Литературная критика

Эмигранты покидают Россию

Но порой я и у себя дома, в Петербурге, чувствую себя не то что там
иностранкой или же эмигранткой, а вообще инопланетянкой. Вот
буквально несколько дней тому назад включила радио и
услышала, что некий писатель по фамилии не то Круглов, не то Шаров
не смог опубликовать в журнале "Новый мир" свою повесть
из-за расхождений в трактовке учения уже упоминавшегося мной
Николая Федоровича Федорова. Писатель подверг критике мысли
Федорова, тогда как члены редколлегии журнала собирались
сделать их чуть ли не стержнем в концепции новой национальной
идеи России. Причем происходило это аж в самом начале
девяностых, когда я, вынуждена признаться, и вовсе еще жила совсем
бездумной и растительной жизнью. И вот, в это мгновение,
прослушав эту драматическую историю, я почувствовала себя
натурально свалившейся с Луны: настолько невежественной, грубой и
тупой я себе показалась в сравнении с просвещенными
сртрудниками "Нового мира" и писателем Кругловым-Шаровым!

В довершение всего, ночью мне еще приснился совершенно сумасшедший
сон: яркий, цветной, со звуками и даже с запахами. Помню, я
ощущала во сне резкий пряный и сладостный запах опопонакса,
которого на самом деле я не только не нюхала, а даже никогда
и не видела, и голос, как бы за кадром, произнес: «Пиво
Опопонакс – лучше не бывает!» Я увидела двух девушек,
переходящих через Фонтанку по Аничкову мосту и одна громко говорила
другой: «И вот они поставили здесь памятник чижику-пыжику. На
него все кидают денежки, и если денежка ему на головку
упадет и задержится на подставочке, на которой он стоит, то все у
тебя будет хорошо - благополучие, деньги, достаток, все
будет.» И вдруг я как будто очутилась в теплом, уютном,
защищенном от внешних воздействий месте – у меня и раньше иногда
возникало такое ощущение, но на этот раз все было гораздо
приятнее. Мало того, я как будто увидела внутренним взглядом
вереницу ежиков, в красных с золотом попонках, которые
напоминали мне мраморных слоников вроде тех, что я когда-то видела
на салфетке на буфете в доме моей тетки...

Однако нет худа без добра! После этой радиопередачи я все же
заглянула в энциклопедию и теперь имею хотя бы самое общее
представление об идеях Федорова... Впрочем, нет, не совсем так. Лет
пятнадцать назад я уже, по-моему, слышала это имя, но потом
начисто забыла. Стоит ли удивляться после этого, что у
России до сих пор нет внятной национальной идеи! Ведь большинство
ее населения, наверняка, составляют такаие же
легкомысленные профаны, как и я! В кругу моих знакомых, например, нет ни
одного человека, который бы всерьез относился к идее о
научном воскрешении предков! А жаль! Лично я считаю, что это
вполне реально, к сожалению… Потому что Циолковский, который
тоже, вроде бы, был поклонником Федорова, наверняка задумал
свои космические аппараты для того, чтобы потом отправлять на
Луну таких, как я. Не исключено ведь, что впоследствии именно
Луна станет местом ссылки для неугодных писателей, каким
раньше было Михайловское для Пушкина или же Париж для многих
русских писателей и философов. Сам Циолковский, по-моему, с
детства был полностью глухим и еще с какими-то дефектами от
рождения, так что он, вообще, скорее всего, женщин должен был
ненавидеть и, наверняка, не прочь был бы их всех отправить
на Луну. То есть, задумав свое безумное изобретение, он ведь
мог только прикрываться Федоровым и его гуманными
намерениями воскресить всех умерших и планомерно расселить их во
Вселенной, а на самом деле, в глубине души, руководствовался
совсем другими мотивами. Так ведь очень часто бывает! Владик
Монро на одной из своих фотографий весьма удачно, по-моему,
перевоплотился в Циолковского. Создал очень точный образ! На
постели, облокотившись на подушки, лежит дряхлый старик с
бородкой и в очечках. Его горящий взор устремлен куда-то в
туманную даль, а рядом, у его ног, сидит юная девушка и с
восторгом смотрит на своего кумира. Глядя на эту картину, как-то
невольно и сразу постигаешь скрытый смысл открытий
Циолковского, даже не надо учиться в техническом ВУЗе!

Однако все эти мысли и мечты об общенациональной идее происходят,
по-моему, главным образом от того, что в России так и не
появилось какого-нибудь объединяющего всю нацию произведения,
каким стали для Америки, например, "Унесенные ветром". В "Войне
и мире", как я уже сказала, слишком много нарочитой
философии, которая все портит. Пожалуй, такой книгой могло бы стать
"Хождение по мукам" Алексея Толстого. Тоже ведь гражданская
война и тоже "унесенные ветром" человечки, порхающие по
миру в поисках своего маленького человеческого счастья.

«Хождение по мукам» был любимым романом моей мамы, она мне и
рекомендовала его прочесть. Что я и сделала, а мне было тогда,
кажется, лет двенадцать. Я была совершенно потрясена красотой
описаний жизни до революции, которую Толстой живописал с
особым смаком, но ее, к сожалению, было мало. Больше всего мне
тогда понравился образ актера Мамонта Дальского, безвременно
закончившего свои дни под колесами трамвая – я долго по нем
горевала и все перечитывала те страницы, где он еще жив,
специально останавливаясь и не доходя до того места, когда он
погибает. Таким образом у меня создавалось впечатление, что
он просто забыт автором и где-то там, за кадром, продолжает
жить, играть, ходить, говорить. Правда когда я чуть позже
посмотрела фильм по этому роману, Мамонта Дальского в моем
сознании совершенно затмил колоритный анархист с одесским
акцентом Лева Задов, все время повторявший: «Я Лева Задов, со мной
шутить не надо!», - ударяя при этом по столу огромным
пистолетом…

Мысленно перечитывая заново сегодня эту книгу, я нахожу ее даже в
чем-то оригинальной и парадоксальной или же, по крайней мере,
остроумной. Все почти как у Селина: у тебя забирают твой
дом, имущество пускают с молотка, грабят, короче говоря, а на
твоих стульях и за твоим столом уже сидят какие-нибудь
обыватели, мсье со своей мадам, и обсуждают, куда они летом поедут
в отпуск, а их маленькая дочурка беззаботно бренчит на
расстроенном рояле... Только, в отличие от Селина, Алексея
Толстого почему-то больше всего волновали именно судьбы
последних. Такая книга безусловно могла бы объединить нацию!

Единственный недостаток "Хождения по мукам" – то, что этот роман
написала не женщина. Если бы автором была женщина, да еще
впоследствии попавшая под трамвай или автобус, вот тогда русским
не пришлось бы особо ломать голову над тем, что их всех
теперь объединяет. То есть «Хождению по мукам», несмотря на
название, не хватает все-таки некоторого драматизма и ощущения,
что эта книга, на самом деле, написана очень слабым и
беззащитным существом. Сам автор тоже, кажется, это
бессознательно понимал, поэтому и сделал главными персонажами романа
женщин: двух сестер, Катю и Дашу. Однако этого оказалось
недостаточно. Конечно, в лице Алексея Толстого было что-то бабье и
волосы у него, судя по портретам, в молодости были длинные и
кудрявые и спадали почти до плеч, но все-таки он – не
женщина, во всяком случае, я никогда не слышала никаких
литературоведческих дискуссий на этот счет. Поэтому как историк
литературы могу с уверенностью констатировать: Алексей Толстой
не был женщиной! А в результате, одна часть русской нации
объединилась вокруг «Мастера и Маргариты» Булгакова, а другая –
вокруг «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. И это
печально! Поневоле задумаешься над единой общенациональной идеей,
причем такой, которая могла бы объединить членов редколлегии
«Нового мира», писателя Круглова и таких, как я. Прямо
скажем, задача не из легких!

Однако, с другой стороны, раз такая книга до сих пор не написана,
то, например, у меня есть все шансы ее написать. Название
напрашивается само собой: «Унесенные волнами». Как ни крути, а
волн эмиграции было три. Именно волн! Не знаю даже, кто их
сосчитал, но так уж повелось говорить: «первая волна
эмиграции», «вторая волна» и наконец, «третья»… Очень удачная
метафора, между прочим, с волнами – гораздо удачнее, чем у
Леонтьева с подгнивающим телом, на мой взгляд. Интересно, кому
первому пришел в голову такой образ, ведь в русской литературе и
моряков-то толком не было – одни врачи и сумасшедшие
инженеры-железнодорожники! Может быть, какой-нибудь философ,
глядя за борт корабля, уплывающего в Штеттен в двадцать втором,
до такого додумался? А может, участника юбилейного
средиземноморского круиза вдруг озарило?.. Теперь уже трудно сказать.
Такое впечатление, что эта метафора существовала всегда!

А ведь все так и есть, точнее не скажешь! Не то, чтобы обычный
человек, но даже писатель, будь он хоть семи пядей во лбу – не
более, чем щепка на волнах жизни. И с дистанции времени это
видно очень хорошо, даже можно не открывать ничьих книг и
ничего не читать. И судя по всему, никто давно уже ничего и не
читает, а все только цепляются друг за друга, и особенно за
тех, кому удалось хоть немного поймать волну Если тебе
повезет и ты застанешь волну на подъеме, хотя бы даже на самом
излете, хоть чуть-чуть, самую малость – значит у тебя есть шанс
и тебя заметят… Если нет – затеряешься где-нибудь в
блокадном ленинградском дурдоме, как Хармс, или же будешь
переписывать ноты в оккупированном Париже, как Божнев… Писатели – это
щепки на волнах жизни, я бы так сказала… И теперь, облетая
на самолете «место крушения» русской литературы, с высоты
птичьего полета, если так можно выразиться, это прекрасно
видно.

А вот Алексей Толстой и сегодня вовсе не кажется такой щепкой. Он
умел ловко поймать волну и писал о хозяевах жизни. Жаль, что
его книги сейчас уже почти никто не читает!