ведь это единственное в мире место, где нам гарантировано полное уединение безо всяких хлопот. Сын приезжает единожды в месяц. В выходные меня посещают (обычно поодиночке) два-три приятеля, представляющие разные отрасли знания, а прочие дни я живу бирюком, остерегаясь знаться даже с продавцами продуктов питания. Если с кем и общаюсь, так только с кактусом, с принтером (когда он барахлит) или с собой: это только на бумаге я такой бойкий, а общаться вживую так разучился, что иногда в разгар разговора доводится не однажды переспрашивать не только кактус, а и себя.

 

Вот, собственно, и все, что имею прямо ответить на прямой вопрос, ретроспективно обнаруженный в твоем послании. Вопрос о встрече вживую, на этом свете.

Неужто такое еще возможно? Звонит звонок, отворяя дверь в мреянье времени. Ты едва переступила порог, как… И соседям, наверное, слышно, с каким грохотом я обрушился к твоим стопам вязанкой старых интинских дров. Лежу, гляжу на тебя в гибельном восторге и думаю: а что же мне с этим счастием делать? Написать ему еще одно письмо? Так поздно!