Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Г. Шульпяков

Мы уже публиковали франгменты
из книги застрольных бесед Хью Одена в переводе Глеба Шульпякова.
С тех пор, в издательстве «Независимая газета» вышел полный текст
«Table talk», отдельные её экземпляры были замечены в столичных
магазинах. Однако читают нас не только москвичи и гости города.
Для тех, кому книжка эта до сих пор недоступна, мы обнародуем
второй фрагмент извлечений. Если читательская общественность выкажет
интерес, публикация будет продолжена.

Непременно.

Как пишет переводчик, «Table Talk — это одновременно и
быстрое, и очень медленное чтение. За каждой фразой здесь стоит
система прожитых ценностей и реального человеческого опыта, просто
в словах проскальзывают они слишком быстро.

В этом тексте Оден живет в лучшую пору своей жизни. Сорока лет
от роду, он уже ушел от марксизма и Фрейда, но еще не безнадежно
«вошел» в христианство и философию Кьеркегора.

Он пока что на перепутье — он слушает оперы в Метрополитен, тоскует
о возлюбленном и пьет разнообразные напитки. Он сопоставляет и
мыслит, и, несмотря на количество выпитого, в этом тексте Оден
живет в самую трезвую часть своей жизни. Ничего еще не решено.
Война окончена, но никто еще не знает ее последствий. Да и нет
нужды делать окончательные выводы. Век тревоги достиг высшей точки
своей траектории — и завис в пространстве. Что будет дальше? Как
повернется судьба Одена и «всех этих Соединенных Штатов»?

Ничего не известно».

Записал Алан Ансен.

Перевод с английского и комментарии Глеба Шульпякова.

Декабрь, 11, 1946

Я задержался после лекции и подошел к Одену со следующим
вопросом.

Ансен: Как вы считаете, Шекспир согласился
бы с вашей интерпретацией его произведений?

Оден: Какая разница — согласился или
нет? Есть тексты, и этого вполне достаточно. И вообще Шекспир
писал «Генри IV», преследуя две цели: показать тогдашним молодым
англичанам, насколько опасен тип вроде Принца Генри, и что такое
по-настоящему главный герой. Ведь запоминается в конечном итоге
не кто-нибудь, а Фальстаф! (Фальстаф — еще одна фигура из
пантеона Одена, образ человека, движимого не волей или страстью,
а сиюминутным, а потому по-детски невинным, желанием. Оборотная
сторона воли и страсти — страдание. Философская цель Одена — не
преодоление страданий, а создание условий, при которых страданию
нет места в жизни. Сангвиник Фальстаф, который ничего не принимает
всерьез — вариант «идеального героя». В его мире нет страдания,
потому что все его поступки и слова притворны. Единственное, что
ему необходимо — внимание окружающих. Сфера реального обитания
такого героя — present continuous tense, настоящее время, в котором
невозможно самое угнетающее страдание — страх смерти — поскольку
в настоящем времени смерти не существует. Самое «удобное» искусство,
в котором такой герой лучше всего «смотрится» — искусство «настоящего
времени» — опера. Что последнее сочинение Верди и доказало).

Ансен: У вас есть на примете какой-то
бар?

Оден: Нет, мы пойдем ко мне домой.

Ансен: Не хотелось бы выглядеть назойливым.

Оден: Но я ведь сам вас приглашаю.
И потом, я все равно вас скоро прогоню, так что можете не беспокоиться.
Я сейчас работаю над составлением антологии произведений Бэтжмена
(Джон Бэтжмен (1906–1984) — английский поэт, писавший с оглядкой
на викторианские традиции. Был избран поэтом-лауреатом в 1972
году (почетный «придворный» титул, учрежденный в Англии в семнадцатом
веке. Давался пожизненно. В обязанности поэта входило сочинение
стихотворений по случаю юбилеев, торжеств и т.д. Избранные стихотворения
и проза Бэтжмена с предисловием Одена вышли в Америке в июле 1947-го).
И еще я только что закончил свою книгу.

Ансен: «Век тревоги»?

Оден: Да. Получилось чудовищно затянуто.
Не знаю, как ее будут воспринимать в таком виде (барочная
эклога «Век тревоги» («The Age of Anxiety») вышла в издательстве
«Рэндом Хаус» в 1947 году. Подробнее о ней мы поговорим ниже).

Ансен: Я был жутко подавлен вашей
рецензией на книгу о Джерарде Мэнли Хопкинсе. Вы были исключительно
добры, списав просчеты автора на несовершенство системы университетского
образования.

Оден: Никогда не знаешь, что сказать,
когда пишешь о книге, которая тебе не нравиться. Писать длинную
рецензию на плохую книгу — гиблое дело (ср. высказывание
Одена в предисловии к сборнику собственных эссе «Рука красильщика»
(1963): «Предписание: «Не будь побежден злом, но побеждай зло
добром» — во многих сферах жизни невозможно исполнить буквально,
но в сфере искусства оно — общее правило (...). Ибо единственное
стоящее дело критика — умолчать о том, что он считает плохим,
и изо всех сил поддержать то, что считает хорошим, особенно если
это хорошее недооценено публикой» (здесь и далее, кроме специально
оговоренных случаев, перевод мой — Г. Ш.).
В таких случаях надо просто ее анонсировать — что она вышла —
и, может быть, дать короткое резюме. Так что зря «Партизан ревью»
уделяет так много внимания книгам, которые сами по себе незначительны.

Мы заходим в квартиру Одена и я замечаю новую тахту, обитую
зеленым вельветом.

Ансен: Вы читали прозу Вагнера?

Оден: Проза Вагнера мне кажется слишком
утомительной для чтения. Я прочитал о евреях в музыкальной культуре
и о происхождении языка (имеется в виду книга Вагнера «Das
Judenthum in der Musik» 1869 года и рассуждения о происхождении
языка в его же книге «Oper und Drama» (1869)). Что вы будете
пить — херес или красное вино? Я думаю, для этого времени больше
подходит вино (хотя вслед за разговором о Фальстафе было
бы уместнее выпить херес).

Оден наполняет стаканы на четверть вином. В течение вечера
он подливает себе вдвое чаще, чем мне (Здесь стоит
сказать несколько слов о легендарном пьянстве Одена. Для этого
надо вспомнить распорядок его дня. По утрам — при искусственном
свете — Оден работал. Вечером, после захода солнца, призывал общаться
— и выпивать. О «совах» высказывался в том смысле, что «по ночам
работают только Гитлеры». Выпивка сводилась к бесконечным стаканчикам
с красным вином — или бокалам с martini’s: жуткой американской
смеси из джина и вермута, которая незаметно, но здорово дает по
мозгам.

Укладываясь спать, Оден ставил рядом с койкой рюмку водки
— для того, чтобы заснуть после ночного похода в туалет, если
приспичит. С годами пристрастие к алкоголю усиливалось. Вот как
вспоминает об очередной встрече Одена и Стравинского за ужином
21 января 1964 года Роберт Крафт: «Нью-Йорк. Ужин с Оденом. Перед
ужином он выпивает кружку пива, во время ужина — бутылку шампанского,
после — бутылку хереса (sic!). Но, несмотря на этот список напитков,
Оден не только умудряется не запьянеть, но способен демонстрировать
нам пируэты своего интеллекта, как если бы алкоголь превратился
в его организме к ихор (жидкость, которая заменяла кровь в жилах
греческих богов. — Г. Ш.)». А вот теоретическое
обоснование пьянства, данное самим Оденом в его эссе «Собака Принца»,
посвященном Шекспиру, точнее — его Фальстафу: «Когда-то мы все
были Фальстафами: а потом стали социальными существами, наделенными
супер-эго. Большинство из нас смирилось с этим, но есть люди,
в которых жива ностальгия по невинному состоянию самоценности,
поэтому они отказываются принимать взрослую жизнь и ищут способы,
чтобы вновь стать Фальстафом. Самый расхожий способ вернуться
в такому состоянию — бутылка». Там же: «На пьяницу противно смотреть,
его неприятно слушать, его жалость к себе ничтожна. И, тем не
менее, его образ не дает покоя трезвеннику. Его отказ, возможно,
по-детски наивный, принимать реальность этого мира, заставляет
нас посмотреть на мир другими глазами, проанализировать мотивы,
в силу которых мы считаем этот мир приемлемым. Пьяница сам заставляет
себя страдать, но это страдание подлинно, оно напоминает нам о
страдании, которым переполнен мир и о котором нам легче не думать,
поскольку, раз однажды мы приняли этот мир, мы несем ответственность
за все, что в нем происходит»).

Очень странно, что тема денег не нашла отражения в американской
литературе. Если ты писатель, ты должен знать толк не только в
любовных историях, но разбираться в меню и знать, что сколько
стоит. Даже Фитцджеральд (Фрэнсис Скотт Фитцджеральд (1896-1940)
— американский писатель. В его романе 36-го года «Провал» есть
совершенно оденовская строчка «В ночных потемках души часы всегда
показывают три утра». Естественно, Оден использовал эту строчку:
см. главу «Бегство в Египет» из рождественской оратории «На время»,
где «Голоса пустыни» поют лимерики в честь новоприбывших Ди-Пи
— то есть в честь Святого Семейства) умалчивает о том, например,
как финансовый кризис отразился на судьбе его героев.

Ансен: Но тогда мне непонятно, почему
вы с такой неприязнью отзывались в свое время о Троллопе (Энтони
Троллоп (1815–1882) — английский писатель и почтовый служащий.
Автор нескольких усовершенствований в системе почтового обслуживания
и знаменитого цикла романов «Барчестерские хроники», где с детальной
неторопливостью была изображена жизнь провинциальной Англии).

Оден: Видите ли, Троллоп не досконален
в этих вещах. В известной степени он приукрашивал действительность.
А вот Бальзак действительно великолепно писал о деньгах. Удивительно,
насколько американцы стесняются говорить о финансовых проблемах.
Они вам скорее расскажут о своей сексуальной жизни — со всеми
подробностями, кстати — чем о том, сколько они получают. Они считают
англичан скрытными, но первый вопрос, который англичане задают
друг другу при встрече, это «Сколько ты зарабатываешь?». Я тут
как-то был в налоговой полиции. Так вот, когда они закончили,
я пришел в ужас: они посчитали все, что было можно, даже гонорары
за фотографии. Я было подумал даже, что меня посадят. Нет, люди
в Америке все-таки слишком много внимания уделяют деньгам. Как
будто это чистое золото.

Знаете, я рад, что мне пришлось зарабатывать себе на жизнь, когда
я покинул колледж (после того, как Оден ушел из колледжа,
он некоторое время работал школьным учителем, а с 1940 по 1944
год жил на финансовые дотации Каролины Ньютон, богатой дамы из
Пенсильвании — и на гонорары). Если бы я был рантье — существует,
между прочим, большая разница между доходами с земель и доходами
с акций и недвижимости — я бы ничего не делал. Вел бы беспутную
жизнь и перманентно безобразничал. Рантье в Америке приходится
нелегко. Он начинает пить. Вообще, ему лучше перебираться в Европу.
Необходимость поставить соседей на место ведет к пьянству — чтобы
произвести на них впечатление. Невообразимое количество американцев
занимаются работой, которая кажется им скучной. Даже богач считает,
что ему просто необходимо каждое утро спускаться вниз, в контору.
Не потому, что ему это нравится, а потому, что он не знает, чем
еще ему заняться. Хотя теперь я мечтаю, чтобы кто-то умер и оставил
мне изрядное количество денег. Да, теперь мне необходим постоянный
доход (Ср. со строками «Доллар всемогущий» из сборника эссе
«Рука красильщика»: «В Америке ценят не деньги как таковые, а
умение их заработать — то есть доказать, что ты не зря носишь
звание человека; как только ты заработал деньги, они перестают
иметь значение и могут быть потеряны или истрачены. История еще
не знала общества, где состоятельные люди с такой легкостью расставались
бы с нажитым. Несостоятельный американец испытывает чувство вины
из-за своей бедности, но не в той степени, как американский рантье,
который получил деньги в наследство, но не делает ничего, чтобы
приумножить свой капитал. Что остается рантье? Пить и посещать
психоаналитика»).

Ансен: У меня тоже есть склонность
к паразитизму.

Оден: И вообще, я не понимаю, почему
считается зазорным писать для массовых изданий. До тех пор, конечно,
покуда они не вмешиваются в твои тексты. Конечно, они могут изменить
пару слов, чтобы текст был более понятными. Это ничего не решает.
А вот когда они просят изменить направление твоей мысли, это уже
проституция. Тогда надо сразу уносить ноги. Я не переношу людей,
которые просят меня продать им статью подешевле «ради общего дела».
Я всегда продаю статьи по высшей расценке. Иногда можно получить
пятьсот долларов за заметку, которую сам ты считаешь ничтожной.
И наоборот, иногда получаешь двадцать пять долларов за то, чему
отдал массу энергии. Сказочное золото, сказочное золото...

Знаете, однажды в Вашингтоне мне пришлось посетить Пентагон —
и это был случай напрямую из Кафки. Так вот, когда я выходил через
проходную наружу, меня остановил охранник и спросил: «Эй, а куда
это вы направляетесь?». «Я хочу выйти наружу»,— ответил я. И он
сказал: «А вы уже снаружи» (см. эссе Одена о Кафке «Человек
без «я»: «Однажды во время войны я провел долгий и утомительный
день в Пентагоне. Выполнив задание, я шел по длинному коридору
с одним лишь желанием — поскорее попасть домой. Когда я подошел
к турникету, стоящий неподалеку охранник строго спросил: «Вы куда?».
«Я хочу наружу»,— объяснил я. «А вы и так снаружи»,— ответил он.
На мгновение я почувствовал себя Йозефом К.» (перевод А. Курт).
Оден считал творчество Кафки притчеобразным и на собственном примере
демонстрировал вовлечение читателя в ситуацию притчи. Притчу нельзя
объяснить, — говорил он, — ее надо прожить. Притча интровертна,
опыт ее проживания индивидуален и его невозможно истолковать в
общих категориях. А вот образы героев традиционной fiction собирательны
и экстравертны — поэтому мы узнаем их черты в других людях. Иными
словами: «В реальной жизни мы подчас встречаем человека и думаем:
«Ну этот как будто сошел со страниц Шекспира или Диккенса», однако
никто и никогда не встречал в жизни героев Кафки. С другой стороны,
человек может иметь опыт, который он назовет «кафкианским», тогда
как «диккенсовским» и «шекспировским» индивидуальный опыт быть
не может»).

Ансен: Это случилось до того, как
в вы отправились в Германию? (время с мая по июль 1945 года
Оден провел в Германии в составе американской военной группы по
исследованию последствий бомбардировок на психику людей).

Оден: Нет, после. Я был изрядно напуган,
мне даже снились кафкианские сны.

Дело в том, что во время войны на меня обратило пристальное внимание
ФБР (в июле 1943 года). Кто-то там у них решил, что
я шпион. И вот один фэбээровец мне говорит: «Вы ведь скандинав,
не так ли?». Они там думали, что я только что с подводной лодки
(стоит, однако, отметить, что сам Оден числил в своих дальних
предках именно скандинавов — в происхождении имени «Auden» он
усматривал исландские корни, о чем не раз упоминал в своих сочинениях).
Этот фэбээровец был еще ничего. Он сказал: «Я увидел, как вы зашли
в ресторан с книгой, и сердце мое упало. Я решил, что вы проведете
там несколько часов». «Так почему вы не вошли вслед за мной?»
— спросил я. «Не хотел вас смущать», — ответил он. Как это мило
с его стороны, не правда ли?

Перед тем, как читать мое стихотворение, написанное по заказу
Гарварда, я в течении пяти минут общался с Конантом. «Вот настоящий
враг», — подумал я тогда про себя. Думаю, что обо мне он подумал
так же. Конант — это такой Принц Генри из «Генриха IV», олицетворение
власти в чистом виде. Я ему подыграл, притворившись абсолютным
циником по отношению к политике. Думаю, что он не поверил.

Вы знаете, я все хотел его спросить, было ли решение сбросить
атомную бомбу его решением. Рузвельт пообещал ученым, что бомбу
не сбросят тайком. А потом Рузвельт умер и все пошло к черту...
Говорят, что именно Конант был тем человеком, который сказал последнее
слово.

Ансен: Если это так... Не знаю, увижу
ли я его еще раз, но если увижу, вряд ли смогу разговаривать.

Оден: У меня другие чувства к нему.
Если бы я тогда точно знал, что это он, я бы
подошел и спросил: «Зачем ты это сделал, старая лиса?»

(Начнем издалека. В американских университетах существовала
традиция заказывать известным поэтам стихотворные тексты, которые
впервые оглашались автором на торжественных собраниях членов старейшего
привилегированного общества студентов и выпускников колледжей
«Фи Бета Каппа». У Одена есть два таких текста — или «Phi Beta
Kappa Poems». Один из них был написан по заказу Колумбийского
университета (стихотворение «Музыка не знает границ», демонстрация
изощренного синтаксиса в духе Генри Джеймса). Другой — стихотворение
для Гарварда: «Чью лиру выбрать или Реакционный трактат». Это
— одно из самых популярных стихотворений Одена, где поэт интерпретирует
противостояние Гермеса и Аполлона на материале современной истории.
Согласно легенде, именно Гермес изобрел лиру, сделав ее из панциря
черепахи — и только потом Аполлон, очарованный ее звуками, выменял
лиру у Гермеса на своих коров. В античной мифологии Гермес — покровитель
плутовства и скитаний, он помогает ворам и странникам, то есть
людям переменчивым и непостоянным. Образ Гермеса — посредника
между богами и людьми, который всегда находится «между» — импонировал
Одену, который считал его лучшей аллегорией современного поэта.
Именно переменчивость и непостоянство были для Одена характерными
чертами мыслящего человека, который пытается дать себе отчет в
том, что происходит вокруг. Сам же Оден легко подпадал и под категорию
вора — поскольку всю жизнь работал со стихотворными формами, созданными
до него — и под категорию странника: ибо всю жизнь провел в переездах
с одного материка на другой. Поэтому неудивительно, что Оден безоговорочно
принимает сторону «умудренного Гермеса» — против ницшеанского
Аполлона, который олицетворяет помпезность современной власти
и ее стремление навести тотальный порядок в обществе и умах людей.
Стихотворение было действительно специально написано
для Гарварда — самого помпезного учебного заведения Америки. Помните,
как говорил сэр Джон Фальстаф? «Чтоб мне отравиться хересом, если
я не сочиню на вас всех пасквиля с музыкой, чтоб его распевали
на всех перекрестках» (пер. Б. Пастернака). Так вот, стихотворение
Одена было именно такой — блистательной — поэтической провокацией,
в которой он «досыта изъиздевался» над Гарвардом за его же счет
и с его же трибуны. «Я хотел шокировать все эти напыщенные крахмальные
сорочки», — признавался он литературоведу Энтони Хехту. Одним
из таких современных «принцев генри» был Джеймс Брайант Конант,
Президент Гарварда, член Временного комитета при администрации
Трумана. Именно он, по слухам, и сказал решающее слово в пользу
атомной бомбардировки Японии.

Что касается Одена, то в пику современному «аполлонизму»
он завершает стихотворение призывом придерживаться «недалеких
взглядов». «Недалекие взгляды» — прямой намек на любимого Оденом
персонажа из истории Англии XIX века: англиканского священника
Сидни Смита, который в частном письме к одной даме учил ее (совсем
как наш Чаадаев) принципам гармоничного существования. Среди наставлений
были пункты, близкие Одену конца сроковых, а именно: 1) наслаждайся
книгами; 2) не строй планов дальше послеобеденного чая; 3) принимай
прохладные ванны; 4) не скрывай от друзей своих недостатков; 5)
избегай искусства, которое не дарует душе благости; 6) больше
бывай на свежем воздухе; 7) борись с леностью; 8) трезво оценивай
свои возможности).

Я рассказал Одену о криминальной истории, в которой оказался
мой приятель.

Да, с полицией теперь надо поосторожнее. Им кругом мерещатся подозрительные
люди. Так что с ними надо быть наивным, притворятся другом. Но
когда дело дойдет до деталей, не мешкать с фактами. Знаете, когда
я получал бумаги, касающиеся моего гражданства (Оден получил
американское гражданство спустя семь лет после прибытия на континент
— в мае 1946-го), меня спросили, не коммунист ли я. Потом
задали вопрос о том, какую газету я читаю. Я мог бы ответить,
что читаю «Таймс». А тот парень — ирландский католик — спросил
о «Дейли Уоркере». Я не постоянный читатель этой газеты, но все
же ответил, что да, читаю «Дейли Уоркер». Тогда он спросил, читал
ли я Карла Маркса. «Да»,— ответил я. После чего он спросил, что,
на мой взгляд, произойдет в мире в ближайшие пятнадцать лет. Этот
вопрос меня совершенно заинтриговал. А напоследок он спросил,
не являюсь ли я социалистом и не уличала ли моя жена меня в неверности.

Вы знаете, меня пугает легкость, с которой здесь, в Америке, люди
совершают преступления. Достаточно просто выпить лишнего. Я даже
себя могу представить здесь убийцей. В Англии ты чувствуешь социальные
ограничения, которые сдерживают тебя. Но здесь — здесь с тобой
может произойти все, что угодно.

Ансен: Я думаю, что вам следует ограничиться
перочинным ножиком — как Гете, который ежедневно колол себя им.

Оден: (Улыбаясь)
В Гете мне очень многое не нравится, но иногда я узнаю себя в
нем (Ср. с фразой Иосифа Бродского, которую он обронил в
интервью Дэвиду Бетеа 1991 года: «Не знаю, почему, но мне иногда
кажется, что Уистен... что я иногда — это он». Вывод из силлогизма
напрашивается сам собой, хотя и кажется весьма сомнительным. А
вот как писал Роберт Крафт в своих воспоминаниях об очередной
встрече Одена со Стравинским в 1958-м году: «Оден не только планирует
перевести что-то из прозы Гете, он хочет, чтобы Гете заговорил
у него на языке американской солдатни». Фраза, более чем уместная
в компании Стравинского, который в музыке делал примерно то же
самое: озвучивал классические формы современным языком).

Я недавно своими глазами видел, как на углу 20-й стрит и Пятой
авеню полицейский застрелил человека. Это был грабитель, он ворвался
в автобус и приставил пистолет к голове водителя. Но ему не повезло,
потому что на перекрестке зажегся светофор и полицейский тут же
застрелили его прямо через стекло. Никто из пассажиров не пострадал.
Но можно представить, как они натерпелись. Теперь, если у тебя
в кармане больше одного доллара, на улицу после полудня лучше
не показываться.

Около шести месяцев назад я был свидетелем истории вымогательства.
Моего приятеля буквально приперли ножом к стенке. А денег у него
не оказалось и он телеграфировал мне, чтобы я одолжил ему. Конечно,
я тут же выслал деньги по почте. Но их надо было получать лично.
И когда мой приятель вошел на почту, он тут же перепрыгнул через
стойку и заорал: «Вызывайте полицию!». Да, полицию надо вызывать
сразу же.

Некоторые публикации:

• Елена Калашникова. Без ретуши.
• Михаил Свердлов. Очень несвоевременная книга.